"Иван Иванович Лажечников. Как я знал M.Л.Магницкого" - читать интересную книгу автора

миссионера. Деятельность по этой продаже поглощала у меня много времени, да
и случалось приплачивать из своего тощего кошелька за те книги, за которые
бедные ученики не могли внести денег.
Заботы тогдашнего христианнейшего Казанского университета и, по примеру
его, подведомых ему гимназий ознаменовались еще тем, что собирали со всего
города нищую братию и угощали ее трапезою, за которою прислуживали ученики.
В каком положении застал я пензенскую гимназию, описал я в статье:
"Материалы для биографии Белинского", напечатанной в "Московском вестнике"
1859 года. Должен здесь прибавить, что с предместником моим мы разошлись в
самых лучших отношениях. Это был старик чрезвычайно высокого роста, с
огромными седыми усами, с бараньими, вставными зубами, с жесткою,
нетерпеливою речью, с длинною тростью, которой стука боялись ученики.
Несмотря на его странности, нельзя, однако ж, было не уважать его за честную
жизнь, за самостоятельность характера, которую не могла сломить бедность.
Дочь его, не первой молодости, но с наружностью, в которой проглядывала
сквозь резкие черты доброта души, сносившая безропотно и гордо свою
печальную участь, еще более возбуждала во мне это чувство уважения. Чета
эта, без всяких общественных связей, без всяких надежд, одинокая в мире,
державшаяся за слабую нить жизни только привязанностью одного к другому, так
и просилась в роман.
Едва успел я, так сказать, осмотреться на новом месте, сделать кое-что
в пользу учебных заведений, мною заведываемых, и приобресть доверенность
пензенского общества, как попечитель поручил мне следствие в саратовской
гимназии по одному скандалезному происшествию между учениками ее, и вместе с
тем назначил меня визитатором училищ Саратовской губернии. Обыкновенно такие
поручения давались профессорам университета, и потому необычайная
доверенность, мне оказанная помимо их, возбудила против меня их
недоброжелательство, которое они впоследствии старались доказать на деле.
Между тем, еще до моего приезда в Саратов, тамошний директор училищ Ч. был
уволен от должности за слабое управление гимназией. Происшествие было
представлено высшему начальству в ужасающих размерах как опасное для
государства проявление антирелигиозного духа в юношестве и наставниках, -
чего и чутьем не слышно было. Я нашел только гадкую шалость нескольких
мальчишек, конечно, непростительную, за которую и взыскание было сделано
мною соразмерно степени вины, как с мальчишек. Нравственное же настроение
учителей было безукоризненное, да и учебная часть в саратовской гимназии
была в лучшем положении, чем в пензенской. Окончив следственное дело и
распутав важные денежные счеты, с которыми связан был тогдашний губернатор
П. по покупке у него дома для гимназии, я принялся обозревать низшие учебные
заведения. Помнится, уездных училищ в Саратовской губернии, этом гнезде
раскольников, было только три. В Царицын я приехал 1-го марта по Волге,
окованной льдом. Во время пути сопровождало меня клегтанье орлов,
описывавших над головою моею широкие круги, как будто бы с недосягаемой для
человека высоты они трубили над ним свое торжество. Тут же кстати посетил я
колонию гернгутеров, Сарепту, полюбовался там оригинальным устройством
общества, которое, однако же, по мнению моему, может существовать только в
небольшой общине, да и здесь, с духом времени, первоначальный устав колонии
постепенно изменяется; полюбовался на пути довольством, чистотою,
нравственно-религиозным образованием и вообще гражданским развитием немецких
колоний. С грустью видел я контраст их в русских деревнях, бок о бок с ними