Елена Хаецкая Бугго и пираты

Однажды мы с тетей Бугго запаслись липкими пирожными и тетрадками и устроились в библиотеке на целый день. В доме кишели совершенно ненужные гости. Один из них сунулся было к нам, но из полумрака тетя ловко метнула в него пирожным и попала в глаз. Гость исключительно тонко вскрикнул (хотя это был мужчина) и захлопнул дверь. Больше нас не тревожили.

Я читал жития эльбейских святых, а тетя усердно строчила в своей тетрадке, то и дело облизывая крем с пальцев и оставляя на страницах пятна.

— Подумать только, тетя Бугго! — сказал я, отрываясь от экрана. — Святой Ува настолько глубоко погрузился в Писание, что после его смерти все увидели у него в груди вместо сердца книгу. Тетя заинтересовалась и отложила свою тетрадь.

— А как они это увидели?

— Враги рассекли ему грудь мечом, — сказал я, боясь расплакаться, так я был растроган.

Тетя Бугго некоторое время смотрела на меня из-под длинных ресниц и машинально отколупывала от пирожного мармеладку, а потом рассмеялась.

— Как-то раз я видела человека, у которого вместо сердца была бутылка арака. В прямом смысле.

— Тетя! — вскрикнул я, и слезы с силой брызнули у меня из глаз, как из резиновой игрушки.

Она придвинула мне тарелку с расковырянными пирожными и примирительно произнесла:

— Ладно тебе! Ничего лучшего он не заслуживал.

Круглая сумма в кармане и слава самой хитрой и отважной женщины Торгового Треугольника позволили капитану Бугго Анео начать триумфальное шествие по портовым барам и фрахтовым конторам космопорта Хедео.

Члены экипажа «Ласточки» разделяли славу своего капитана — каждый по-своему. Крошечный, лохматый механик-недокормыш Охта Малёк застенчиво выбрался из подполья машинного отделения, завладел своей долей выплат по контракту и сгинул в необъятном чреве местного рынка запчастей и деталей. Рынок прилеплялся к северной границе строений и служб космопорта. Обнесенный рваной медной сеткой, кое-где зеленой, кое-где горящей, точно зачищенный электропровод, рынок был подобен раздутому клещу на теле упитанного животного. Строго говоря, это определение полностью соответствовало действительности: торговые и обменные палатки, размещенные внутри «пузыря», насыщались обломками кораблекрушений, обрывками капитальных ремонтов, объедками реконструкций, а также списанным и краденым добром.

Рослые белокожие хедеянцы, на рынке — жуликоватые и веселые, поначалу глядели на маленького, заросшего космами Малька свысока и насмешничали без зазрения совести. Но сломанные запчасти в ящиках для «дешевых покупателей» сами собою льнули к коротеньким пальцам механика и, как представлялось, исцелялись от одного их прикосновения.

Охта покупал, безошибочно отбирая лучшее, а его способ торговаться вскоре начал вызывать всеобщее восхищение. Щупленький и некрасивый по любым меркам, он впивался в предмет, которого вожделел, и делался несчастным. Он страдал не только лицом, но как бы всем организмом. Охта заболевал на глазах у продавца — заболевал опасно и неизлечимо. Казалось, еще мгновение, проведенное в разлуке с той или иной деталью, — и из ушей Малька хлынет кровь, а глаза навек погаснут и подернутся тусклой радужной пленкой. При этом Охта тихо бормотал, одной рукой тиская купюру, а другой лаская деталь — прощаясь с нею навек. И сердца прожженных торгашей лопались и взрывались, а детали, за которые они намеревались было запросить не менее гульдена, уходили за пару штюберов.

Совершенная сделка производила волшебный эффект. Деталь, какой бы крупной она ни была, в тот же самый миг исчезала под одеждой Малька. Куда он ее прятал — оставалось загадкой, потому что после этого, сколько ни вглядывайся, ни одного оттопыренного кармана на Охте Мальке не обнаружишь. Он словно бы поглощал то, что отныне принадлежало ему, поглощал физически, и после этого преображался, делался весел, косноязычно болтлив и даже развязен. Охта принимался бродить по лавке, трогал все, что под руку попадется, лопоча и на ходу устраняя неисправности — просто от восторга.

Вскоре его уже зазывали наперебой и повсюду кормили и угощали, но даже пьяный, с мутным взором и расплывшейся улыбкой, Охта продолжал лечить моторы, спасать дросселя и целить передачи и поршни. В конце концов Бугго, не на шутку обеспокоенная перспективой потерять механика, разыскала Малька — тот полулежал в мастерской на задах какой-то лавки, окруженный восхитительными мудреными штуками, как султан в серале, и пребывал в наркотическом полусне.

Бугго небрежно сказала:

— А, это ты, Малёк! Я сегодня прогревала двигатель «Ласточки» — там что-то стучит. По-моему.

Охта Малёк медленно встал и пошел за капитаном на корабль. Там он постоял, видимо, что-то припоминая, а после нырнул в машинное отделение и растворился в нем.

Второй офицер «Ласточки», Калмине Антиквар, отдыхал по-своему. Он обстоятельно и со знанием дела обзаводился новой одеждой и аксессуарами. В частности, приобрел несколько элегантных тростей, машинку для моментальной шнуровки, шейные платки из настоящего шелка и три булавки для прорезных застежек. Из одежды стоили упоминания пять рубашек с пышными ленточными рукавами и две — с высокими манжетами на шнурках; а также воротники: стоячий серебряный с заостренными концами длины «середина уха», стоячий черный закругленный, закрывающий шею до середины затылка, отложной оттягивающий, открывающий шею до седьмого позвонка, и еще несколько из металлического кружева.

В рубке и кают-компании Бугго то и дело натыкалась на лакированные планшетки «Усовершенствованной мужской моды шестого сектора», «Галактического денди» и даже консервативного издания Модного торгового дома «Альвадор»: «Хорошо одетый мужчина, версия А: гладкая белая кожа» (существовали еще версии «В: гладкая черная кожа», «С: пушистая белая», «Д: лохматая рыжая», «Е: серая, струпья», «Е-а: серая, складки» и так далее, всего шестьдесят две версии).

Галлга Хугебурка, старший офицер, повсюду сопровождал Бугго. Она переживала свой медовый месяц с космосом, а Галлга ее охранял. И даже купил маленький лучевик, который удобно носить в рукаве. Должно быть, в этот пистолетик был незаметно встроен генератор устрашающих инфразвуковых волн, которые безошибочно улавливались местным жульем, потому что за все время пребывания «Ласточки» на Хедео никто из воров и громил даже близко не подходил к Бугго.

В конце концов Бугго заключила небольшой и чрезвычайно выгодный контракт по перевозке учебного оборудования для Военно-Космического университета Вейки. Вейки — небольшая планета в пятом секторе, где условия жизни настолько плохи, что курсанты обходятся без тренажеров.

Во фрахтовой конторе «Насио и Кренчер» капитана «Ласточки» встретили как долгожданную гостью.

— Наслышаны! Дорогая госпожа Анео, наслышаны! — загудел, ворочая бритой головой на короткой шее, господин Насио. По форме эта голова была близка к прямоугольному параллелепипеду, чуть обточенному по углам.

Господин Кренчер, худой, но гораздо менее подвижный, молча кивал на каждый вскрик своего компаньона. Бесцветная, неживая белизна его кожи подчеркивала сероватый цвет выставленных в улыбке зубов.

— У нас есть для вас, дорогая госпожа Анео… — продолжал Насио.

— Ну это прямо для вас! Я когда увидел контракт, то так и сказал своему компаньону: «Дорогой господин Кренчер! Можете меня убить, можете меня сдать в дом печали, можете даже отрубить мне большой палец на правой руке — но это контракт специально для дорогой госпожи Анео!».

Господин Кренчер тихо опустил голову, как бы кивая.

— Когда вы ознакомитесь с условиями, вы не сможете отказаться! — выкрикнул господин Насио словно из последних сил и промокнул лицо полотняным платком на ватине.

Бугго изящно плюхнулась на жесткий стул, стараясь не касаться прямой спиной выгнутой никелированной спинки, заложила ногу на ногу, показала острую девичью коленку в красном чулке, протянула руку за контрактом и небрежным движением пальца отвергла кофе, предложенный на дистанционно управляемом подносе-самокате.

Хугебурка с деланно-скучающим видом уселся в кресло у окна, взял с подоконника исцарапанную планшетку и принялся просматривать старые коммерческие объявления. Бугго читала контракт, а компаньоны — один спереди, другой сбоку — пытались расшифровать выражение ее лица. Наконец Бугго щелкнула ногтем по экрану, проговорила: «Думаю, это мне подходит» — и передала контракт своему старшему офицеру.

Хугебурка тоже не нашел в документе никаких изъянов. Сумма приличная, страховка в порядке, курирует груз военное ведомство пятого сектора. Вылетай хоть сегодня. Бугго встретилась с ним глазами, и он кивнул.

После этого господин Кренчер опустил красноватые морщинистые веки и словно погрузился в сон, а господин Насио бурно обрадовался и стал хвататься за фоновизоры и мятые блокноты «Для деловых записей». Бугго с подчеркнутой элегантностью протянула ему руку, подтвердила время и место встречи и зацокала прочь. Хугебурка двинулся следом за своим капитаном.

Бугго любила склады. Ей нравилось, как там пахнет. Горьковатый пыльный запах шарикового наполнителя волновал ее ноздри. На стеллажах с разноцветными пластиковыми контейнерами дремали таинственные предметы. В получении груза всегда остается что-то от праздничного подарка, пусть даже сюрприз сопровождается накладными, описями и дополнительными актами осмотра двух таможенных служб.

Терминал «Дакка» (последняя буква хедеянского алфавита) находился на самом краю космопорта. Дальше простиралась голая равнина. Она тянулась до самого горизонта, ровного, как натянутая нить, и лишь слева чуть потревоженного башней стереопередающей станции, похожей на ложку.

В пятидесяти лигах начинался пышный хедеянский лес, прорезанный дорогами и разрываемый проплешинами небольших городков, славных мягким климатом и экономическим процветанием, но это было очень далеко — совсем другой мир. Стоя возле терминала и ожидая, цока на желтом вертлявом каре подъедет служащий и, откроет рифленые металлические ворота, Бугго втягивала носом пыльный воздух, и ей казалось, что она — на краю обитаемой Вселенной. Теплый ветер, прилетавший из пустоты, лизал ее щеки, приклеивал к телу просторный комбинезон, вычерчивая под тканью остренькие, незрелые формы.

Прямо на ее глазах серое поле исторгло из себя двух вертящихся пыльных червяков. Червяки росли, сближаясь головами и делаясь все толще, а затем, обдавая Бугго, Хугебурку и господина Насио ароматами разогретого металлопластикового корпуса, прогорклой смазки и пыли, у терминала затормозили одновременно два автомобиля: один доставил четверых грузчиков во главе с бригадиром, второй — господ в военной форме. Бугго и Хугебурка, не сговариваясь, разделились: капитан направилась к представителю заказчика, а ее старший офицер — к рабочим.

Военный господин назвался младшекомандующим Амунатеги, руководителем закупок для Университета Вейки; его спутник сухо отмахнул рукой и буркнул: «Таможня Хедео», сунув при этом Бугго бумажное удостоверение. Бугго изучила документ, выписала в свою планшетку имя таможенника и его служебный номер, после чего с легким наклоном головы вернула бумагу. Таможенник чуть покривил узкий рот и сказал: «Хм». Больше он не произнес ни звука и присутствовал при погрузке серой тенью. То и дело он взмахивал штампом на длинной пластидревесной рукоятке, пятная узкие полоски бумаги при опечатывании контейнеров.

Полную противоположность таможеннику являл господин Амунатеги — в изящном ярко-синем мундире с алыми шнурами-косичками, рослый, очень смуглый, с острым носом и вызолоченными зубами. Если бы Бугго и не сочла его красивым, представительным мужчиной, то в любом случае по его манере держаться сразу бы поняла: вот человек, который привык нравиться. После отставки он располнеет, но ухватки красавца умрут только вместе с ним. Хугебурка глядел на военного представителя насупленно — он тоже уловил эту победоносность и втайне злился на нее.

Бугго завладела накладными, сверила оттиск печати военного ведомства пятого сектора на документе с тем, что имелся у представителя заказчика, после чего шагнула в глубину склада — словно вошла под своды дворца.

На высоких стеллажах ждали контейнеры. Лампы уже зажгли — под потолком пробежали синеватые волны, постепенно созревая и становясь белыми. Яркий свет проникал в каждый уголок терминала; любой предмет, любая фигура отбрасывали здесь резкую тень. В дальнем конце уже ворочались два погрузчика, к ним цепляли пустые тележки.

К господину Насио подошли рабочие. Хугебурка чуть в стороне поглядывал на их спины в форменных куртках с надписью «Дакка». Один из грузчиков что-то жевал, второй оглядывал стеллажи с хозяйским неодобрением, в привычном недовольстве, оттого что опять придется разгребать устроенный кем-то беспорядок.

Начали с желтых контейнеров.

— Что здесь? — спросила Бугго, уткнувшись в пачку накладных.

— Компьютеры, — объяснил господин Амунатеги.

— Откройте, — потребовала Бугго.

Сорвали тонкую проволочную пломбу, сняли крышку. Бугго и таможенник по очереди пошарили в наполнителе, осмотрели компьютер, после оба сделали у себя пометки, и таможенник кивнул, чтобы контейнер закрыли. Остальные вскрывать не стали, удовлетворившись проверкой индикатором «оружие-наркотики», который имелся у таможенника.

Дребезжа, приблизился автопогрузчик. Желтые контейнеры были переложены в кузов, надежно схвачены опускающимся стальным коробом и увезены в сторону «Ласточки». Хугебурка сел в кабину водителя.

— Ну, — повернулась Бугго к господину Амунатеги, — что у нас дальше?

Далее следовали — в красных ящиках — новенькие планшетки, несколько базовых стратегических пакетов и разная мелочь, вроде карандашей и бумажных бланков для приказов и завещаний.

Господин Насио сопел, отирал лицо, топтался на месте и сильно скучал. Он обязан был присутствовать при акте перехода груза из рук в руки — этого требовали формальности. Бугго постепенно начинала его раздражать: дама проявляла занудство совершенно не по делу. Заказ более чем солидный. Бугго без устали копалась в наполнителе, который, наэлектризовавшись, лепился к ее одежде и волосам, перебирала и терла пальцами совершенно невинные предметы и то и дело просила таможенника подвергнуть дополнительной проверке на наркотики какую-нибудь бутылочку с чертежной тушью.

Господин Амунатеги тоже заметно утомился. Он перестал улыбаться и даже пару раз дернул пальцами левой руки манжету правой.

Второй погрузчик тоже наконец отбыл, а вскоре вернулся первый и с ним старший офицер «Ласточки».

— Калмине руководит погрузкой, — сказал он в ответ на молчаливый взгляд Бугго.

— Первый грузовой трюм? — Да.

— Он знает количество контейнеров?

— Разумеется.

Господин Насио поискал глазами, куда бы сесть, и пристроился на нижнюю полку стеллажа, сильно согнув спину и вытянув вперед неподатливую толстую шею.

Бугго потерла руки, оживленная и веселая.

— Теперь, я полагаю, зеленые.

И перелистнула страницу в пачке сшитых шелковой нитью накладных.

— Зеленые и голубые, — уточнил господин Амунатеги. — Груз однороден. Муляжи, имитирующие химическое оружие. Гранаты для полевых тренировок.

Бугго кивнула, отдавая приказ жующему грузчику. Тот снял первый зеленый контейнер. Не дожидаясь распоряжений Бугго, крышку сняли. Господин Амунатеги лично вынул несколько муляжей, изготовленных из тонкого пластика. Бугго приняла из его рук одну гранату, с любопытством осмотрела, задержав взгляд на маркировке — желтая полоса с красной точкой.

