"Прекрасность жизни. Роман-газета." - читать интересную книгу автора (Попов Евгений)


«Светлый путь»

Из записок путешественника

А между тем — грустно. Специально прочитал целый номер «Литературной газеты» от 24 августа 1984 года и был поражен изобилующим описанием теневых сторон действительности.

«В Северном жилом массиве Ростова-на-Дону плохо, с недопустимыми огрехами строят дома. А чтобы представители авторского надзора подписывали акты заведомо негодных объектов, строители... давали им взятки; убытки колхозов и совхозов Тульской области от падежа скота и бесхозяйственности превысили 5 000 000 рублей; в преступную группу на Ессентукском мясокомбинате входили начальник холодильника, мастер цеха, заведующий приемным пунктом и ряд заготовителей; хищения автозапчастей на Брянском, Мытищинском, Волжском, Горьковском и Ижевском автозаводах, спекуляция и перепродажа бензина; в Московской области 40% грузовиков имели неработающие и неисправные спидометры, в Киеве, в районе только одной из лодочных стоянок, за 15 дней было задержано 120 водителей грузовых автомобилей, которые продали 9 тонн бензина, за семь последних лет количество индивидуального транспорта выросло в 2,8 раза, а продажа бензина увеличилась только в 1,2 раза; на станции Мехнат (Узбекистан) 17 суток без охраны стоял вагон с импортным грузом на миллион рублей, этим воспользовались 32 местных жителя, которые похитили товары на 80 тысяч. Недавно в локомотивном депо станции Курск осуждены к длительным срокам заключения 13 машинистов и их помощников, которые совершили 88 хищений на 93 тысячи рублей; не везде достаточно высока ответственность руководителей, особенно низового звена, тем более опасно, если руководитель сам причастен к разбазариванию или стал участником хищения. Некоторые спектакли Большого театра, идущие в Кремлевском Дворце съездов, мало пригодны для его сцены; на бытовой почве совершается до 68 процентов убийств (среди убитых каждый четвертый — это родственник, фактический или юридический супруг виновного), треть случаев хулиганства, меры же воздействия надо было принять, как потом часто оказывается, намного раньше; в 15 лет многие подростки вступают из мира детства в большую взрослую жизнь, две трети подростков приобщаются к вину именно за родительским столом, а не под влиянием улицы; к сожалению, немало в общежитиях случаев пьянства, правонарушений. В некоторых из них в дни зарплаты не обходится без вызова милиции; хотя продажа водки в торговле за два-три последних года несколько сократилась и растут ее нереализованные запасы, дешевые суррогаты вин имеют не меньшее, если не большее отрицательное воздействие. Кроме того, потребляется большое количество самогона и домашних вин, снижается рождаемость, повышаются заболеваемость и смертность, алкоголизм остается, к сожалению, самым распространенным видом социальной патологии, в ряде городов лишь каждый третий-четвертый человек, нуждающийся в наркологической помощи, может ее получить. В «Пермьсельстрое» среднемесячный заработок постоянных рабочих составил 221 рубль, а «шабашника» — 725 рублей... Бесконтрольность здесь создает почву для взяток и хищений при заключении договоров и снабжении строительными материалами. В том же «Пермьсельстрое» за два последних месяца сумма приписок к объему выполненных работ превысила миллион рублей, на два миллиона незаконно отпущено строго фондируемых материалов, в том числе «шабашникам». В Алтайском крае одна из таких бригад передала некоторым руководителям Новосибирского метростроя около 30 тысяч рублей в виде взятки за незаконный отпуск материалов. Чувствуя кое-где безнаказанность, спекулянты орудуют на вокзалах и рынках, В парикмахерских и магазинах, доставляют «вразнос» товары на дом и в учреждения, используют трудности в обеспечении населения некоторыми видами продуктов питания. Введены более строгие санкции за преступления рецидивистов и нарушение режима в колониях; количество транспортных происшествий возрастает, случаи грубости, придирок и даже поборов со стороны некоторых сотрудников ГАИ еще не изжиты; абсолютное большинство пьяных нарушают общественный порядок. В Киеве прошло несколько судебных процессов над работниками торговли, по которым уже осуждено около ста человек, такие же строгие меры по отношению к руководителям торговли приняты в Москве и в Ростове; в продовольственных магазинах действуют еще довоенные, то есть завышенные, нормы усушки и утруски: часто и хитрить не надо: и без того получаются излишки. В организации медико-генетической службы остается много нерешенных вопросов и трудностей. Вологодский мясокомбинат «не вписался» пока еще в систему РАПО, производит эфемерных бычков. Когда жители Винницы открыли поутру краны, вода воняла. Остановились пищевые предприятия, больные бранили санитарок, моющих в больницах пол гнилостной водой, люди бродили по улицам с ведрами. Штурмовщина на производстве; никто из пассажиров точно не знает, когда придет автобус; воинствующая демагогия, ставшая у некоторых житейской обыденностью; спекуляция дорогими для нашего общества принципами и правилами, которые не могут не вызвать сочувственного отзвука,— этим все чаще стали пользоваться осовременившиеся мещане, воюя за ничтожные, эгоистические свои интересы...»

