"Иван Ле. Хмельницкий. Книга третья" - читать интересную книгу автора

- Узнаешь, Григорий? - спросил Богдан, заметив волнение брата. Еще по
дороге сюда он думал об этой встрече. - Здравствуй... братишка! -
замявшись, произнес, не зная, как назвать - Григорием или... братом.
- И я рад... приветствовать тебя, Богдан, - довольно смело и
действительно радостно произнес Григорий. - Как хорошо, что ты... А то
мама наша...
- Что с ней? Больна? - забеспокоился Богдан и бросился к хате. Но
остановился и теплее поздоровался с братом. Положил ему на плечи руки. -
Взрослый стал, вон как вымахал!..
Когда Богдан, поддавшись внутреннему порыву, обнял щупленького брата,
тот не сдержался, припал губами к лицу старшего и единственного, такого
сильного своего брата. Затем прижался головой к его груди и дал волю
слезам!
Богдан понял, что эти слезы вызваны не воспоминанием о погибшем отце. В
доме новое горе!..
- Что с матерью? - спросил, направляясь в хату.
А мать уже стояла на пороге. Стояла, поддерживаемая непередаваемой
радостью. Бледная, больная, держась за косяк двери, она вышла встретить
сына. Она, как и все матери на земле, до последнего своего дыхания
вдохновлялась великой силой священного материнства! Пускай колотится
неугомонное сердце, лишь бы не упасть, на ногах встретить сына!
Первым бросился к ней встревоженный Григорий:
- Мама, зачем вы встали?!..
Но Богдан опередил его, подбежал к матери. Взял ее на руки, как
драгоценное, но хрупкое сокровище. Так на руках и понес в хату, подыскивая
слова утешения. Осторожно уложил ее в постель, прикрыв одеялом ноги, худые
и очень жилистые, скрюченные пальцы...
- Какая же вы, мама...
- Слишком легонькая для тебя, Зинько мой...
- Да нет, я не об этом. Разве можно вам вставать, когда здоровье у
вас... - Подыскивал слова, чтобы как можно мягче убедить больную мать, что
ей нельзя вставать с постели.
Матрена то закрывала, то открывала свои заплаканные глаза, словно не
верила, что не во сне, а наяву видит своего первенца. Какой он сильный,
какой родной! Именно таким она хотела воспитать его еще тогда, когда
прижимала головку сына к своей груди, утешала при огорчениях, вытирала на
детской щечке слезу...
Затем она переводила взгляд на худого не по-детски озабоченного
Григория, на его улыбающееся и влажное от слез личико:
- Сынок, что это ты... Мне уже... лучше, - собравшись с силами,
произнесла. Она старалась сдерживать волнение, порывалась встать. Столько
дел у нее, и Зинько приехал... - Гришенька, поди позови Дарину. Скажи,
гость к нам приехал... Это соседская девушка, спасибо ей, помогает нам, -
объяснила Богдану, который до сих пор еще стоял, словно в чужой,
незнакомой хате.
- Давно болеете, мама? - спросил, пододвигая скамью к постели.
- Давно, Зинько... С тех пор, как узнала о постигшем нас горе.
Поднепровье когда-то было для меня колыбелью, а теперь, очевидно, могилой
станет. Но уже не пойду туда умирать, не дойду. А хотелось бы пожить там,
где похоронены родители. Но умирать везде одинаково. Как хорошо, что мы