— Нервно-паралитического действия, — определила она.

— Совершенно верно, — отозвался господин Амунатеги с одобрением. — Маркировка, как вы видите, стандартная, международная. Корпус пластиковый. Здесь — надрезы. При метании граната должна разрываться.

Таможенник чиркнул по гранате индикатором.

— Внутри — песок, — продолжал Амунатеги, отбирая у Бугго гранату. Он любовно огладил продолговатое, заостренное тельце муляжа и погрузил его в белоснежное кружево синтетических опилок.

— Всего десять тысяч штук, — задумчиво молвила Бугго, оглядывая ряды голубых и зеленых контейнеров.

Насио на миг приподнял голову, приложился макушкой о верхнюю полку и басовито застонал.

— Ладно, ограничимся индикатором, — приняла решение Бугго. И сунула бумаги таможеннику: — Заполните эту графу, пожалуйста. Вот здесь: «Для служебных отметок».

Таможенник взвел серую бровь и скучно поглядел на Бугго.

— Укажите, что при досмотре шестисот контейнеров, содержащих десять тысяч муляжей гранат с химической начинкой (реально — песок), был использован индикатор оружия, а вскрытие ящиков для визуального досмотра не производилось.

— Это обычная практика, — подал голос Насио. — Вскрытие груза производится по личному требованию одной из сторон в исключительных случаях.

— Насколько я могу судить, госпожа Анео — сама по себе исключительный случай, — галантно произнес младшекомандующий Амунатеги.

Бугго не обратила на эту любезность ни малейшего внимания, поскольку была занята бумагами.

— Вот здесь, — напирала она на таможенника.

Не говоря ни слова, тот вписал в накладную короткую фразу. Почерк у него был неразборчивый, с сердитыми закорючками, так что Бугго сразу ощутила к надписи полное доверие.

Глубина терминала огласилась механическим воем: кар с тремя прицепленными тележками разворачивался у стеллажей. Тележки, еще не нагруженные, вихлялись, и последняя из них задела стеллаж, так что несколько контейнеров на верхних полках качнулись.

— Держите же! — вскрикнул Амунатеги так пронзительно, что у Бугго зазвенело в голове. Она глянула на рабочих: один из них подставил руки и удержал голубой контейнер, второй — как бы не желая мешать товарищу — сонно стоял рядом и глядел в стену. Амунатеги плюнул и вышел из терминала.

«Ласточка» загрузила оба трюма. У себя на корабле Бугго угостила Насио и Амунатеги чогой и араком (таможенник откланялся сразу после того, как последний голубой контейнер занял место на тележке, и ушел пешком, уверенно петляя среди сверкающих на солнце ангаров).

— Странно, — сказал Хугебурка своему капитану, когда деловые партнеры, полностью удовлетворенные завершением работ, покинули корабль.

— Что именно? — блаженно осведомилась Бугго.

— У этого Амунатеги губы поменяли цвет.

— А ну вас, Хугебурка, — молвила Бугго, стряхивая с ног пыльные рабочие туфли без каблука, в которых ходила по портовым помещениям. — Вам он не понравился потому, что он — любимчик женщин.

— Да, я не женщина, — с достоинством произнес Хугебурка. — И он действительно мне очень не понравился.

— Я иду спать, — объявила Бугго. — Завтра выходной. В полночь нам дают «коридор» с планеты. Автотаможня пришлет «добро» ближе к вечеру.

И босиком, помахивая на ходу снятыми туфлями, капитан отправилась к себе в каюту.

Расчет курса на Вейки был произведен заранее конторой «Насио и Кренчер». Он прилагался к контракту. Однако Бугго никогда не доверяла чужим расчетам, предпочитая перестраховываться по нескольку раз. По этой причине она дополнительно запросила лоцию и карты из Вейки, а затем обратилась в независимую Навигацкую Коллегию Треугольника и затребовала десять оперативных сводок из пятого сектора, что обошлось ей в пятнадцать экю. Сводки были присланы по сети и представляли собой схематическое изображение всех небесных тел и всех кораблей, находившихся в секторе на момент фиксации. Естественно, названия и технические характеристики кораблей на сводках не прочитывались — из соображений конфиденциальности они были уничтожены.

Бортовой компьютер, переварив новое блюдо под названием ВЕЙКИ-ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ, кое-как освоился и теперь помаргивал своему капитану: ПОЛЕТ НОРМАЛЬНО.

— Что это за «полет нормально»? — спросил, входя в рубку, старший офицер.

Бугго отмахнулась:

— Не будьте занудой, Хугебурка.

Он заметил, что капитан щурится, как это делают близорукие люди.

Бумаги и Бугго заняли весь топчан, поэтому Хугебурка присел рядом на корточки. Он ощущал тихую вибрацию корабля, упругую, уверенную. «Ласточка» знает, что делает. Она летит. Старательно и аккуратно, как студентка-отличница, заполняющая клеточки теста.

— Смотрите, — показала Бугго. — В лоции, которую нам дали «Насио и Кренчер», здесь указано пустое пространство. Ни гравитации, ни аномалий. А в лоции, присланной из Вейки, на этом же месте — пояс астероидов, причем довольно неприятный.

— Такое случается сплошь и рядом, — сказал Хугебурка. — Составители лоций — кабинетные картографы на государственном жалованье. В качестве исходного материала у них — неразборчивые каракули космоволков, которые слишком героичны для того, чтобы писать внятно и чертить не криво. Постичь глубинный смысл лоции возможно только путем озарения.

Бугго покачала головой. Прядка светлых тонких волос упала ей на висок, обнажив тоненькое ухо. Оно оказалось не смуглым, как сама Бугго, а желтоватым и забавно светилось. Некоторое время это зрелище отвлекало внимание Хугебурки, и он не сразу понял, что именно говорит ему капитан:

— Когда первые навигаторы только прокладывали пути внутри Треугольника, тогда, конечно, странности лоций не вызывали удивления. Но теперь, когда все тут излетано по всем направлениям…

— Таково фундаментальное свойство лоций, — сказал Хугебурка. — Лоция должна быть неточной, неполной и противоречивой. Иначе из жизни капитанов навсегда уйдет романтика.

Бугго фыркнула, не желая развивать эту тему.

Когда Хугебурка покидал рубку, все оставалось по-прежнему. Бугго перекладывала карты, сопоставляя их под разными углами. Зеленая надпись на компьютере горела успокаивающе, как ночник.

— Господин Хугебурка, — проговорила Бугго, не отрываясь от распечаток, попросите, пожалуйста, Антиквара — пусть принесет мне горячей чоги. Побольше!

Логово Охты Малька таилось в машинном отсеке «Ласточки» — точнее выразиться, машинный отсек порос вещами Малька, которые разместились среди поршней, труб и визоров с естественностью плесени.

Хугебурка сидел у механика уже больше часа. Малёк был из тех, кого всякий раз приходится приручать и прикармливать заново — за время разлуки, сколь бы незначительной она ни была, он успевал отвыкнуть, и потом все начиналось сначала: настороженный взгляд, неловкая; выжидательная поза. Само пространство вокруг Охты преображалось, и вот уже не предметы окружают его, но ловушки, укрытия, тупики и пути к бегству. Тут требовалось заговорить с ним ласково и осторожным движением опуститься на табурет — увечное, преданное дитя хедеянской свалки, умытое, насколько возможно, и покрытое вытертой гидравлической подушкой. Видя, что табурет признал гостя, постепенно успокаивался и Малёк. Он пристраивался на постели и извлекал, из складок «ласточкиной» шкуры очередную бутыль. Выковырять все припрятанное Мальком не удавалось ни Бугго, ни соединенным силам нескольких таможенных служб. После первого глотка взор Малька прояснялся, и в его голове почти ощутимо щелкал переключатель: теперь механик был готов к общению с людьми.

Хугебурку он боялся. Рациональному объяснению этот страх не поддавался. Разве что в прошлой жизни Охта Малёк был слоном, а Хугебурка — мышью.

Оставив Бугго в рубке, Хугебурка спустился к механику. Можно даже сказать, что старший офицер пошел прогуляться и случайно забрел к механику. Тот сперва пометался немного, а после признал гостя, расслабился и даже сделался развязным.

Здесь, внизу, гудело мощнее, увереннее. Голос «Ласточки» сливался с бормотанием Охты и поглощал его, так что Хугебурка почти не разбирал слов, хотя Охта уже рассказывал ему что-то, захлебываясь и сдавленно смеясь.

«Полет нормально», — пульсировало в голове у Хугебурки.

— Нет, ненормально, — сказал он вслух. И, глядя в скачущие глаза Охты, произнес назидательно: — Почему одна карта показывает пояс астероидов, а другая уверяет, будто там ничего нет?

— А? — отозвался Охта, на миг перестав смеяться. Но поскольку Хугебурка в данный момент промолчал, возобновил невнятное веселое бормотание. Хугебурка разобрал на этот раз слова: «ядерный реактор» и «гравитация — ни к черту, это самое, ну, тут он и говорит»… Кто «он»? Что говорит? Где гравитация ни к черту? «У-у-у! — подпевала «Ласточка», съедая голосок механика. — А-а-а!»

— Пустота — стало быть, ничего интересного. Так? — проорал Хугебурка, сопровождая слова жестами. Трубы взирали почтительно, стрелка барометра мелко вздрагивала, как бы порываясь аплодировать.

— Ничего интересного нет в пустоте. Но в таком случае для чего в том же самом месте показывать астероиды?

Он сделал паузу. Пауза получилась выразительная — Хугебурке и самому она понравилась. Он еще раз повторил — и вопрос, и паузу. Охта поморгал, поёрзал на постели, пососал из бутылки, вытягивая губы клювиком, и сказал:

— А я ему, это самое: «А ты веревочкой пробовал?»; И тут мы оба вынимаем шнурки, он и я — оба!

Он опять засмеялся, и «Ласточка» от всего своего доброго брюха подхватила этот смех.

— Вот тебе и шнурочки, — глубокомысленно произнес Хугебурка.

— Астероиды означают, что туда лететь опасно. Итак, — он поднял палец: — Либо там пустота, либо опасность — но в любом случае, «Ласточку» от этого места очень хотят отвадить. Логичный вывод? Да, господин Охта, именно так: кому-то до жути требуется, чтобы «Ласточка» ни в коем случае не интересовалась неким пространством пятого сектора. Ну так ужасно требуется, что они даже перестраховались. И тем самым возбудили мое подозрение.

Малёк на секунду прервал свое бормотание и посмотрел на Хугебурку с опаской, но тот как раз прикладывался к бутыли и выглядел совершенно милым и домашним, так что Малёк отбросил сомнения и зажурчал снова.

— Но почему нас хотят отвадить? Кто это затеял? Что они там прячут? — вещал Хугебурка. — Пока неясно. И, возможно, на данном этапе вообще неважно. На данном этапе, господин Охта, важно одно: старый друг паранойя требует, чтобы я внял ее призывам.

— О! — выдохнул Малек.

Хугебурка покачал пальцем у него перед носом.

— В некоторых случаях голос паранойи и голос разума звучат в дивном согласии. Можно сказать, что это один и тот же голос.

— Ну да, — согласился Малёк. — И вот, это самое, мы спускаемся с ним, значит, к реактору, а там… — Он захохотал и затряс руками в воздухе, как будто кто-то невидимый щекотал его под мышками.

— Логика! — объявил Хугебурка. — Итак, во мне звучат три голоса. Трио! — И Прибавил зловеще: — В этом рейсе есть тайный подвох.

— Я, это самое, так и говорю, — сказал Охта, перестав смеяться. — Тут, это самое, подвох.

— Начнем с очевидного, — продолжал Хугебурка. — В картах — разночтение. При современных методах картографии и с учетом степени изученности сектора такого быть не может.

Охта прочувствованно кивнул, не прекращая невнятного рассказа.

— Отсюда — вывод о непременном наличии некоей гадости. Назовем ее фактор «Икс».

Тут Охта Малёк почему-то замолчал и заморгал с самым жалобным видом. Между тем мысли вылетали из уст старшего офицера, как птицы неведомых миров, одна другой причудливее, и как бы сталкивались в воздухе, обретая почти осязаемую плоть.

— А у этого гладенького Амунатеги губы изменили цвет, — говорил Хугебурка мстительно и гримасничал бровями. — Уже за одно это его бы следовало… И хорошенько! — Он погрозил жилистым кулаком пространству отсека, и Охта медленно вжал голову в плечи. — Он у нас неотразимый. А капитан — женщина, ее это отвлекает. Она не думает о главном.

Хугебурка замолчал ненадолго, а после поправился:

— Нет, все-таки она думает. Она всегда думает о главном. Но недостаточно глубоко!

Он протянул руку и задумчиво взял Охту Малька за грудки. Тот жмурился, как набедокуривший котенок, не зная, чего ожидать: просто назидания или взбучки.

— Почему он испугался? — вопросил Хугебурка и встряхнул Малька. Малёк пискнул:

— Была причина.

— Именно. — Хугебурка выпустил его на миг, чтобы затем обнять за плечо. — Причина у него была. Без причины такие гладенькие не пугаются! Без причины пугаются только параноики… — Он скрестил два пальца: — Фактор «Икс». Видишь? — Охта усердно закивал. — Непонятная точка на карте — раз. Нечто в нашем грузе — два.

Пальцы пошевелились и снова замерли крестом. В памяти Хугебурки отчетливо, как нарисованные, встали ярко освещенные стеллажи, жующий грузчик, господин Амунатеги, который вдруг взял и плюнул на пол.

— Что-то такое он все-таки нам подсунул, этот вояка. Сколько контейнеров мы загрузили?

Малёк безмолвствовал.

— Одних только муляжей гранат — шестьсот ящиков, — сказал Хугебурка. — Люблю свою работу.

Повинуясь Хугебурке всецело, Малёк взял кусачки, и вдвоем они проникли в грузовой отсек. Явился ключ, кодированный замок согласился со всем, что ему предложили, и двое оказались в узком коридоре, а со всех сторон на них смотрели злобно поблескивающие глазки пломб.

— Срывай, — велел Хугебурка сквозь зубы. — Давай, рви. Откусывай их к черту.

— А… э… — сказал Малёк и поднес кусачки к первой пломбе. Металл покорно пережался, кругляшок с печатью сверкнул в последний раз, будто хотел вскрикнуть «не имеете права!», перед тем как сгинуть под ногами во тьме.

Компьютер. Наполнитель. Хугебурка раскусил белый пластиковый шарик — неприятно проскрежетало по зубам, — нет, это был честный наполнитель, без подвоха.

— Следующий, — распорядился Хугебурка.

С каждым вскрытым контейнером он пьянел все больше. Его развозило не от выпитого арака — тот хмель давно выветрился, — а от запредельной недозволенности того, что они делали. Однако ощущение глубинной правильности гнало Хугебурку вперед, не позволяя отказаться от безумной затеи. Они срывали пломбы и копались в ящиках, они нюхали и лизали наполнитель (Охта уверял, что распознает любой наркотик, даже в ничтожно малых дозах: «Я от них сразу пятнами иду», — добавил он простодушно), снимали крышки с корпусов компьютеров и водили фонариком по тонким серебристым кишочкам микросхем; они подносили, к уху планшетки и терли пальцами бумажные бланки. Один Охта даже погрыз с угла.

Затем, кое-как ликвидировав следы разгрома, они перешли во второй грузовой отсек. Уже настало утро, и после бессонной лихорадочной ночи оба окончательно одурели.

Бугго спала в рубке, на топчане, откинув голову к стене. Бумаги были рассыпаны вокруг, как любовные письма. Локти Бугго побледнели.