Хватит! Нету сил больше вспоминать, что я еще вычитал в этой газете за 24 августа 1984 года, хотя были там конечно же и другие, более радостные, более оптимистические материалы. Например, передовая Я. Акима о празднике знаний, или статья Л. Васильевой о советской женской поэзии, или подборка воспоминаний участников Первого съезда советских писателей, состоявшегося в том самом 1934 году, со времени которого и началось победное шествие этой литературы по стране и миру, за время которого шествия литература эта достигла такого небывалого расцвета и таких высот, что у всех, кто ее еще читает, захватывает дух и им просто совершенно нечего сказать в ответ или в свое оправдание, что они живут совершенно не так, как следовало бы.

Воруют, таскают, грабят, режут, берут взятки. Хватит! И я всерьез задумался: действительно ли все так мрачно и неужели в жизни уже нет места чему-нибудь хорошему, светлому, прекрасному? Я сильно разволновался и задумался, хотя ведь в той же самой газете было написано, что:

делается «...все, чтобы каждый советский человек спокойно работал на благо Родины, веря в твердый правопорядок и законность, которые ему обеспечивает Советское государство; репертуар Кремлевского Дворца съездов обогатился, например, такими постановками, как опера «Война и мир» С. Прокофьева, балеты «Гаянэ» А. Хачатуряна и «Индийская поэма» У. Мусаева; выступление «Литературной газеты» обсуждено на рабочих собраниях, в цеховых партийных организациях, в трудовых коллективах подразделений домостроительного комбината; развитием Крыма на более длительную перспективу занимаются научные организации республики и Крымский облисполком; ордена получили П. А. Загребельный, С. И. Беглов, издательство «Советский писатель»; Н. Я. Самохину 50 лет, он издал около двадцати книг прозы в нашей стране; М. Шагалу 98 лет, он говорит: «Я лишь знаю, что был честен»; Л. Хеллман завещала часть своего состояния на создание фонда помощи писателям, разделяющим марксистские убеждения; в Швейцарии, в Базельском музее, открылась выставка, посвященная творчеству композитора Игоря Стравинского; А. Кушнер мечтает побывать в Армении; Л. Васильева говорит: «Беру прозу, какие радующие имена — В. Белов, В. Распутин, а В. Крупин, В. Личутин, А. Проханов, А. Ким, В. Маканин — внушительная картина», и задает вопрос: «Но почему тогда я с жадностью погружаюсь в мир литературных мечтаний и ожидаю — нет, жажду нового писателя?» А Демьян Бедный сказал 29 августа 1934 года: «Большинство того, что собрано в моих 20 томах, это — разного калибра застывшие осколки, которые когда-то были разрывными снарядами. Осколки застыли, заржавели, может быть, но они честно сделали свое революционное дело и имеют право рассчитывать на революционное уважение...» Таушан Эсенова, народный писатель Туркменистана, вспоминает: «Как же мы все — «дети разных народов» — были молоды, романтично настроены и преданны литературе: Аркадий Кулешов, Анатолий Софронов, Борис Ручьев, Семен Бабаевский, Константин Поздняев, Эди Огнецвет, Микола Нагнибеда, Мирварид Дильбази, Микола Упеник, Александр Яшин и многие другие — около сотни юных рыцарей литературы!»