Хугебурка постоял, озираясь в рубке. Под рукой у него ютился Малёк. Они пошатывались, с одинаково шальными глазами, в поту — причем от Малька почему-то разило чесноком, а у Хугебурки из пор сочился араковый перегар. Оба были облеплены шариками наполнителя, а пальцы их, почерневшие от постоянного соприкосновения с металлом пломб, распухли и кровоточили. Хугебурка держал, словно крыс за хвост, два муляжа гранат.

Каким-то чутьем Бугго уловила в рубке чужое присутствие и быстро открыла глаза. Просыпалась она всегда мгновенно, готовая действовать сразу.

— Ну? — вопросила она и завозила ногами по полу, чтобы обрести опору и сесть прямо. Сводки из пятого сектора зашуршали.

Бугго наклонилась и стала собирать их. Они выглядели теперь куда менее нарядно, чем вчера, — исчерченные, с подклеенными краями, многократно обляпанные сладким печеньем.

— Я тут произвела приблизительный расчет курса некоторых кораблей, — говорила Бугго, складывая бумаги стопкой. — Поскольку интересующий нас участок на сводках вообще не показан, я подклеила дополнительное поле — сбоку…

В этот момент она наконец выпрямилась и увидела своих офицеров. Не просто отметила, что они вошли, а по-настоящему разглядела и оценила.

Хугебурка понял, что миг настал, и шагнул вперед.

— Я вскрыл контейнеры, — сказал он, предупреждая любые вопросы. — Все, до последнего. Кроме зеленых.

Почему кроме зеленых? — уточнила Бугго и подобрала под себя ноги. Она устроилась на топчане поуютнее, словно приготовилась слушать чтение увлекательного романа.

— Не возникло надобности, — ответил Хугебурка сухо. И приблизился еще на шаг. Бугго окатило запахом уставшего мужского тела, вонью долгой истерики.

— Бугго! — сказал Галлга Хугебурка, старший офицер «Ласточки». — Бугго! Понимаете, я неудачник. Я не верю красивым, холеным, удачливым людям. Такие, как я, — навоз для их тщательно возделанного сада. Не было случая, чтобы они не пытались вымостить мною дорогу к своему успеху.

— Вымостить вами дорогу? — повторила Бугго. — Это, простите, как?

Хугебурка махнул рукой, досадуя.

— Не прикидывайтесь дурой, капитан. Вы отлично понимаете, что я имею в виду.

— Может быть, — сказала Бугго и пожала плечами.

— Я сорвал пломбы таможенной службы. Я подверг вторичному, несанкционированному досмотру груз военного министерства. У меня не было никаких разумных оснований делать это. Более того, я был крайне неаккуратен — в грузовых отсеках полный разгром. Я не могу допустить, чтобы нас использовали снова. На сей раз может получиться куда хуже, чем вышло с Гоцвегеном и Тоа Гирахой.

— Аргументируйте, — велела Бугго.

— Амунатеги — гад, — изрек Хугебурка. Бугго подергала уголком рта, но промолчала.

Тогда Хугебурка приблизился к ней вплотную и осторожно положил ей на колени одну из гранат.

— Что это, по-вашему? — спросил он.

— Муляж гранаты, — ответила Бугго. — Наполнитель — песок.

— Правильно, — кивнул Хугебурка. — Какая рука у вас сильнее? Правая? Сядьте как следует.

Бугго безмолвно смотрела ему в глаза.

— Ноги на пол! Спину выпрямите! — заорал Хугебурка. — Нет времени! Ровно сядьте!.

Очень медленно Бугго повиновалась. Хугебурка сунул ей в правую руку муляж. Она взяла с нескрываемой брезгливостью.

— Держите на весу, — приказал Хугебурка. — А теперь вот эту — левую. Держите, держите. Какая легче?

Бугго подбросила и поймала правой рукой гранату, но когда шевельнула левой, чтобы сделать то же самое, Хугебурка сжал ее запястье. Несколько мгновений они испепеляли друг друга взглядом, потом Хугебурка разжал пальцы и спокойно сказал:

— Просто сравните. Не нужно подбрасывать.

— Левая легче, — проворчала Бугго. — И что из этого следует?

— Что наполнитель этой гранаты — не песок. Бугго сощурилась так, что все ее лицо перекосилось.

— Наркотики?

— Бугго, — сказал Хугебурка тихо и отобрал у нее гранаты, — вторая граната настоящая.

И замолчал, тяжело переводя дыхание. Бугго вдруг взбрыкнула и захохотала.

— Да ну? — выкрикнула она. — Настоящее химическое оружие? Нервно-паралитического действия? Стало быть, вас не отдадут под трибунал! Поздравляю, господин Хугебурка! От души поздравляю вас!

Хугебурка сунул гранаты Мальку, который принял их вполне бесстрашно и даже несколько фамильярно.

— Госпожа Анео, — заговорил было Хугебурка, усевшись рядом с Бугго, но капитан, не слушая, обхватила его шею костлявыми руками и громко крикнула прямо в ухо своему старшему офицеру:

— А я-то уж с вами простилась! Думала, все, отправят моего Хугебурку к черту на рога — отделять свинец от урана вручную.

— Вручную это невозможно, — с глупой серьезностью сказал Хугебурка. — А в сводках вы что нашли?

Бугго вытерла лицо ладонью и, низко нагнувшись с топчана, аккуратно разложила листы сводок — одну за другой, в ряд.

— Курсы двух или трех кораблей стабильно сходятся в одной точке. Там, где пустота, она же пояс астероидов.

— Предположения?

— Там находится некая база, существование которой от нас пытаются скрыть.

— В принципе, — молвил Хугебурка, — вояки вполне имеют право завести в пятом секторе некую базу и не оповещать о ее наличии торговых капитанов. Но в сочетании с химическим оружием… — Он скрестил пальцы. — Фактор «Икс»!

Бугго с торжественным видом кивнула.

Любое лицо из прошлого услужливо вставало в памяти Бугто — яркое и отчетливое, словно изображение на кругляше из колоды. И только на месте того лица неизменно оставалось белое, мутное пятно. Тот человек. Человек, который подвесил на нитке все то необъятное богатство прошлого и еще не наступившего, что называлось «Бугго Анео». Это невнятное пятно проступило в стереовизоре в полдень второго дня полета на Вейки и велело готовиться к стыковке.

— Вы нам слишком очень полюбезничаете, если переложите груз с вашенского корабля на нашенский, — заученным тоном, без единой интонации, произнес человек-пятно.

Он подготовился к встрече. Выучил фразу, составив ее заранее по разговорнику. И это, казалось бы, малозначительное обстоятельство погрузило Бугго в странное оцепенение: ей показалось, что незнакомец знает о ней все, что он окружил ее, взял в клещи, и пути к бегству нет.

— Сколько до стыковки? — деловито осведомился Хугебурка, слегка отталкивая капитана. Она споткнулась, отступила в сторону на пару шагов.

— Двадцать минута, — бесстрастно ответило пятно, после чего экран погас.

У Бугго онемели кончики пальцев, лунки ногтей посинели. Как будто из мира разом, без намеков и предупреждения, изъяли и Ангела-хранителя, и будущее Бугго. Все то, что она называла своим «домом», своим «внутренним островом». Только Бугго и пустота, никого третьего.

Без единого слова Хугебурка метнулся прочь. Бугго поглядела ему вслед и машинально сунула в рот шоколадку. Сонными верблюдами протянулся в уме караван мыслей. Дать знать на Вейки? (Первый верблюд, с приветливой мордой.) Помощь не успеет. До Вейки больше суток полета. А до стыковки двадцать минут (напомнил, шевеля губами, полными слюны, второй). Кто эти люди? Мятежники из какого-нибудь отдаленного сектора? Договориться с ними? Сослаться на диктатора Гираху? (Белый верблюд с узким ковром на спине, между горбами.) А если это (что наиболее вероятно) пpocтo пираты?

Бугго задумчиво жевала, глядя в пустой экран стереовизора, и сама себе представлялась верблюдом. Тощим таким верблюдиком, один горбик клонится со спины влево, второй — вправо, мяконькие.

Минуло всего ничего, когда вернулись Хугебурка с Мальком и Антикваром. Все трое о чем-то возбужденно лопотали, потом Хугебурка остался с Бугго, а Малёк и Калмине Антиквар скрылись в транспортном отсеке.

Бугго повернула голову, посмотрела на Хугебурку. У нее было растерянное, обиженное лицо. Старший офицер взял его в свои черствые ладони и сказал:

— Они взорвут нас, как только мы перенесем к ним груз и отстыкуемся.

— Голубые контейнеры? — пролепетала Бугго. — Настоящие гранаты — да?

Шероховатые пальцы чуть сжали ее щеки.

— Амунатеги все-таки гад, — повторил Хугебурка. — Именно голубые контейнеры.

Белые ресницы шевелились, цепляя края его ладоней.

— А если абордаж? — двигались темные губы. — Может быть, они намерены просто захватить «Ласточку», а нас пристрелить? Тогда остается шанс дать им бой…

— В таком случае они не стали бы переносить груз. Взяли бы вместе с кораблем.

— А соображения безопасности? Все-таки химическое оружие. — Хугебурка выпустил Бугго, пропустив мимоходом между пальцами белую прядку ее волос; затем подошел к панели внутренней связи:

— Ребята, как там у вас?

— Готовьте противогазы, — донесся бодрый голос Антиквара. Охта Малёк что-то глухо бормотал и посмеивался от удовольствия.

— Вы там что, выпили? — спросила Бугго.

— Ну-у, — протянул Антиквар возмущенным тоном.

— Не успели! — хихикнул Охта.

— Почему он смеется? — обратилась Бугго к Хугебурке. — Что там происходит? Готовятся к стыковке?

— Вроде того, — сказал Хугебурка.

Впервые за всю жизнь космос предстал для Бугго Анео чужим. Внезапно он заполнился подглядывающими глазами, скрытым оружием, готовым поразить с неожиданной стороны и под таким углом, что не предугадаешь. Незнакомый сообщник Амунатеги находился сразу повсюду. В этом заключалось главное предательство. Мир сочился угрозой. Сейчас «Ласточка» выглядела жалкой, никчемной. Бугго сделалось стыдно и за нее, и за себя.

И тут, словно желая утвердить ее в подобном мнении, снова засветился экран стереовизора И возник человек-пятно.

— Пристыковка спустя пять минут. Проверьте дыхательный воздух в кессоне. Это чрезвычайная важность для незадыхания, — важно распорядился он.

— Этим сейчас занимаются, — преспокойно отозвался Хугебурка. — Конец связи.

Незнакомый человек на экране мигнул два раза и погас.

— Ребята, у вас две минуты! — рявкнул Хугебурка по внутренней связи.

— Вас поняли, — сказал Калмине. Теперь он, судя по дикции, что-то жевал.

Хугебурка повернулся к капитану. Она внимательно наблюдала за

тем, как искривляется его длинный, бледный рот, формируя и выталкивая наружу отвратительные слова:

— Госпожа капитан, на «Ласточку» произведено нападение пиратов с целью захвата части нашего груза, а именно: гранаты с химической начинкой нервно-паралитического действия, находящиеся в контейнерах голубого цвета и провозимые без вашего ведома. Единственным разумным выходом, ввиду несомненного численного превосходства противника, является применение в кессоне транспортного отсека химического оружия при полной герметизации нашего корабля. Разрешите начинать операцию?

— Разрешаю, — молвила Бугго.

Хугебурка покосился на нее. Она глядела в потолок и двигала челюстью.

И тут в рубку ввалились Антиквар с механиком. У Калмине в руках дергалась, как живая, катушка с проводом и торчащим сверху штырем.

— Кнопкой не прикрыли, — вздохнул он, вручая катушку капитану. — Наперсток бы, что ли, — уколетесь.

Бугго намотала на указательный палец платок и стала ждать.

В окне рубки на несколько секунд возникла глухая темнота, потом протянулись в ряд пляшущие огни — свет в иллюминаторах чужого корабля. Он был намного больше «Ласточки» и вскоре заслонил от Бугго весь остальной мир.

Корпус «Ласточки» вздрогнул от сильного, но мягкого толчка.

— Стыковка, — зашептал Антиквар, бегая блестящими глазами конокрада.

Бугго перевела взгляд на Хугебурку. Старший офицер безмолвно шевелил губами — отсчитывал секунды. Потом опустил веки и кивнул. Бугго плавно надавила кнопку. Острый штырь прошел сквозь несколько слоев ткани и куснул палец капитана. «Ласточку» толкнуло еще несколько раз, но несильно, — так детеныш косули подталкивает мать под вымя. Огни на чужом корабле разом моргнули от удивления, а потом отчаянно замигали — там поднялась тревога. Еще несколько толчков посильнее заставили «Ласточку» заскрипеть — звук был тихий, но нехороший. Потом в кубрике что-то с грохотом обрушилось, и все стихло. Иллюминаторы чужого корабля горели мертво и ярко, на бортовом копьютере «Ласточки» мигала зеленая надпись «Стыковка завершена». Из кессона не доносилось ни звука.

— Что теперь? — спросила Бугго. Хугебурка пожал плечами.

— Подождем.

Они подождали. Охта Малёк бродил по рубке, любовно прикасаясь к приборам, Бугго пережевывала какие-то неоформленные мысли. Антиквар украдкой просматривал журнал «Синие девочки, мохнатые мальчики, выпуск 6: Озорство на пульте слежения авиалиний».

Время никуда не спешило. Оно изливалось из небесного сосуда с полным пренебрежением к страхам и нетерпению людей. Хугебурка думал о Бугго: понимает ли она, что обрекла на мучительную смерть более двух десятков человек? Все-таки Бугго Анео — молодая женщина…

Бугго, как выяснилось, прекрасно все понимала.

— Где противогазы? — осведомилась она, как показалось Хугебурке, мстительно.

Антиквар вздрогнул, выключил и закрыл планшетку.

— У входа в рубку.

— На тот случай, если герметизация «Ласточки» по какой-либо причине окажется неполной, — пояснил Хугебурка. — Чтобы принять мгновенные меры.

— Насколько я помню, — сказала Бугго, — нервно-паралитический газ не обладает запахом. Присутствие нервно-паралитического газа определяется только по его действию.

Старший офицер знал, что штурманы торгового флота не изучают подобные вещи. Скорее всего, Бугго вычитала это в справочнике. Капитан чрезвычайно ценила справочники и умела ими пользоваться.

Хугебурка ловким жестом извлек из рукава короткий металлический жезл со светящейся вертикальной шкалой. Сейчас вся шкала была однородной, тускло-желтоватой.

Бугго протянула руку.

— Индикатор? Так вот на какие штуки вы тратите свою долю прибыли?

— Полезная вещь, — отрекомендовал Хугебурка. — В нашем быту незаменимая.

— Как и противогазы, — добавила Бугго. — Принесите их, пожалуйста, господин Калмине. Пора посмотреть, как развивались события в кессоне.

Хугебурка переглянулся с Антикваром, но ни один не решился возражать. В конце концов, Бугго — капитан. Она знает, что ей делать на своем корабле.

Они были мертвы, но все равно выглядели опасными — чужие, с оружием. Как и говорил Хугебурка, около двух десятков. Больше половины их лежало в кессоне. Бугго смотрела на погибших сквозь тонкий стеклопластик противогаза — слегка искажающий, как бы сужающий картинку, — на застывшие руки в перчатках, прильнувшие к оружию: каждый палец знает свое место среди спусковых крючков, кнопок и впадин автоматического пистолета с четырьмя различными режимами поражения.

Лица этих незнакомых людей ничего не говорили Бугго, но руки — едва ли не все. Хозяйские, самоуверенные руки. Она почти въяве ощущала на себе их прикосновения: умелые тычки в шею — руки, привыкшие подгонять пленных; равнодушное похлопывание ладоней по переборкам «Ласточки», которую они собирались взорвать, — руки, привыкшие забирать чужое. Среди погибших находился и тот, кто отдавал приказания по стереовизору, но Бугго не узнала бы его, даже если бы и захотела.

— Соберите все тела в транспортном отсеке, — приказала Бугго. — Господин Хугебурка, как быстро разлагается этот газ в присутствии кислорода?

— Приблизительно за шесть часрв, — ответил Хугебурка, поглядывая на свой индикатор. — Плюс-минус.

— Захватите оружие, — добавила Бугго. — Вдруг кто-то из них еще жив и тайно кашляет где-нибудь под столом на камбузе.

— Маловероятно, сказал Хугебурка, морща лоб под противогазом.

— А вдруг? — возразила Бугго и тряхнула головой. Хугебурке вдруг подумалось, что в детстве она носила на макушке большой бант или искусственный цветок. Он вздохнул. В противогазе что-то отозвалось противным, глухим бульканьем.

— И что тогда делать, если найдем живых? — уточнил Калмине на всякий случай.

— Что сердце подскажет, — ответила капитан безжалостно. Когда спустя шесть часов индикатор погас, Бугго со своим экипажем снова явилась в транспортный отсек.

— Они даже не позаботились принять меры предосторожности, — говорила она, оглядывая тела. — Так и ворвались к нам с оружием наперевес. Как будто это мы дураки, а не они.

Погибшие лежали в ряд, как бревна, с пистолетами в крепко стиснутых, сведенных судорогой пальцах. На их обнаженных зубах засохла желтоватая пена.

— Почему? — спросила Бугго. Как будто нуждалась в их ответе. Все молчали. Со стороны казалось, что Бугго принимает очень странный парад: два десятка здоровенных мужичин, плечом к плечу, вытянувшись, опрокинулись перед; командиром ровным строем, а она, угловатая и маленькая, в видавшем виды рабочем комбинезоне, расхаживала перед ними, хмурилась и распекала. Они преданно скалились ей с пола, не смея возражать.

— А вот теперь я должна предать вас безднам космоса, — сказала Бугго и вытащила из кармана тоненький мятый молитвенник. Она перелистала странички и снова сунула книжку в карман.

Охта Малёк беспокойно ежился и переминался с ноги на ногу. Присутствие мертвецов начало смущать его. Калмине Антиквар стоял рядом, в меру скорбный, но потом вдруг почувствовал, что устал сохранять надлежащее настроение и незаметно уплыл мыслями в совершенно ином направлении.

Бугго сказала своим безмолвным врагам:

— Как я могу отправить вас в последний путь, если даже не уважаю вас! Как просить святых принять вас в свои чистые объятия! Вы же грабители, пираты, вы хотели убить нас — у вас нет совести! — Она постучала согнутым пальцем по карману, куда убрала молитвенник. — Что вы будете делать посреди божественного света?

Они молча посверкивали белыми глазами. Хугебурка осторожно взял женщину за локоть.

— Госпожа капитан, прочитать над ними молитву — ваша обязанность. Вы не можете просто избавиться от тел. Это не мусор.

— Я никогда не хоронила грешников, — призналась Бугго. Она обернулась, и Хугебурка увидел, что она плачет. — Раньше всегда умирали только хорошие люди, вроде бабушки или гувернантки Эсс.

— Мы не можем знать их последние мысли, — сказал Хугебурка. — Не рассуждайте. Просто предайте их на милость Божию.

— Хорошо. — Бугто вздохнула. — Иезус, шествующий по безднам космоса, как по водам, прими этих умерших, и да снесут они милосердие Твое.

Один за другим уплывали в черноту великолепные горы мышц, дорогая крепкая одежда, исправное оружие, и безграничная тьма Божьего милосердия смыкалась вокруг них.

А перед Бугго открылась новая вселенная — она шагнула наконец в пространство чужого корабля, все еще пристыкованного к «Ласточке».

«Птенец» был, по крайней мере, в три раза больше «Ласточки». И совсем другой. «Ласточка» напоминала старую, любимую дачу, вместилище дорогого сердцу хлама; «Птенец» — оборудованную новейшими разработками, чуть грязноватую казарму. Осматривая рубку, облицованную серо-зеленым пластиком, во многих местах поцарапанным, Бугто ни с того ни с сего проговорила:

— Надо бы нам цветы завести на корабле. Есть какие-нибудь суккуленты, которые выдерживают условия космического полета?

— В оранжерее можно держать любые растения, — сказал Хугебурка. — Не обязательно суккуленты.

— Какая на «Ласточке» оранжерея, — отмахнулась Бугго. Она устроилась в капитанском кресле, которое сохраняло форму, избранную прежним владельцем, попыталась превратить его в обычный табурет, но потерпела неудачу и смирилась, ерзая на самом краю.

Персональный компьютер капитана «Птенца» холодно горел синими буквами. Бугго поискала на столе и почти сразу нашла «Универсальный переводчик Лололера». Там даже налаживать ничего не пришлось — из этой рубки с его помощью совсем недавно пытались объясняться с эльбейцами. Бугго активизировала планшетку и прочитала компьютерное приветствие: «Непобедимствуй, Нагабот!».

— Интересно, как будет «Покойся с миром»? — фыркнула она и повернулась к Хугебурке: — Нужно осмотреться и кое-что выяснить.

— Например? — осторожно уточнил он.

— Я хочу прочитать личную переписку господина Нагабота. Особенно с господином Амунатеги. На основании новой информации нам предстоит принять ряд непростых решений.

— Знаете что? — сказал ей Хугебурка. — Это подождет. Давайте сперва оценим нашу добычу. Все-таки мы только что захватили пиратский корабль.

Бугго оттолкнула кресло от стола, встала, протянула Хугебурке руку.

— А где эти мародеры, Калмине с Охтой?

Хугебурка неопределенно мотнул головой. Вероятно, хотел сказать: «везде».

В каютах членов экипажа интересного обнаружилось немного, в основном, одежда и выпивка — и то, и другое отличалось исключительным разнообразием. Калмине Антиквару было поручено. собрать все любопытное, идентифицировать, очертеть на основании изученных данных приблизительный ареал полетов, совершенных «Птенцом». Изучаемый материал остается в распоряжении эксперта. Охта Малёк, невнятно булькая, скрылся в машинном отсеке.

— Ну вот, — обратилась Бугго к своему старшему офицеру, — ребята при своем деле, а мы с вами спустимся в трюмы.

Грузовые отсеки «Птенца» напоминали многократно увеличенные и умноженные склепы кафедрального собора: полутьма, тишина, сменяющие друг друга монотонные своды. И кто тут только не был погребен! Миновав два пустых отсека, капитан оказалась в окружении контейнеров, аккуратно размещенных на стеллажах. В одном, выбранном наугад, обнаружилась наркотическая жвачка, довольно безобидная: на некоторых планетах она запрещена законом, а кое-где ее вполне официально дают работникам, занятым монотонным трудом. Студенты из озорства жуют ее на лекциях, которые считаются скучными, и во время выволочек в деканате. Другой контейнер содержал планшетки с порнографией, настолько экзотичной, что Бугго решила не показывать ее Калмине, дабы не смущать его.

— Сопутствующие мелочи, — определил Хугебурка. — Это они прихватили просто так, до кучи. Место нашлось — вот и взяли. Основной груз у них другой.

— Ну да, — оскалилась Бугго, — химическое оружие. Все очень ловко устроено. Нужно только нанять дураков, а потом встретить их в космосе.

Хугебурка не ответил. Он вдруг остановился, прижался к стене и мелко задышал.

Бугга немного удивилась.

— И сколько там жвачки? — спросил Хугебурка, еле владея губами.

Бугго заглянула под крышку одного контейнера, другого.

— Сдается мне, все желтые ею забиты.

— Работорговец, — выговорил Хугебурка и вытер испарину со лба и подбородка. — Надеюсь, они везли клонов.

— Что?.. — начала было Бугто и замолчала. Они посмотрели друг другу в глаза.

Наконец Хугебурка сказал:

— Идемте дальше. Все равно ведь придется открывать все трюмы. Бугго тихонечко пошла за ним к следующей переборке. Хугебурка оказался прав: отсек был оборудован нарами, а в углу имелось отхожее место, огороженное полупрозрачным пластиковым цилиндром. Но рабов здесь не оказалось. Пусто.

Бугго села на голые нары и затряслась всем телом. Хугебурка вернулся в соседний отсек и вызвал Антиквара.

— Принеси выпивку капитану, — распорядился он. — В трюм.

— Покрепче? — деловито осведомился Калмине.

— Согревающее.

— Сделаем, — обещал Антиквар и действительно вскоре явился с бутылкой чего-то густого и зеленого. Внешне оно напоминало не то средство для обеззараживания ссадин и царапин, не то тушь для черчения й картографии, но пахло ванилином и обладало завидной алкогольной крепостью.

При виде нар Калмине так и присвистнул — впрочем, нимало не унывая:

— Вот был бы номер, если б мы вместе с пиратами потравили всех этих бедолаг!

Бугго зло глянула на него и как-то незаметно отхлебнула сразу почти полбутылки.

— Ну, я пошел, — легкомысленный Антиквар махнул рукой и ускакал. Его чрезвычайно увлекла работа эксперта.

— Интересно, — заговорил Хугебурка, усаживаясь рядом с Бугго и принимая у нее бутыль. — Они экипированы на все случаи жизни. Кому они везли гранаты, хотелось бы знать.

— Эти данные наверняка есть у них в компьютере, — отозвалась Бугго и выдохнула: — Фу… Хорошо Антиквару — у него нет воображения.

— Тише, — Хугебурка осторожно коснулся ее локтя.

Бугго прислушалась. Сначала ей показалось, что это пустое беспокойство — шуршит ткань ее комбинезона или еще что-нибудь в том же роде, — но затем звук повторился, более настойчивый и внятный.

— Невозможно, — прошептала Бугго. — Газ должен был уничтожить все живое. Наверное, какой-нибудь кабель болтается. Или включен стереовизор.

— Это за переборкой, — сказал Хугебурка и волшебным жестом, неуловимо, поместил в ладонь маленький лучевик.

— Вы же не думаете, что там может быть кто-то живой? — спросила Бугго чуть громче. — Разве бывают существа, устойчивые к нервно-паралитическим газам?

— Вряд ли, — ответил Хугебурка. — Вероятно, соседний отсек закрывается герметично.

— Но зачем?

— Вот это мы сейчас выясним, — зловеще обещал Хугебурка. Он нашел кнопку возле входа в следующий отсек и надавил ее. Им понадобилось несколько минут, чтобы вместить в сознание странную картину, представшую взору. Ярко освещенное помещение кишело серебристыми червями, каждый размером с палец на руке Бугго. Черви сверкали и переливались перламутром в искусственном свете. Они непрерывно перемещались, и масса их, высотой до колена, все время колыхалась. Шуршание издавали их тела при трении друг о друга.

Посреди этой живой массы высилась фигура, имеющая сходство с человеческой. Уродливая маска закрывала нижнюю часть ее лица, большие глаза глядели на вошедших тускло й затравленно. Голое тело было сплошь изрисовано причудливыми разноцветными узорами. Оно то и дело вздрагивало и встряхивалось, как это делают животные, когда на них садятся кровососы.

При виде пистолета в руке Хугебурки существо громко замычало под маской, глаза его выпучились, а черви так и посыпались с плеч и рук. Бугго взвизгнула и с позором выскочила вон, а Хугебурке стоило больших усилий удалиться с достоинством и запечатать отсек.

Очутившись в полумраке, среди нар, в обстановке хоть и неприятной, но вполне знакомой, оба отдышались и прикончили бутыль.

— Может быть, теперь самое время вернуться в рубку и ознакомиться с документацией? — спросила Бугго своего старшего офицера. — Как вы полагаете?

— По вашему мнению, пираты составляют описи и заполняют накладные?

— Уверена в этом. Грабеж и контрабанда — такое же коммерческое предприятие, как и честная торговля. Прибыль требует четкости.

— Знаете что, — проговорил Хугебурка, поглядывая на закрытую переборку, из-за которой доносилось постоянное шуршание, — я, кажется, понял, что это такое.

— Червячки? — уточнила Бугго.

— Да. И голая женщина с ними.

— Это была женщина?

— А вы разве не заметили? — удивился Хугебурка.

— Нет.

Хугебурка неопределенно подергал углом рта и наконец сказал:

— Эти червячки — довольно редкий вид натурального красителя. Ауфидии или ауфидизаки, точно не помню. Очень дорого стоят. Они водятся исключительно на Лахмусе-3, в пятом секторе. Там для них строят специальные большие фермы. Вывоз, естественно, строго воспрещен — только продукты их жизнедеятельности. Замечательно яркие и стойкие краски. Впрочем, в других природных условиях ауфидии все равно долго не живут. Им необходимы какие-то местные микроэлементы, которые невозможно создать в искусственных условиях. Во всяком случае, размножаются они только на Лакмусе.

— А эта… женщина… она для чего?

— Червячья пастушка. Им необходим постоянный тактильный контакт с теплокровными существами. Обычно на Лахмусе это работа детей.

— Что, детям нравится возиться с червями?

— В принципе, да. Считается престижным. Кроме того, это небольшой, но постоянный заработок. За год до наступления совершеннолетия девочек увольняют с червячных ферм — этого требует местный кодекс о труде.

— Почему?

— Чтобы кожа успела очиститься до замужества. А то у некоторых молодых мужчин уже свои дети, а руки все еще покрыты пятнами.

— Откуда вы все это знаете? — удивилась Бугго.

— Вспомнилось, — ответил Хугебурка задумчиво. — У меня в команде был один парень — когда мы отходы возили… Как раз за кражи ауфидий и попался. Говорил — они на ощупь нежные, тоненькие, даже сердце замирает, как тронешь.

Помолчали.

— Знаете, господин Хугебурка, чего я все-таки не понимаю, — заговорила Бугго, — как они остались в живых?

— Отсек герметичен.

— А система снабжения воздухом? Ведь и она была отравлена!

— Вероятно, для ауфидий оборудована локальная система, — предположил Хугебурка.

Бугго трижды кивнула, с каждым разом все торжественнее и медленнее.

— Микроэлементы. Понимаю. Теперь я все-таки вернусь к компьютеру. Груз ауфидий абсолютно незаконный, но мне почему-то не хочется лететь на Лахмус-3 и приседать там в реверансах.

Хугебурка представил себе количество расписок, протоколов, описей и актов сдачи-приемки, которые будут порождены в этом случае, и заранее затосковал.

— Думаю, на фоне гранат краденых червячков, даже таких драгоценных, как ауфидий, следует считать несущественным обстоятельством, — авторитетно произнес старший офицер «Ласточки».

— Угу, — согласилась Бугго.

Бугго умела и любила работать с информацией, получая почти физическое наслаждение от сортировки и сопоставления фактов. Универсальный переводчик имел способность искажать смысл слов, порой доводя суть фразы до абсурда. Бугго делала записи у себя в планшетке, обрастала чашками чоги и крохотными стаканчиками арака из запасов господина Нагабота; затем отправила на Вейки сообщение о поломке двигателя «Ласточки» и неполадках в реакторе и, соответственно, о задержке прибытия в несколько дней, необходимых для ремонта. (Она запросила три дня.) Покончив с этими делами, Бугго возложила себе на лоб мокрое полотенце и вызвала в рубку «Птенца» Калмине Антиквара.

— В грузовом отсеке находится голая женщина, — сказала Бугго из-под полотенца. — Выведи ее в гальюн, что в рабском отсеке, накорми и верни обратно. И гляди, чтобы червяки не разбежались. Их стоимость — полторы «Ласточки».

— А чем ее кормить? — заинтересовался голой женщиной Антиквар.

— Чем кормят обычного гуманоида? Кашу ей свари. С мясом. Молока раствори пожирнее. Пока она ест, засыпь червякам спецкорм. Он должен находиться где-то поблизости.

Онемев, Калмине удивленно вскинул брови. Бугго не видела этой выразительной гримасы, но поняла реакцию подчиненного.