Думая, я вышел за околицу степного крымского селения А., в котором тогда проживал, и направился к морю.

Немного об А. Селение это не испытало на себе владычества коренного населения Крыма, так как образовалось из небытия лишь два с половиной десятка лет назад. Мрачная и дикая морская красота окружает степное селение: крутой глинистый обрыв, слоеный пирог природы, отвесным уступом рассекает кромку неба и берега, под знойным ветром трепещут ореховые деревья, высаженные рукой советского человека назло природе, сияет огнями новый сельский Дворец культуры, и совершенно почти никого нету пьяных. А из недостатков лишь то, что уж который месяц не работает баня и жители ездят на автобусах мыться в Симферополь, страшно матерясь. Еще есть различные недостатки: с планом, поливными землями, дисциплиной. Да я не о том хочу... Не об обыденном, а о хорошем, светлом, прекрасном. Ведь я мучительно ищу светлый путь и хочу, чтобы все его узнали посредством моих сочинений. Чтоб трогательно шествие шагало по этому пути. Шагало, шагало и не останавливалось... Итак, я шел по лунной асфальтово-бетонной дорожке к морю.

Или — нет. Я волнуюсь, путаюсь, не так это было... Я шел ясным, ослепительным даже, не то что светлым, днем, начитавшись «Литературной газеты», и вдруг увидел мертвого дельфина, вернее — дельфиненка.

Сжалось сердце! Я сначала не понял, что это дельфин, вернее — дельфиненок, а думал, что это какая-нибудь крупная рыба: осетр, белуга, но потом вспомнил, что такие рыбы обитают лишь в Каспийском море, а отнюдь не в Черном, и у меня сжалось сердце! Я понял, что это действительно дельфин, или, вернее — дельфиненок. Мертвый!

Мертвый! Как странно и мрачно звучит это слово! Существо жило, игралось в волнах, посылало неведомые сигналы вызывая догадку у человечества о всеобщем братстве зверей, людей, растений и птиц, и вот теперь оно мертво и лежит, разлагаясь, облепленное черными маленькими мушками до синеватой черноты, с выеденными глазами, ноздрями. У него маленькие свиные ушки, у него остренькое дельфинье рыльце, от него исходит еле уловимое трупное зловоние! Смертельный ужас охватил все мое существо под этим ясным, безоблачным небом, испещренным следами реактивных самолетов, и я побежал вдоль узкой полоски пляжа, имея справа рыжие глинистые уступы, нависающие и готовые в одну секунду ринуться вниз оползнем, сминая меня, выбивая из тела кости, разрывая суставы, кожу, внутренности, а слева бесконечно уходило вдаль до Сочи и Турции безмятежное Черное море, привыкшее за множество веков и тысячелетий ко всему на свете, в том числе и к моим преувеличенным эмоциям.

Не скажу ничего нового, кроме того, что море меняет свой цвет и дух ежесекундно. Стоит лишь пристально посмотреть на него, как оно то сожмется, то увеличится, то вдруг гамма его цветовая, как гамма «до-ре-ми-фа-соль», по всем клавишам... да я не знаю, не о том я, я всегда не о том...