— Не знаю, — сказала она раздраженно. — Найдешь. Где-нибудь на полке, в контейнере. Там должен стоять вот такой значок. — Она на ощупь отыскала планшетку, где была включена страница: «Ауфидий, содержание, транспортировка, порядок незаконных тортовых сделок».

Антиквар изучил значок, обозначающий ауфидий, сказал: «Сделаем» — и смылся.

— Позови сюда господина Хугебурку, — крикнула Бугго ему вслед, чуть приподняв голову со спинки кресла.

— Сделаем, — опять повторил Антиквар.

Несколько минут Бугго плавала в покое, а затем рядом присел Хугебурка, и сразу потребовалось собраться, сосредоточиться и принимать решения.

— Господин Хугебурка, — заговорила Бугго, — мы влипли.

— Э, — отозвался Хугебурка.

— Да, я знаю, что вы в курсе! — вспылила Бугго и перевернула полотенце холодной стороной. — Не мешайте. В точке «Икс», она же пустое место, она же пояс астероидов, находится планета, известная избранным членам общества как Бургарита. Захваченный нами корабль имеет ее портом приписки и направлялся именно туда. В компьютере сохранился курс, проложенный господином Нагаботом. Координаты полностью совпадают с нашими выкладками. Ваши соображения?

— Пиратская база, — сказал Хугебурка.

— Именно. Я не вполне понимаю, почему объединенные таможенные войска нескольких секторов ее не уничтожат.

— Ну, это как раз понятно. Развязать войну против целой планеты — невозможно. Скажем так, нерентабельно. Там многочисленное население, вполне мирное. Экология космоса также не позволяет уничтожение целого небесного объекта — это может иметь непредсказуемые последствия. Гравитация, то, сё. Поэтому пиратов предпочитают вылавливать по одному в космосе.

— Ясно, ясно, ясно. — Бугго махнула рукой. — Неважно. У нас есть два варианта действий. — Она подняла указательный палец. — Первое. Немедленно лететь со всеми нашими трофеями на Вейки, составить подробный рапорт военному руководству и таможенной службе Вейки и наконец предъявить господину Амунатеги официальное обвинение в сотрудничестве с пиратами. Доказательств, подтверждающих нашу правоту, здесь предостаточно. — Вялый взмах в сторону рабочего стола покойного Нагабота.

— А второй вариант? — осторожно поинтересовался Хугебурка. Полотенце сдвинулось к виску, и на Хугебурку глянул светлый, развеселый глаз в обрамлении мокрых ресниц.

— О! — Бугго села поудобнее. — Подержите эту тряпку. Слушайте. Согласно кодексу братства Бургариты, захват чужого корабля даже если это судно порта приписки Бургарита…

— То есть пиратское, — вставил Хугебурка.

— Ну да, пиратское. Не перебивайте. Захват корабля — почтенное деяние. На Бургарите оно признается вполне законным в том случае, если новый владелец берет на себя все обязательства прежнего. То есть готов оплатить его долги в портовом баре (при наличии расписок), выделить суммы любой женщине, которая обладает доказательством, что ее дети рождены от покойного капитана…

— Такие роскошные господа, как Нагабот, как ни странно, редко, рассеивают свое семя по Вселенной, — мстительно молвил Хугебурка.

— Но и это неважно. Главное новый владелец должен завершить сделки, начатые прежним. Чтобы никто из деловых партнеров не пострадал. Это самое важное. В таком случае корабль остается у нас в качестве приза и может быть продан на Бургарите. Нового владельца запрещено преследовать.

— Замечательно, — сказал Хугебурка. — Учтите, госпожа капитан, мы вступаем в опасную пограничную зону. Остается еще вопрос с господином Амунатеги. Завершить заключенную с ним сделку не представляется возможным. Хотя бы потому, что мы взорвали часть груза.

— Господин Амунатеги подпадает под другую часть кодекса Бургариты, — сказала Бугго. — Его безответственность и глупость послужили причиной гибели Нагабота с компанией. Из-за него мы были вынуждены уничтожить команду «Птенца», не так ли? Если мы, выплатив небольшую компенсацию заинтересованной стороне, возьмем на себя осуществление мести…

— Все, все! — вскрикнул Хугебурка, подскакивая. — Не хочу об этом слышать! Предлагаю избрать первый вариант действий.

Бугто смотрела на него молча и зло.

— Рекомендую, — повторил Хугебурка, выдерживая этот взгляд.

— Огромные деньги и чистая репутация, — сказала Бугго. — Связи.

— Настаиваю. Послушайте, госпожа Анео, я не хочу возвращаться на мусоровоз.

— В каком смысле? — холодно осведомилась Бугго.

— Впрочем, на мусоровоз отправят вас. Меня просто расстреляют — как рецидивиста.

— Убирайтесь! — заорала Бугго. — Не желаю вас видеть! Хугебурка встал и вышел.

В том, что говорила Бугго, имелся смысл. Сделка по ауфидиям — это несколько сотен тысяч. И «Птенец». Мелькнул призрак спокойной, обеспеченной старости. Вилла, много цветов и птиц. Бумажные книги. Пожилой дворецкий. Шум моря по ночам за окном.

Потом картинка смазалась, сменившись обликом Калмине Антиквара. Он предстал перед старшим офицером в кафтане из голубой парчи с завышенной талией, так что пояс с блестящей пряжкой стягивал торс почти под мышками. Узкие черные брюки, серебряного цвета сапожки с причудливо вырезанным голенищем; в правой руке трость с лентами, на щеке зигзагообразный узор лазоревого цвета, под носом блестящая перламутровая полоска.

— Э… — изумился Хугебурка. — Ты чего в таком виде, а? Калмине повертелся.

— Красиво?

— Ужас, — честно признал Хугебурка.

— Зануда, — насупился Антиквар.

— А физиономию зачем измазал?

— Ну ты даешь! — Калмине сунул Хугебурке свежайший выпуск «Космического денди». — Отстал от жизни. Гляди.

Хугебурка поглядел и вернул журнал, повторив:

— Ужас.

— А этой, немой, страсть как понравилось, — вконец разобиделся Антиквар. — Она ничего, кстати. Если привыкнуть, что вся размалеванная.

— Она немая?

— Ну да! А вы с капитаном не поняли? Не говорит, только мычит. Эти гады у нее язык отрезали. А может, такая патология. Ну, врожденная. В общем, нормально, только целоваться странно.

— Скажи мне, Калмине, тебе что было велено?

— Накормить ее и вывести в гальюн, — ответил Антиквар бодро. — Все сделано. Свежайшая каша. С маслом, мясом и перчиком. Слушай, Хуга, ну вот скажи: я, по-твоему, способен изнасиловать женщину? — Он изящно повел парчовым плечом. — Клянусь тебе, с ее стороны я встретил полное понимание.

— Не сомневаюсь, — вздохнул Хугебурка. — Калмине, она же рабыня.

— Рабыня тоже гуманоид и требует ласки.

— Ты отвел ее обратно?

— К червякам? Отвел. А они жутко обрадовались — так и полезли на нее всем стадом.

— Кошмар, — сказал Хугебурка и вернулся в рубку. Бугго встретила его немилостиво.

— Чего притащились? Когда меня арестуют за аморальное поведение в космическом пространстве, я всем скажу, что вы тут ни при чем. Вели себя примерно и пытались воздействовать на меня позитивными высказываниями.

— Я согласен, — сказал Хугебурка.

— Что?

— Завершим сделку с ауфидиями, загоним «Птенца» и утопим Амунатеги.

— У нас три дня, — оживилась Бугто и развернула к себе экран персонального Нагаботова монитора.

Бугго запросила посадку в космопорту Бургарита, не прибегая к разговорнику.

— Нечего позориться. Я им не Нагабот. Пусть понимают эльбейский.

Хугебурка хмурился, но кивал.

Ответ пришел спустя полчаса — на безупречном эльбейском. Не лицо — только буквы на экране:

«Согласно кодексу Бургариты, посадку разрешаем. Терминал «Кокка».

Появился значок «Кокка» — несколько сплетенных линий. Затем опять текст:

«Сообщите статус корабля». Бугто, не торопясь, отпечатала:

«Малый грузоперевозчик «Ласточка». Имею удовольствие буксировать корабль «Птенец», порт приписки Бургарита». Возникла краткая пауза. Затем сухое: «Разрешение посадки подтверждаю. Терминал «Кокка».

— Ну вот и все! — сказала Бугго, хлопнув ладонями по столешнице. — Что-то вы бледный, господин Хугебурка! Посадка через шесть часов. Предлагаю за это время привести себя в порядок.

Хугебурка оглядел себя и фыркнул:

— Лично я утром умылся и надел свежие носки. Остальным членам экипажа ничто не помешает последовать моему примеру.

— Как смешно! — ответила Бугго. — Вы видели отчет Антиквара об их моде?

— По вашему мнению, мы должны расфуфыриться?

— Нет, думаю, следует надеть парадную форму. И лица сделаем кислые. Как будто нас тошнит от миллионов экю, которые мы намерены загрести.

— Тысяч, — поправил Хугебурка.

— Все равно тошнит.

— Последнее — с легкостью.

— Попросите Антиквара отутюжить мои вещи, — распорядилась Бугго. — У меня все равно так хорошо, как у него, не получится. А я тем временем быстренько почитаю, с кем конкретно у Нагабота были шашни вокруг червячков.

Терминал «Кокка» кишел встречающими. Сверху, пока «Ласточка» заходила на посадку, пространство терминала показалось Бугго наполненным червячками-ауфидиями: там переливалась и шевелилась огромная живая масса; она непрестанно перемещалась, по ее поверхности проходили колебания, порой она содрогалась, но не выплескивалась за пределы строго очерченного круга.

На летном поле стояли корабли, причудливо размалеванные или грозно-черные; по ним, как по червячьей пастушке, ползали пестро разодетые люди, и это еще больше усиливало сходство.

Губернатор Бургариты восседал посреди людского скопища на большом золотом троне. Точнее, трон был из особого пластика, но выглядел как золотой. Оскаленные пасти двух кренчеров высились над плечами капитана; пластиковые звери обменивались негодующими взглядами прямо над буйными черными губернаторскими кудрями. Полосатая желто-черная подушка, сплюснутая посередине задом сидящего, вздувалась по обе стороны огромных, широко расставленных бедер в зеленых, блестящих, обтягивающих чулках. Чулки поддерживались подвязками, больше похожими на наборные пояса с пряжечками в виде звериных черепов. Несколько лент свешивались с Подвязок на ноги и на уровне щиколоток заканчивались бантами.

Капитан Алабанда — так его звали. Бугто нашла это имя в базе данных, которую наскоро просмотрела перед посадкой, пользуясь «Универсальным переводчиком Лололера» при всем его несовершенстве.

Алабанда был рослым и мясистым. Он весь состоял из первосортного мяса, обогащенного разными минеральными, витаминными, белковыми подкормками. Снаружи, правда, это мясо выглядело немного обветренным, но опытный глаз все равно безошибочно определял: высшее качество.

Его парчовый кафтан, того же нелепого покроя, как и тот, что присвоил Антиквар, пузырился от бантов, вышивки и сверкающих пластинок — явно синтетического происхождения.

«Ласточка», почти потерявшаяся на фоне пристыкованного к ней «Птенца», медленно опускалась на подготовленную для нее полосу. Земля Бургариты в окне надвигалась на Бугго. Корабль сажал Хугебурка — он сам на этом настоял, не объясняя, почему. Капитан не спорила. Просто стояла у окна, разглядывала терминал и пеструю массу любопытных, оценивала обстановку, шевелила губами. У нее в руке была планшетка.

Когда рев двигателей стих и на почве улеглась краткая буря, вызванная приземлением корабля, Бугго сочла уместным выдержать паузу. Затем «Ласточка» выбросила трап, и оттуда показалась невысокая худенькая женщина в узкой юбке и строгой блузе с нашивками капитана торгового флота Эльбеи. Глаза глядели с заученной холодностью — на всех и ни на кого в отдельности, в углах рта притаилась скука. Хугебурка угрюмой тенью возник за ее плечом. Шаг в шаг, он на ступеньку позади нее, они спустились на летное поле, и Бугго мысленно поздравила себя с тем, что ни разу не подвернула высокий каблук. От усилия не оступиться выражение ее лица делалось все более кислым.

Алабанда, очень смуглый, почти синий, налился чернотой и заворочался на троне. Выкрашенные лазоревой краской зубы мелькнули между темных губ, словно губернатор Бургариты хотел укусить жесткую, костлявую Бугго, но в последний миг передумал.

«Он пьян», — поняла Бугго. В этот миг Хугебурка прошептал у нее за спиной:

— Он пьян.

Бугго чуть дернула плечом, давая понять, что слышит и понимает. Она направилась прямо к трону из золотого пластика. Каблуки впивались в пыльную почву летной полосы, оставляли на ней вереницу следов, похожую на игольный шов.

— Господин Алабанда, если не ошибаюсь? — произнесла Бугго холодно и сделала легкий книксен перед губернатором.

Этот книксен в узкой юбке она репетировала минут сорок. Руководил репетицией Калмине Антиквар. Было решено ошеломить Бургариту целой серией трюков, и книксен входил в их число. Бугго должна была явить безупречную воспитанность, полное отсутствие высокомерия и, главное, подчеркнуть свою принадлежность к слабому полу.

— Никаких военных салютов! — страдал Антиквар. — Никаких мужских полупоклонов! Лучше всего был бы, конечно, полный бальный реверанс…

С этими словами он сделал шаг вправо, змеевидно взмахнул руками, изогнул спину удивительно похабным, расслабленным движением и низко присел.

— Сперва напяль форменные оковы, — заворчала Бугго, наблюдая за развевающимися лентами на рукавах своего второго офицера, — а потом попробуй так скакать…

Остановились на книксене — варианте девичьем, практически детском.

— Их это добьет, — заверял Антиквар, поправляя положение левой ноги у застывшего капитана. — Чуть левее лодыжку. Согните колено.

— Я упаду, — предупредила Бугто.

— Выпрямитесь. По моей команде… раз… два… Великолепно! — восхитился Антиквар не вполне искренне.

И вот теперь он наблюдал через окно за парадным выходом своего капитана, как за балетной постановкой, где он был главным хореографом, и кивал при каждом ее шаге.

Глаза Бугго были на одном уровне с глазами сидящего Алабанды. И сейчас они глядели на нее так, словно производили инвентаризацию всего того, что было скрыто под смуглой кожей молодой женщины: сердце — одна штука, легкие — одна пара, чистые, кишечник — столько-то метров… «Взгляд работорговца», — подумала Бугго и тотчас поняла, что ошиблась. Этот человек не оценивал ее, он ее анализировал.

Ярко-синие глаза Алабанды несколько раз подернулись кожистыми веками; затем он расклеил толстые губы, просунув между ними язык, и наконец заговорил:

— А-а… а… а вы?.. — и махнул в сторону «Ласточки».

— Имею удовольствие представить моего старшего офицера, — Бугго сделала строгий жест, без поворота головы, в сторону Хугебурки.

— М-м… — сказал Алабанда, беглым взором внеся в свои учетные ведомости Хугебурку. — Это…

— Капитан Бугго Анео, — представилась Бугго и сотворила второй книксен. Разрез на ее юбке треснул, обнажив ноги выше, чем было задумано. Зрители разразились радостными воплями, над толпой взметнулись разноцветные платки.

— Это… — повторил Алабанда и пошлепал губами, — ты захватила «Птенца»?

— Именно, — подтвердила Бугго.

— А Нагабот?

— Я его убила, — бесстрастно объявила Бугго. Алабанда вытянул губы трубочкой.

— Утю-тю. Покажи ручки. — Он схватил Бугго за запястье и помахал в воздухе ее кистью. — Вот этими ручками. Утю-тю. Ах ты, муха.

Бугго задрала руку, потянув вверх и лапу Алабанды.

— Да! — крикнула она. — Смотрите все, я убила его этими руками! Согласно кодексу Бургариты, «Птенец» — мой!

— Ну, — сказал Алабанда примирительно и выпустил Бугго.

Она вдруг сообразила, что в толпе почти никто не понимает эльбейского. Да и Алабанда говорит на нем еле-еле. Разномастная толпа постепенно стискивала кольцо вокруг губернатора и чужачки.

— Алабанда! — завопил кто-то. — А что она говорит? Алабанда проревел какую-то фразу, отчего все сперва притихли, а потом разом начали топать ногами и оглушительно завывать. Бугго чуть переместилась в сторону и ощутила прикосновение Хугебурки. Он был почти бестелесный — как будто под одеждой не скрывалось ничего, кроме духа, угрюмого и упорного.

— Не озирайтесь, — прошипел Хугебурка в самое ухо Бугто. — Не сводите глаз с губернатора.

Бугго пошире, понадежней расставила ноги, позволяя всем желающим любоваться ее коленками и резинками для чулок, и указала на Алабанду подбородком.

— Эй! — гаркнула рна. — Я беру «Птенца» и все его контракты, кроме гнилого!

Последнее слово она произнесла на жаргоне Бургариты. Оно звучало довольно грубо, особенно в устах женщины.

Неожиданно Хугебурка заревел на чужом языке. Алабанда почти перекрывал его срывающийся голос громовым хохотом. Однако теперь многие лица в толпе сделались более осмысленными. Бугто кричала Алабанде в глаза, при каждой фразе дергаясь так, словно вот-вот плюнет:

— Нагабот заказал оружие! Его партнер подставил нас! Но он подставил и Нагабота, подсунув ему меня! Я — плохая жертва! Я убила всех! Теперь груз — мой! Я хочу отдать долги Нагабота и отомстить за него!

Алабанда смеялся и бил кулаками по подлокотникам, толпа шумела. Мужчины — разряженные, пахнущие липкими, масляными благовониями, грязным бельем, араком, кислым молоком, спиртовыми духами, костровым дымом, оплавленным пластиком, — все эти мужчины теснились возле Бугго, толкали ее, хватали за бедра, за руки, целовали в щеку обветренными колючими губами, хлопали по спине, а потом подхватили под локти — ее и Хугебурку — и потащили в гудящий, раскачивающийся кабак. Оглянувшись, Бугто увидела, как над толпой шевелится поднятый на руки золотой трон, а на нем, ерзая вместе с подушкой и взмахивая над головами толстыми ножищами, болтается Алабанда — пьяный, счастливый, безумный.

После попойки Бугго проснулась в незнакомом месте — на полу под столом. Она лежала на пластиковом мешке, набитом комковатым синтепоном. Чуть повернув голову, женщина увидела металлическую тонкую ножку стола, приваренную к полу. Плиточки на полу были, видимо, специально подобраны таким образом, чтобы вызывать страшные пьяные галлюцинации: немыслимое чередование желтых, фиолетовых и черных геометрических фигур, которые, если долго на них глядеть, начинали сливаться в назойливые, застревающие в сознании узоры.

Кроме того, пол явственно покачивался.

Бугго вылезла из-под стола на четвереньках. Несколько человек, с виду довольно мятые, с отвращением завтракали. Никто не удивился появлению Бугто. Она присела с краю, и тотчас к ней подвинулась глубокая плошка с густой кашей серо-зеленого цвета. Бугго поискала глазами ложку или лопатку, но ничего не обнаружила и принялась есть руками. С каждым глотком в голове у нее все больше прояснялось. Когда в помещение вошел, с потерянным видом, Хугебурка, Бугго облизала пальцы и махнула ему рукой, приглашая сесть рядом. От каши он отказался.

— А зря, — сказала Бугго. — Они туда что-то кладут… полезное. Только пол по-прежнему ходуном ходит. Это почему, как вы думаете?

— Потому что здесь многие дома строят на фундаментах с искусственной подушкой невесомости. Очень удобно в сейсмически опасных зонах. Да и вообще, модно.

— А… — Бугго выглядела немного разочарованной. — А где Антиквар? И Малёк?

— На корабле. Я запретил им пока отлучаться.

— Пусть погуляют, — великодушно позволила Бугго. Хугебурка вынул из кармана устройство внешней связи и вызвал корабль. Поговорил немного, затем обратился к Бугго:

— Калмине спрашивает, мы теперь тоже пираты или как?

— Или как, — сказала Бугго. — Пусть не увлекается. Но у нас с ними пока важное дело. Кстати, вы не знаете, где найти Алабанду?

— Капитан велела не увлекаться, — строго произнес Хугебурка в устройство внешней связи. — Можете гулять и все трогать руками. К вечеру встречаемся на корабле.

Он выключил связь.

— Алабанда ждет нас в губернаторском дворце.

Хугебурка выглядел усталым, как будто всю ночь накануне занимался тяжелым физическим трудом. Бугго осмотрела себя, огладила мятую юбку, поправила застежки на блузе.

— Мне переодеться? — спросила она.

— Да. — Хугебурка кивнул в сторону двери.

Там вертелись, подталкивая друг друга боками, четыре женщины довольно потасканного вида. Их черные лица были ярко раскрашены: на щеках красные круги, губы голубые, брови выбелены. На них извивались ленты; безъязыкие округлые бубенцы били их по обнаженным рукам, свисая с крученых серебряных нитей; кружево, плотное, собранное в тугие складки, облепляло их обнаженные плечи, как пена из огнетушителя. В многочисленные разрезы пышных юбок выглядывали ноги в красных, зеленых и золотых чулках; туфель Бугго не заметила.

— Кто это? — спросила она, Поджимая губы немного брезгливо.

— Модистки. — Хугебурка поманил их рукой. — Выберите себе одно из четырех платьев. Они помогут вам одеться и причешут.

— Вы уверены?

— Я ни в чем не уверен, капитан. Большую часть моей жизни я провел в состоянии полной растерянности. Одевайтесь. Я подожду вас здесь.

Бугго, в зеленом и серебряном, в золотых чулках с узором в виде рыбьих чешуек, с бусиной на лбу и восьмиугольными монетками по подолу, шла по улицам портового города, кося глазами по сторонам. Это был обыкновенный городок, каких много во Вселенной — невзрачный, но местами очень симпатичный. Улицы были сплошь вымощены гладким пластиком на подушке с устройством антигравитации; при ходьбе они легонько пружинили под ногой, и Бугго поняла, почему здешние женщины носили мягкие туфли: приятно ощутить подошвой подпрыгивание пластикового настила.

— Здешние мужчины уже издали угадывают настроение женщины по походке, — сказал Хугебурка, как будто прочитав мысли Бугто.

Если она семенит, мелко раскачивая доски, — значит, ищет себе друга. А если шагает широко, медленно — значит, ее лучше не трогать.

— Антиквар об этом знает? — спросила Бугто, останавливаясь.

Хугебурка схватился за устройство внешней связи и вызвал Калмине.

А весть о том, что какая-то худышка, штурман элъбейского торгового флота, уничтожила экипаж Нагабота и зацепила «Птенца» со всем грузом, неслась, спотыкаясь и падая, по портовым барам и всему городку и за ночь распространилась за его пределы.

Бургарита была маленькой планеткой с короткими сутками. Торопливый ритм смены дня и ночи делал здешних обитателей нервными, легко возбудимыми. Некоторые, из числа местной аристократии, содержали изолированные от внешнего мира особняки, где искусственно были установлены более удобные эльбейские сутки. Это создавало для всех дополнительные неудобства.

Губернаторский дворец медленно покачивался в смуглом, разреженном воздухе, доминируя над городом. Высокий фундамент то надувался и выпячивался под тяжестью дворца, то слегка вытягивался, подталкивая здание вверх.

Фасад из белого пластика сверкал в красноватых солнечных лучах. Два огромных пластиковых кренчера, ярко раззолоченных, с зеленой полосой вздыбленной шерсти вдоль спины, карабкались по стене и сталкивались под круглым окном над главным входом. Из двери, как язык изо рта, вывешивалась сплетенная из металлических канатов лестница.

Бутто остановилась перед дворцом, подбоченясь, закинула голову. Фиолетовое небо Бургариты, изливающее густой свет здешнего полудня, как бы почивало на плоской крыше.

Хугебурка поглядел сбоку на Бугго, подергал углом рта. Краем глаза она уловила его гримасу.

— Вам, конечно, вся эта затея глубоко противна? — спросила Бугго насмешливо.

— Идемте, — с отвращением сказал Хугебурка. — Ненавижу выяснять отношения в разгар боевых действий.

Бугто повернулась к нему.

— А мы ведем сейчас боевые действия?

— Вот именно. Идемте же.

Внутри особняк был голым, как яичная скорлупа: гладкие пластиковые стены, кое-где размалеванные абстрактными узорами в две и три краски; пол, мало отличающийся от мощения улиц. Все это непрерывно покачивалось и ходило ходуном.

— Как здесь можно жить? — изумлялась Бугго, привыкшая к полумраку тесных, густо населенных вещами комнат. — Человеку свойственно любить шероховатое, обладающее фактурой, а не эту синтетику. Чем ее смазывают?

— Вы не правы, — возразил Хугебурка.

Бугго вскинула брови. Хугебурка схватил ее за руку.

— Как вы не понимаете! Помните, что я вам говорил о женской походке? Алабанда угадывает любое настроение своих подчиненных и визитеров. Он знает о нас гораздо больше, чем вы предполагаете. В таком доме ему не нужны камеры слежения. Любое техническое устройство можно обмануть, но нельзя имитировать биение сердца.

— А если тренироваться? — строптиво спросила Бугго.

— Бургарита — пиратская база. Здесь живут по большей части нетерпеливые люди, не склонные к созерцательности и самоконтролю.

— Какой вы умный! — сказала Бугго.

В приемной губернатора имелись приваренные к полу кресла и столик на колесиках, весело катавшийся от кресла к креслу. Для того, чтобы он направился к любому из присутствующих, достаточно было потопать по полу — и тотчас столешница со всеми имеющимися на ней напитками и угощеньицами оказывалась возле желающего.

Алабанда был сегодня трезв, одет в серое и вовсе не выглядел безумным.

Стоило Бугго занять кресло, как к ней стремительно рванулся столик, на котором между прозрачными, вмотнированными в доску столешницы бутылями лежала маленькая планшетка.

— Это вам, капитан, — Алабанда указал толстым цальцем на планшетку. — Включите.

Бугго активизировала экран. Высветились столбцы цифр общепринятого начертания и буквы чужого алфавита.

— Что это?

— Расчетные схемы «Птенца», списки контрактов, имена подруг Нагабота, адреса партнеров, карточные долги. Сбоку есть переход на универсальный переводчик.

Бугго нашла и погладила подушечкой пальца маленький выступ. Буквы поблекли, сменились другими, менее четкими. Бугго мельком глянула на строчку «приборная доска, пластик — рассчитанная стоимость 30 экю», отложила планшетку.

— Я правильно понял, — заговорил снова Алабанда, глядя на Бугго пристально и доброжелательно (зрачки в глазах пляшут, один словно бегает по кругу, другой мечется взад-вперед, но оба то и дело впиваются в капитана Анео). — Вы хотите отдать долги, получить поживу и забрать месть?

— Да.

Хугебурка рядом с Бугго наливал себе вино. Густая жидкость с громким, назойливым бульканьем капала в стакан из маленького крана. Этот звук раздражал Бугто и вместе с тем помогал ей собраться с мыслями.

Алабанда сцепил пальцы на животе. У него была весьма широкая талия, что еще больше подчеркивалось покроем одежды, но рыхлым или жирным он не выглядел. Плотным — да. Вылепленным из сырой глины. Такой, что самая острая сабля застревает.

— Расскажите о гнилой сделке, — потребовал он.

— Разве у вас нет информации?

— Мне важна ваша точка зрения.

— Почему? — в упор спросила Бугго.

Хугебурка опять тревожно забулькал вином почти над самым ее ухом. Алабанда пояснил, вращая пальцами над серо-парчовым брюхом:

— Потому что именно эту точку зрения я буду поддерживать.

— Хорошо, — сказала Бугго. — Чиновник военного ведомства Вейки, некто Амунатеги, договорился с покойным Нагаботом…

Алабанда прервал ее оглушительными аплодисментами. Он хлопал в ладоши, подскакивая на своем кресле, и столик, конвульсивно дергался перед Хугебуркой, мешая тому цедить вино в стаканчик.

— Великолепно! — воскликнул Алабанда. — О, продолжайте, умоляю! «С покойным Нагаботом»… Как в книге! Обожаю!

Хугебурка подсунул Бугго выпивку. Она взяла, пробежала пальцами по стеклопластику стакана, как будто пробовала на звук музыкальный инструмент.

— …о поставке нескольких сотен единиц оружия массового поражения, — невозмутимо продолжила Бугго.

— Конкретней! — крикнул Алабанда, стараясь ей подыгрывать.

— Гранаты с химической начинкой. — Бугго вызывающе положила ногу на ногу и покачала туфлей.

— Так вот как вы их убили? Гранатами с химической начинкой?

— Да, — подтвердила Бугго. — Именно так. — И перестала качать ногой.

— Почему вы обвиняете в гибели Нагабота и всего экипажа «Птенца» этого чиновника, как его… — Алабанда сделал вид, что забыл имя. Однако у Бугго возникло стойкое убеждение в том, что губернатор притворяется. Он знал о существовании Амунатеги еще до появления Бугго. Просто ему не хотелось произносить это имя вслух.

— Потому что он столкнул нас в открытом космосе, — сказала Бугго, также избегая называть чиновника. — Потому что он представил нас Нагаботу как беззащитных дураков, которых он возьмет голыми руками.

— Милая красавица, но ведь он мог добросовестно заблуждаться на ваш счет, — Алабанда незаметно переместился в кресле. Столик, как дрессированная собачка, покатился к нему и начал ездить от одного колена губернатора к другому, взад-вперед, взад-вперед. Алабанда поймал со стола сочный фрукт и впился в него крашеными зубами.

— В любом случае Амунатеги не предупредил Нагабота о том, что в моем экипаже находится опытный боевой офицер, отличник Академии, — стояла на своем Бугго.

Она четким жестом указала на Хугебурку. Тот вскочил, коротко поклонился, сел. Алабанда направил столик к нему.

— Угощайтесь! Угощайтесь! — вскричал он.

Хугебурка криво улыбнулся и взял комок сладкого лакомства, облепленного маленькими кислыми ягодками.

— Сразу в рот! — разволновался Алабанда» — Прекрасный выбор! Мое любимое! Кладите в рот целиком, немного пососите, а потом раздавите зубами несколько ягодок. Вот так едят шнеги.

— Шляпа Господня! — сказал Хугебурка. — Это какую надо иметь пасть!

Алабанда рассмеялся. Хугебурка кушал шнеги с таким видом, как будто руководил погрузкой и распределял контейнеры по трюмам. Шнеги полностью склеил его челюсти и вывел старшего офицера «Ласточки» из общения на добрый десяток минут.

Алабанда вновь обратился к Бугго.

— Но этот ваш Амунатеги мог и не знать о присутствии боевого офицера на борту «Ласточки».

Бугго передернула плечами, разметав бубенцы на шнурах по спине и груди.

— Капитан Алабанда, — холодно произнесла она, — готовя операцию такого масштаба, пренебрегать деталями — преступно.

Она прямо сочилась презрением. Алабанда созерцал ее с немного снисходительным восхищением.

— Послужной список членоэ моего экипажа — вполне доступная информация, — продолжала Бугго напористо, — а господин Амунатеги поленился ознакомиться с ним. В результате капитан Нагабот был введен в заблуждение, за что поплатился жизнью.

Алабанда подал вперед свое массивное тело.