Дельфин, вернее — дельфиненок мой мертвый, разлагающийся под крымским солнцем, весь облепленный мухами! Зачем и почему так? Художник Мурад Богаев сказал, что в газете было написано: киты выбрасываются на берег по не известным никому причинам, и когда их вытаскивают обратно в море, то они снова выбрасываются на сушу и там, наконец, погибают, что и заставило старого Мурада подозревать у этих млекопитающих чудовищную тягу к самоубийству, небывалую среди никаких животных, зверей, растений и птиц, а имеющуюся только у человека. Но это — кит, а что же дельфин, вернее — дельфиненок? Рок ли злой выгнал его на сушу иль подлая человеческая рука прибила его, я не знаю. Я ищу светлый путь и думаю только о том, что ищу.

Ночью мне не спалось, и я вышел во двор покурить. Немного еще о крымском селении А. Все жители его в основном работают на виноградниках, выращивая сорта чаус, шашла, матраса и зарабатывая в бригаде от 100 до 150 рублей при норме сбора 360 кг и 13-й зарплате. Одна из работниц, чей портрет, выполненный масляными красками, висит на стенке Дворца культуры, многогодно перевыполняла норму на много процентов, за что получила от правительства ордена: Ленина, Дружбы народов, «Знак Почета», а от совхоза — машину «Волга» в личное пользование для семьи, которая иногда помогала ей в уборке. Жители селения чрезвычайно приветливы, они всегда угостят вас тушеными кабачками, помидорами, вином, предоставят ночлег. У женщин волосы крашены хной, и многие имеют золотые зубы. У них замечательные коттеджи на двух хозяев с двухэтажными квартирами и блочные дома с высокими потолками и подсобными помещениями, стоящие среди выжженной крымской земли, усеянной ореховой шелухой и окурками. В поселке есть лечебно-трудовой профилакторий. Там больные алкоголизмом люди лечатся и одновременно работают на виноградниках и винзаводе. Вот так, не приукрашивая, но и не очерняя, описываю я жизнь селения А. Я был в двух или трех домах селян. Квартиры имеют ковры, паласы, клеенки, красивую добротную мебель, магнитофоны с записями В. Высоцкого, А. Пугачевой, В. Токарева, А. Розенбаума и других певцов. На кухнях, лоджиях и в сараях — запасы на зиму: грецкий и миндальный орехи, «закрутки» с помидорами, огурцами, «перцами», баклажанами, кабачками. Изрядное количество кукурузы в початках и мешках. «Декабрь в наших местах очень жестокий. С моря летят соленые ледяные брызги, по степи задувает ветер, перекатывая ошметки грязи, снега, ковыля, поэтому мы готовы к зиме»,— говорят жители, уверенно глядя в будущее. В селении действует музыкальная школа, и зачастую на улицах можно встретить детей с нотными папками в руках. Вот идет маленькая Маричка, дочка Тамары Д., муж которой работает сезонным фотографом на пляжах Южного берега Крыма, а до этого был мясником. Смешно подрагивают аккуратно заплетенные косички школьницы. «Куда ты идешь, Маричка?» — «О, здравствуйте, дядя Женя! Я иду к врачу на прогревание гланд, а потом в школу. Приходите вечером, я вам сыграю на пианино...» Муж Елены Л. шабашит в Херсонской области. Дома у них чисто, уютно. Две дочери, семи и восьми лет, учат уроки. По телевизору показывают концерт мастеров искусств Каракалпакской АССР. Хозяйка, тридцатилетняя Елена Л., любит поэзию Антонио Мачадо, сопоставляет его с Сергеем Есениным через строчки стихотворения «Мальчик такой сопливый стоит ковыряет в носу», знает наизусть много стихов Габриэлы Мистраль и Эдуарда Асадова.