— Отлично! Полагаю, вы уже состряпали план?

— Во всех деталях, — уверенно ответила Бугго.

Работа по ликвидации Нагаботова наследства взорвалась, словно бомба, и разметала экипаж «Ласточки». Антиквар готовил корабль к аукциону, наскоро проводя инвентаризацию и забирая все интересное, если оно не было включено в список. Уже были вывешены объявления о торгах. Губернатор Бургариты объявил о своем личном покровительстве госпоже Анео.

Хугебурка связался с представителем заказчика и занимался завершением сделки по ауфидиям.

В разгар его переговоров по стереовидению в рубку вошла Бугго. На капитане была серая майка и комбинезон со спущенными лямками.

— Э-э, — обратился Хугебурка к представителю заказчика и метнул на Бугго быстрый взгляд. — Одно мгновение. Мой капитан хочет мне что-то сообщить.

Он успел как раз вовремя, чтобы оттеснить Бугго и не впустить ее в поле зрения собеседника.

— Вы что? — возмутилась Бугго.

— А вы что? — разъяренным шепотом проговорил Хугебурка и стал, как снежная туча — черным. — Это пираты! Они презирают голодранцев! В каком вы виде, госпожа Анео?

Бугго смерила его гневным взглядом.

— Аристократизм нельзя надеть или снять, господин Хугебурка. Он безнадежно махнул рукой.

— Неважно. Что вы хотели сказать?

— Что к моменту приемки груза они должны подготовить червячью пастушку.

— В каком смысле — подготовить? — не понял Хугебурка. — Она вполне подготовлена.

— В том смысле, что им следует подыскать какого-нибудь франта, который захочет размалевать свое тело узорами. Вероятно, стоит ввести на это моду… Пусть подготовят рекламу, что ли…

— Погодите! Но ведь у нас уже есть пастушка! Зачем создавать лишние сложности? Сделка и без того непростая.

— Не вижу никаких особых сложностей, — возразила Бугго. — Я же сказала, достаточно установить моду на раскрашенную кожу. При здешней манере одеваться это плевое дело. А Нагаботову червячью пастушку я забираю себе. Это мой капитанский приз.

— Капитанский каприз, — поправил Хугебурка.

— Называйте как хотите, — фыркнула Бугго. — Мне необходима горничная. Я хочу, чтобы кто-то следил за моей одеждой и подавал мне кофе в постель. Ну, что стоите? Идите, договаривайтесь! У меня куча дел.

И ушлепала, босая, оставив Хугебурку разбираться с заказчиком, которого истерзали подозрения, что его пытаются облапошить.

— Назовите конкретное количество червячков, — наседал он. — Вы их перецифровали?

— Их продают на вес, — устало отбивался Хугебурка. — Послушайте, мы ведь снизили цену.

— А почему вы требуете, чтобы пастух был наш? Это опасно? Ваш пастух скончался? Может быть, он был болен и заразил их?

Хугебурка послал Бугго мысленное проклятье. Не мог же он сказать правду. Что Бугго не желает оставлять у пиратов эту женщину, у которой отрезали, язык. Что капитана наверняка попросил об этом Калмине. И что он сам, Хугебурка, считает необходимым ограничивать количество тяжких испытаний, выпадающих человеку в жизни.

Поэтому он сказал своему партнеру по переговорам:

— Нет, просто наш капитан хочет иметь на корабле женскую прислугу, а эта рабыня не значится ни в инвентарном списке корабля, ни в описи груза и, следовательно, является капитанским призом.

— Понятно, — хмуро отозвался собеседник, чувствуя, что его все-таки обвели вокруг пальца.

За ауфидиями прислали погрузчик с большой, герметично закрывающейся цистерной из прозрачного сверхпрочного пластика. По дну цистерны переступали двое голых подростков. Они глупо ухмылялись сквозь стенки и надували щеки. Над цистерной переливался ядовито-яркими красками большой рекламный стенд.

Хугебурка подбежал к цистерне, хлопнул по ней ладонями. Из кабины погрузчика высунулась косматая черная голова.

— Хугебурка? — крикнула голова.

— Шланг! — потребовал Хугебурка, не тратя времени на знакомства и разговоры.

Из кабины выскочил коротышка-эльбеец в желтых штанах с бантом на заду, полуголый и босой. Вдвоем они совладали с широким проворным шлангом, который норовил ухватить людей за ноги гофрированными кольцами. Цистерну соединили с грузовым трюмом «Птенца».

— А перегонять их как будем? — деловито осведомился коротышка и сплюнул, попав себе прямо в босую ногу. — Под давлением или как?

— Они сами полезут, — сказал Хугебурка. — Мы эвакуируем нашу пастушку, и они поползут на тепло человеческого тела. Скажи этим двум — пусть попрыгают и разогреются.

Коротышка постучал пальцами по стенке цистерны и несколько раз сильно взмахнул в воздухе руками, сделав строгое лицо. Подростки принялись скакать и что-то орать, широко разевая рты, — наружу никаких звуков не доносилось.

Хугебурка не был вполне уверен в том, что говорил. Он вычитал это на сайте «Ауфидий. Транспортировка». Такие сайты, как и лоции, иногда включают в себя традиционно легендарные сведения, вроде известий о женщинорыбах с поющими волосами.

Хугебурка бегом вернулся на «Птенца», велев коротышке ждать у цистерны. Тот привалился плечом к кабине, вынул из-за пояса штанов комок белой жвачки, сунул за щеку и о чем-то глубоко задумался. Хугебурка быстро вошел в помещение, где содержались ауфидий, и знаком приказал пастушке выбираться в соседний отсек, оборудованный нарами. Она осторожно избавила свое тело от червячков и последовала за ним, неловко спотыкаясь и озираясь. Дверь запечатали. Девушка присела на край нар, повинуясь быстрому жесту офицерами стала ждать. В ярком свете ламп Хугебурка видел, как она поворачивает голову вправо-влево, ни на что особо не глядя, рассеянно.

Сдернув одеяло с нар, Хугебурка набросил его на плечи голой женщины. После шелковистых прикосновений ауфидий теплая ткань царапала чувствительную кожу и вызывала раздражение. Девушка тотчас принялась скрести себя под одеялом ногтями, и вид у нее делался все более виноватым.

Хугебурка этого не замечал — был слишком занят. Он еще раз проверил крепление шланга, пробежал по грузовому трюму, выскочил, спрыгнув с трапа, и велел погрузчику открывать свой клапан. После короткой паузы ауфидии панически хлынули в шланг. Брошенный на землю, он извивался и вздрагивал, как живой, и стремительно покрывался изнутри разноцветными разводами. Червячки заполнили цистерну на треть. Подростки, облепленные серебристыми тельцами, хихикали и морщили лица — им было щекотно.

— Срамота, — молвил коротышка и снова плюнул, на сей раз стараясь быть осмотрительней.

Когда погрузчик отбыл, оставив Хугебурке гору документов и запечатанные пачки денег с висячей печатью Эльбейского кредитного банка, старший офицер «Ласточки» вернулся на «Птенца». При виде его пастушка потянула на себя одеяло, от которого было избавилась. Хугебурка остановился перед, ней, чувствуя неловкость.

— Ты меня слышишь? — спросил он. — Ты понимаешь? Она встала, кротко моргая.

— Если ты меня понимаешь, то кивни.

Она послушно кивнула и переступила босыми ногами, комкая упавшее на пол одеяло.

— Тебя забирает капитан, — сказал Хугебурка. — Госпожа Бугго Анео.

Она опять кивнула. Хугебурка немного подумал. Он испытывал определенные затруднения, приказывая человеку, которого не мог спросить: «Вопросы есть?». Поэтому Хугебурка сказал так:

— Я отведу тебя к ней в каюту. Выбери себе вещи. Одежду, гребешки, туфли. Бери, что захочешь, только не трогай форму. Ясно? Ты понимаешь, что такое форма?

Она кивнула, кося по сторонам. Рот у нее был приоткрыт, от непрерывного ношения маски нос распух, а углы губ воспалились и покрылись коростой. И кожа вся сплошь в узорах и разводах. Хугебурка бестрепетно взял это существо за руку и потащил к выходу.

Бугго была с Алабандой. Он показывал ей пустыню с борта своего флаера. Они скользили над зеленоватыми песками, которые перед рассветом начинали звонко, пронзительно скрипеть, смещая певучие массы под напором утреннего света. Это пение предвосхищало быстрое появление красноватого солнца Бургариты. Внезапно вспыхивали изумрудным огнем пески, золотые лучи змеями пробегали по зелени, а затем из-за горизонта выскакивало светило и с ходу принималось палить немилосердно. Алабанда находил это великолепным.

В пустыне, в подземном помещении, оборудованном стабильной вентиляцией и искусственным освещением, идентичным эльбейскому, располагался большой завод. Алабанда был его владельцем. Бугго, обмотанная вместо платья двумя разноцветными шарфами с бахромой, в туфлях на игольном каблуке, висела на руке Алабанды, и он нес ее по лестницам и переходам, мимо прозрачных кабинетов технологов, по лабораториям, комнатам отдыха, где были цветы и бассейны с зеленоватой водой, сквозь чад и смрад заводского борделя, в цеха по отливке изделий, в закуток предводителя смены, и там быстро, нахально мигали цифры на планшетках, неслась из уст тарабарщина, порождаемая «Универсальным переводчиком Лололера», на которой Бугго теперь изъяснялась почти как на родном языке. Все это изливалось сплошным потоком — череда лиц, интерьеров, машин, компьютерных экранов, стереовизоров, слов, слов, слов, — а затем опять шаги, переходы, двери, лестницы и ветер, горячий мощный ветер пустыни, пытающийся сорвать седоков с флаера и превратить их в песок, песок, песок…

Там, перекрикивая шум двигателя и низкий рев ветра, Алабанда рассказал Бугто об Островах.

Ветер выхватывал слова из губ Алабанды и трепал их, превращая в лоскуты, но Бугго ловила эти лоскуты и соединяла их в узоры, и в глубине этих причудливых извивов, на месте соединения обрывков, вдруг начинали проступать очертания фигур, абрисы лиц, ветки деревьев.

На краю сектора — Алабанда еще юноша, он младший помощник штурмана, варит кофе всем старшим офицерам и в свободное время заглядывает штурману через плечо: что и как тот делает (а тот больше пьет арак и дуется в кругляши — но кто же прокладывает, в таком случае, курс?) — и там, на краю сектора, был малый челнок. Какие-то люди, потерпевшие крушение. Смутно знакомые лица, розоватый пушок на круглом изгибе черной женской щеки, в зрачке — отражение дерева, полного золотых плодов. Как одержимые, помчались они тогда разыскивать Острова — десяток астероидов в безымянном, никем не исследованном поясе, там, на краю сектора. Они провели в скитаниях почти год по счету Бургариты. У них отекали ноги и лица от синтезированной пищи, а в глазах стало появляться размазанное, искаженное отражение тех же деревьев. Чужая память застревала в их сознании, они напивались и бредили, но не могли уйти с границы сектора, потому что Острова постоянно находились рядом.

— Рай, Бугго! — кричал Алабанда. — Вот что это было! — вопил он. — Рай — это отрава! Мы болели от его близости!

А потом они начали умирать, один за другим, и Алабанда больше никому не варил кофе — он захватил бортовой компьютер и сам прокладывал курс, прошивая пространство на краю сектора мелкими стежками, взад-вперед, взад-вперед.

Что-то случилось с раем, что-то ужасное произошло в результате поступка древних людей, погубивших деревья, и рай оторвался от Земли Спасения. Космическим ветром несло его по пространствам, которые создал Бог.

— О, если бы рай стоял на месте и просто разрастался, как ему было заповедано, если бы он ширился вместе со Вселенной, — бормотал Алабанда. — Но рай пронзил Вселенную насквозь, как игла, и стал недоступен, и опасен.

Там, на краю мира, едва цепляясь за рассудок, Алабанда уже сделался капитаном, и теперь та женщина с розовым пушком на щеках приносила ему в каюту безвкусный, искусственный хлеб, продукт третьей, четвертой переработки, — они ждали, пока Острова явятся им, и выплевывали зубы изо рта.

— Я помню, как наши зубы уплывали в черноту за иллюминатором, — кричал Алабанда, — они уплывали грызть и кусать бесконечность!

Он грозил кулаком низкому небу Бургариты, и слезы, срываясь с его лица, оседали на скулах Бугго.

И Острова прошли мимо них, едва не царапнув иллюминатор — однажды, в начале второй смены, когда почти все были пьяны и тряслись возле мутных окон. Сквозь пластик, размазанные, точно в зрачках безумца, просматривались деревья, птицы, тихие животные.

— Я видел музыку! — орал Алабанда. — Она висела на ветвях, и ее можно было снять, как белье с веревки, ее можно было пересчитать, надеть на пальцы! Клянусь слюнями Ангелов, она была там, такая густая, что некоторые люди намазывали ее на хлеб!

Зеленые пески Бургариты расступались пол мощным брюхом флаера, раздуваемые ветром, и волочились за ним почтительным шлейфом, и взбаламученный воздух пустыни играл крошечными изумрудными искрами, а Алабанда кричал и бредил райскими Островами, и Бугго всем своим существом понимала их реальность, их неизбежность, подобную смерти или течению времени.

— Мне нравится имя Тагле, — сказала Бугго, рассматривая свою новую служанку. — А тебе?

Червячья пастушка стояла посреди капитанской каюты и облизывала губы, тревожа коросту в углах рта. На ней было длинное белое платье, почти прозрачное, без рукавов и без швов по бокам. На руки она натянула перчатки до локтя. Выше перчаток и в разрезах сбоку парчово светилась узорная кожа. Лицо в золотистых, красных, синих разводах выглядело жутковато, но вместе с тем привлекательно. Чем-то оно гармонировало с рассказом Алабанды.

— Тагле, — повторила Бугго. — Как тебе? Девушка наклонила голову.

— Не могу же я тебя никак не звать? Она опустила голову еще ниже.

— На «Ласточке» полно пустых кают, — продолжала Бугго. Выбери себе любую. Я хочу, чтобы ты не покидала мой корабль до нашего вылета.

Девушка кивнула. Бугго показалось, что в ее глазах появилось вопросительное выражение, и почти сразу догадалась, в чем дело.

— Ауфидий мы продали. У них теперь другие пастухи.

Тагле — если, конечно, она будет носить это имя — радостно заулыбалась. Ее волновала судьба червячков.

— Если хочешь, я прикажу Антиквару, чтобы он тебя не беспокоил, — добавила Бугго. — Как тебе Антиквар — понравился?

Тагле пожала плечами. Бугго так и не поняла, как ей трактовать этот жест, и решила в конце концов никак его не трактовать, а пустить дело на самотек. У нее хватало забот с аукционом.

Торги за «Птенца» велись весь третий день пребывания Бугго на Бургарите. Она не уставала радоваться тому, что сутки здесь короче стандартных. Это давало ей дополнительный запас времени перед появлением на Вейки.

Традиция требовала проводить раздачу долгов после окончания аукциона, но по просьбе капитана «Ласточки» эти два процесса совместили. Бугго торопилась. За аукционистом наблюдал, великолепный Калмине, разодетый в атлас и украшенный цветами из тончайших листков металла и жесткой ткани: такое сочетание давало поразительный эффект (Калмине утверждал, ссылаясь на фундаментальную коллективную монографию «Философия одежды», что здесь также содержится некая мировоззренческая концепция). По замыслу Бугго, Калмине должен был олицетворять для бургаритских судоторговцев процветание экипажа «Ласточки».

Хугебурка, сидя в тени, под полосатым навесом с бахромой, долго, въедливо проверял один за другим предъявляемые счета и расписки и скудно выдавал из пачки лежалые денежные купюры.

Женщин после себя Нагабот оставил всего двух. Одна привела за руку трехлетнего мальчика, который, как она уверяла, являлся точной копией покойного капитана.