Но — дельфин, вернее — дельфиненок! Ах, не спится! Не спится старому ветерану фронтов художественной литературы! Выкурив папиросу «Ялта» (30 коп. 20 шт.), я вновь иду по светлой лунной дорожке к морю, и дивно, таинственно дышит уснувшее, наработавшееся за день селение. В домах и хатах разметались во сне хлопцы, девчата, мужики, бабы, дети, командированные, отдыхающие и другие категории людей. В ночном воздухе мерно раскачивается видавший виды фонарь. Светлый путь! Ты устремлен прямо на запад, к Черному морю по асфальтово-бетонной дорожке, искусно выполненной рабочими города Белгорода, за что дирекция селения позволила им выстроить близ моря пятиэтажный дом пансионата, где они и живут дружно, отдыхая, набираясь сил перед грядущей работой, оглашая окрестную тишину звуками южнорусской речи. Но сейчас и они спят, разметавшись. Днем они пили пиво и играли в футбол. Спокойной, мирной ночи и вам, разметавшиеся парни! Пусть доброе небо нашей Родины никогда не огласится звуками военного присутствия армий других стран, и тогда все мы будем счастливы, счастливы, счастливы, и, мерцательно дыша, вглядываясь в будущее через полуопущенные ресницы, мы ровно будем двигаться к счастью, счастью, счастью!.. Страшно ночное море при любой погоде! Даже теперь, когда ночная тишь застыла и не шелохнется волна, все кажется, что море — это затаившееся недоброе чудовище, в любую минуту готовое сожрать нас, нашу действительность и наше счастье, все кажется, что вот сейчас, да, именно сейчас оно вдруг оживет, вспенится, и черная волна, высотой в сто пятиэтажных домов с ревом кинется на берег и пройдет по громадной карте от Крыма до Чукотки, разрушая все то хорошее и святое, что накопили мы в теле и душе страны за 67 лет жизни народа,— и ежеминутное счастье наблюдается хотя бы оттого, что этого не происходит и не может произойти никогда. Фосфоресцировали водоросли, лунная дорожка, продолжая асфальто-бетонную, вела все дальше и дальше в море, пищали чайки, и я насторожился в темноте.

Ибо нечто показалось мне весьма странным. Шурша песком, я проходил мимо места гибели дельфина, вернее — дельфиненка, и ноздри мои, обретшие в этом благодатном краю чудесную способность различать все, даже самые сложные, запахи, вдруг впервые не уловили привычного дневного зловония, и я вдруг остановился в темноте...

...Как громом пораженный, добавил бы я, коли не был столь суеверен. Ибо (и я не вру, потому что исключительно ради описания этой правды и взялся за перо), ибо в эту минуту небеса, расколотые ослепительно яркой, режущей глаза фиолетовой молнией, вдруг разверзлись, и в слепящей, как свет фотовспышки, направленной прямо в глаза, темноте я вдруг увидел все далеко вокруг и во все стороны пространства и времени: залитую мгновенным безжалостным светом всю родную землю, ее тучные поля, ее грибные перелески, луковки храмов, квадратные километры целинных и залежных земель, просторы Мордовии и Чувашии, тянущиеся к небу этажи блочных домов, оленьи пастбища Чукотки, горы Урала и Грузии, высотные здания Москвы, ракеты Байконура, луга, леса, озера и — самое главное: на том месте берега, которое днем вызвало у меня столько печали, стоял аккуратный фанерный обелиск, крашенный зеленой полевой краской, с маленькой красной звездочкой на вершине пирамидки и надписью черными печатными буквами на желтенькой дощечке:

ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ НЕИЗВЕСТНЫЙ ДЕЛЬФИН, ДРУГ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

И — сомкнулись небеса. В наступившей адской темноте вновь слабо мелькнула лунная дорожка, раздался глухой раскат грома, зашуршали сдвигаемые ветром камни, помело пляжный сор, слабо щелкнула первая ленивая капля, и пошел дождь.

Он лил и на следующий день, и в воскресенье. Старые рыбаки сказали мне, что перспектив на хорошую погоду мало, я подумал-подумал да и покинул гостеприимное селение А. совхоза «Светлый путь» Симферопольского района Крымской области Украинской ССР навсегда.