— Не нахожу, — цедил Хугебурка.

— А вы взгляните! — наседала женщина.

Хугебурка взглянул. Угрюмый ребенок несколько мгновений, не мигая, смотрел ему в глаза, а после, не меняя выражения лица, высунул длинный лиловатый язык. Хугебурка дал женщине десять экю и положил поверх пачки денег пистолет.

Вторая, заплаканная красавица с раззолоченными косами, уверяла, что Нагабот обещал на ней жениться.

— Если вам угодно, исполнение этого долга я могу взять на себя, — кисло предложил Хугебурка.

Дождавшись перевода, красавица оскорбленно взвизгнула и убежала.

Бугго критически созерцала и красавицу, и многочисленных раздатчиков кругляшей из игорных домов — унылых и носатых, похожих между собой, точно один стакан на другой; и людей неопределенных занятий, с бумажными счетами за выпивку и просто долговыми каракульками. Подпись Нагабота была введена в ручной индикатор. Хугебурка водил индикатором над бумажками, а лампочка «Удостоверено» то зажигалась, то не зажигалась, и претензии, в соответствии с этим, то удовлетворялись, то отклонялись.

Сама госпожа капитан этими мелкими делами как будто не интересовалась — так, приглядывала.

Калмине, когда она заходила на аукцион, метал в ее сторону торжествующие, сверкающие взоры. Цена «Птенца» взлетела до двух с четвертью миллионов экю.

Солнце уже падало к горизонту. Строения космопорта, башни и вышки, вращаясь и шевелясь на фоне неба, начали изменять цвет, становясь из белых и желтых красными и лиловыми — таково было свойство здешней атмосферы. В окнах домов загорелись густо-красные огни. Марево света пробегало по городу. Торги готовились завершиться, и вскоре действительно разнесся мерный бой тяжелого молотка: «Птенец» перешел в собственность нового владельца. Хугебурка тоже освободился от кредиторов. За эти несколько часов он постиг сущность Нагаботова нрава и возненавидел погибшего капитана за мелочность еще больше, чем за работорговлю и попытку уничтожить «Ласточку» со всем ее экипажем.

— Меня совершенно не мучает совесть, — сказал он Бугго. — Редкостная гадина был этот Нагабот.

Бугго рассеянно кивнула. Банковская страница в ее планшетке претерпевала стремительные изменения; цифры обезумели, сменяя друг друга; вспыхивали поступления, чуть сползали назад после вычитания процентов, опять наращивали массу и наконец замерли в виде «окончательного баланса» в два миллиона четыреста восемьдесят две тысячи экю.

Бугго сунула планшетку в сумку, глянула на небо и опять подумала об Алабанде и Островах. Она вспоминала о них целый день, понимая, что напитывается ядом, от которого потом не будет спасения.

— А где Охта Малёк? — спросила она вдруг. Ответа ей не дали, потому что этого никто не знал.

Калмине, пьяный от мыслей о богатстве, ушел к себе в каюту — предвкушать новое состояние и строить планы. Хугебурка пошатывался от усталости и ненависти к людям. Бугго отправила его на корабль — проверять готовность «Ласточки» к полету. У нее оставались еще дела с Алабандой. Хугебурка посмотрел вслед своему капитану — как она быстро, бойко бежит на высоченных каблуках, в платье из белых и синих лент, местами сшитых так, чтобы из них надувался пузырь, а местами свободно болтающихся — и вдруг ему стало очевидно, что однажды она уйдет навсегда. Это было мгновение предельной ясности, от которого стало больно, а после все смазалось, сменилось усталостью и новыми заботами, и Хугебурка зашагал на корабль.

Алабанда носил Бугго на плечах, грузно ступая вместе с ней по чуть качающейся мостовой. Она держалась за его густые волосы, то и дело склоняясь к огромному, жесткому уху, из которого торчала шерсть, чтобы сказать в эти заросли пару слов.

— Я был у Острова совсем близко, — гудел Алабанда, уже снова пьяный, безрассудный. — Там не было атмосферы, там не могло быть ничего — голый камень в пустом пространстве, а вокруг мерцание. И вдруг, на мгновение, я увидел там все.

…Пустота сменилась видением сада. И там стояла женщина, одетая крыльями, а в ручье, у ее ног, текла тишина. Невесомое, бесплотное пламя охватило сердце Алабанды, и он отправил на Остров челнок, но челнок прошел сквозь плоть метеорита и сгорел, а камень в космосе вновь был голым и бесплодным.

— Боже! — кричал Алабанда, шагая с Бугго на плечах по ночной Бургарите. — Боже, эта тишина!..

— Разве смерть — не тишина? — спросила Бугго, рассеянно озираясь по сторонам: один за другим наливались синеватым светом фонари, усугубляя темноту густых небес.

— Та тишина была жизнью, — сказал Алабанда, снял с ноги Бугго туфлю и запустил ею в какого-то голодранца, который вдруг остановился, завидев губернатора, и нехорошо сверкнул глазами. Получив каблуком в висок, голодранец взялся обеими ладонями за лицо и сел на мостовую.

И тотчас из темноты послышался вопль, как будто там только и дожидались этого мгновения.

Бугго насторожилась, тронула Алабанду за волосы.

— Идемте туда.

— Нас ждут, — напомнил он.

— Нет. — Бугго взбрыкнула. — Мне надо туда. Туда! Ясно? — И потянула губернатора за жесткую прядь.

Алабанда развернулся всем торсом и двинулся на крики.

Улица, тесно застроенная домами, расступилась, обнажая ярко освещенный двор. В глубине его находилась какая-то плоская, как будто размазанная по земле постройка. Во дворе в странных позах застыли статуи, в основном железные, но встречались й каменные; а подойдя поближе, можно было заметить рядом и людей, таких же искаженных и вывернутых, как эти причудливые произведения искусства. Люди метались среди статуй, смешивая свои тени с их колеблющимися тенями, и кричали. А громче всех орал кто-то простертый у подножия железной бабищи с большим овальным отверстием между тонкими треугольными грудями.

Алабанда присел на корточки и спустил Бугго на землю. Бедра женщины и ленты ее платья скользнули по щекам Алабанды, когда она сползала с его плеч. Хромая, в одной туфле, Бугго подбежала к лежащему и сильно ударила кулаком по голове какого-то человека, который попытался ей помешать.

Охта Малёк валялся с расквашенным лицом, пачкаясь, греб ногтями землю и вопил:

— Не пойду!

Потом он вдруг увидел своего капитана — лицо бледное, в красных бликах колеблющегося света фонаря — и вытаращил на нее глаза, мутные от горя.

— Сука! — зашипел, заплевался Малёк. — Не пойду! Здесь сдохну! Из полумрака двора опять выскочил кто-то и, изловчась, пнул

Малька в бок. Он перекатился и снова заорал, пуская изо рта слюни и пену.

— Стоять — вне себя крикнула Бугто, заметив, как в полумраке появился красный глазок лучевика. — Это мой человек, я его забираю!

Желтая нитка луча вмиг прошила пространство двора. Бугто упала рядом с Охтой.

— Алабанда! — позвала она, чуть оторвав лицо от земли.

— Алабанда! Алабанда! — забился Малёк, стукаясь затылком и скулой и с маху опуская наземь пятки. — Только он! Всегда он! Алабанда! Алабанда!

Он повернул голову и попытался укусить Бугто за локоть. В темноте грохнул взрыв — непонятно, что и где взорвалось, но несильно, хотя у Бугго заложило уши, — а затем Алабанда заревел:

— Перестреляю! Вон!

Мостовая, еще не успокоившаяся после взрыва, мелко затряслась, как будто именно ее перепугали угрозы Алабанды. Бугго и Малёк остались во дворе одни.

— Идем, — сказала Бугго своему механику, — они сбежали. Пойдем на «Ласточку».

— Ненавижу тебя, — прошептал ей Охта и заплакал горько и безутешно.

Бугго растерянно смотрела, как он возит грязь ладонями по мокрому лицу, а после стремительно наклонилась и поцеловала его щеки и глаза.

— Идем, Охта. Пора домой.

Он замер, испытующе гляди на капитана, вздохнул глубоко, до самой своей маленькой утробы, и, поверив, встал на ноги. Охту сильно качало, но он не падал.

Алабанда в темноте кому-то свистел. Грохоча и вихляя прицепом, подъехал погрузчик.

— Гони к «Ласточке», — велел Алабанда, заглядывая в кабину. — Погоди, возьми тут двоих.

Он схватил ослабевшего Малька и забросил на прицеп, поверх крепежа. Бугто подошла, приседая на каждом шагу, в одной туфле. Алабанда сунул ей вторую, которую подобрал там, откуда сбежал подбитый им тип с нехорошим взглядом.

— Прощай, Алабанда, — сказала Бугто.

Он обхватил ее рот толстыми, мягкими, пахнущими ванилью и спиртом губами.

— Прощай, Бугго, — сказал, оторвавшись, губернатор Бургариты.

Бугто вскочила на погрузчик рядом с Мальком, и ночной город заплясал вокруг них на покачивающихся фундаментах, а нёбо, исчерканное метеоритами, мигало и переливалось, словно медуза, выброшенная штормом на светящийся лист рекламы.

Охта заснул, измученный алкоголем, побоями и ревностью. Бугго при каждом вдохе вспоминала запах губ Алабанды, и Острова наполняли ее сознание странными грезами.

Спустя сутки по эльбейскому счету «Ласточка» вошла в атмосферу Вейки. В маленьком космопорту ее ждали. Оркестр из пяти человек, коротконогих, с бочкообразными телами, сыграл кратко, устало, отсалютовал воздуху инструментами и ушел. Оркестранты были затянуты в черную кожаную одежду, которая облепляла их и подчеркивала все многочисленные жировые складки на спине и вокруг талии.

Бугго, стоя на трапе с папкой под мышкой и планшеткой за поясом юбки, озабоченно смотрела на приближение военной развозки, выкрашенной в серый цвет. В развозке сидели несколько человек, за пультом управления находился солдат, сгорбленный, клюющий носом приборную доску. Едва развозка замедлила ход, из нее выскочил молодой офицер — подтянутый, строгий красавец. Затем, уже после полной остановки, наружу выбрался пожилой, рыхлый, в штатском, но с орденами; а последним, настороженный, явил себя господин Амунатеги.

Бугго приветствовала их с утомленным видом и сбежала по трапу.

Пожилой, с орденами, небрежно ответил на ее приветствие, посипел астматически и наконец спросил:

— Поломка… насколько серьезна?

— Неполадки в двигателе! — звонким голосом отвечала Бугго, и ее глаза оловянно блестели. — Неустойка вычтена из жалованья механика!

Она порылась в бумагах, сложенных в папку, извлекла оттуда лист с чертежами двигателя и схемой поломки (вышедшие из строя детали помечены красным), лист с актом о ремонте за подписью Бугго, лист с указом о вычете неустойки из жалованья механика за подписью Бугго и небрежной закорючкой, оставленной вечно промасленными пальцами Малька. Все эти документы Бугго подала пожилому. Тот взял бумаги, подышал над ними, но говорить передумал, вернул Бугго и просто кивнул.

— Разрешите производить отгрузку? — спросила Бугго.

Пожилой махнул рукой и заковылял обратно к машине, в которую уселся с нескрываемым облегчением, а Бугго перешла в распоряжение красавца, который оказался адъютантом пожилого.

— Младшекомандующий Тоэски! — представился он, салютуя с подчеркнутой небрежностью и глядя мимо Бугго.

— Капитан Бугго Анео! — сказала Бугто, отбрасывая руку от своего виска так резко, словно обожглась. Нарочитый жест, принятый среди офицеров военного флота Эльбеи, кастовый знак замкнутой среды.

Тоэски на мгновение замер. Застыли зрачки в его глазах, чуть опустились уголки губ. Затем он взял у Бугго акт сдачи-приемки груза, ввел в свою цланшетку данные описи и вместе с капитаном нырнул в трюмы «Ласточки».

Амунатеги, не удостоенный ни единого взора, без приглашения полез следом. Ему не препятствовали, но Хугебурка, который встретил комиссию военного ведомства внутри корабля, не выпускал этого человека из поля зрения ни на миг.

В грузовых отсеках царил полный порядок. Бугго пришлось заплатить упаковщицам в порту Бургариты, чтобы те за два коротких дня ликвидировали разгром, произведенный Хугебуркой. Пломбы вполне удовлетворительно подделали местные фальшивомонетчики, Молодой господин Тоэски осматривал контейнеры, делал у себя пометки, рисовал на ящиках значки мелками и кивал, кивал. После каждой принятой партии он связывался с начальством по устройству внешней связи и докладывал о ходе работ. Ангары уже распахнули ворота и выпустили на волю бойкие погрузчики. Прибыла высокая машина с лентой автотранспортировки; вокруг нее бродили солдаты с недовольными, сонными лицами.

Амунатеги таскался за Бугто и Тоэски, время от времени вступая в разговор. Отвечая ему, Бугго всякий раз демонстрировала, что успела позабыть о его присутствии и крайне удивлена, услышав его голос. Амунатеги пытался выведать, что известно экипажу «Ласточки», а что ему неизвестно. Хугебурка понимал: этот гладкий господин до последнего надеется, что им удалось каким-то образом отбиться от пиратов и что они ничего не знают об истинном содержимом голубых контейнеров. И тогда Амунатеги останется только подменить одни стандартные контейнеры другими, а гранаты доставить по назначению тем, кто заплатил ему за транспортировку.

— Могу ли я поговорить с вашим механиком? — спросил Амунатеги любезно. Он улыбался и моргал вполне невинно.

Тоэски трогал пломбы, быстро чертил мелком номер за номером и делал у себя пометку за пометкой. Славно, весело щелкали клавиши планшетки, дело шло.

— Для чего вам наш механик? — удивилась Бугго, в очередной раз взглянув на Амунатеги так, словно ожидала увидеть у себя в трюме что угодно, только не это.

— Я и сам механик по первому образованию, — пояснил Амунатеги. — Мне интересно, как вы справились с поломкой в условиях космического перелета. Помню, что это очень непростое дело.

Хугебурка хотел вмешаться и напомнить Амунатеги, что все это его не касается, но Бугго опередила:

— К несчастью, такое невозможно. Мучимый угрызениями совести, наш механик покончил с собой.

И тут Амунатеги надломился. Глаза его метнулись в сторону, губы посинели — как тогда, на Хедео, когда едва не попадали с полок голубые контейнеры.

Против воли у него вырвалось лягушачье:

— Как? Как?

Бугго открыла рот, намереваясь сказать: «Бросился в атомный реактор», но Хугебурка опередил ее:

— Повесился на подтяжках.

— Зеленая партия, триста штук, — бодро рапортовал Тоэски, идеальный мужчина.

В устройство внешней связи слышно было, как тяжело дышит заслуженный старик в орденах.

Они перешли в следующий отсек, где на полках, прочно пристегнутые ремнями, стояли голубые контейнеры.

Спустя годы Бугго представляла себе эту сцену не плавно, не как последовательную смену минут, перетекающих одна в другую, но как череду прыжков и замираний. Стеллажи с ровными кубами голубого цвета, запрокинутое лицо Амунатеги, красавец-адъютант с куском мела в длинных пальцах. Затем — лента автопогрузчика, проникшая в трюм «Ласточки», и муравьиное переползание по ней контейнеров, помещенных в стандартные ячейки. Подневольные руки в солдатской форме, хватающие груз и переправляющие его на кары (и все время, непрерывным жалким фоном — лицо Амунатеги и его безмолвный крик, обращенный к солдатам: «Осторожнее! Осторожнее!»). Хугебурка, беспощадный, с тухлым видом, не отстающий от Амунатеги ни на шаг. И наконец, старик в орденах, пожимающий Бугго руку своей ужасной жесткой клешней — после того, как все контейнеры отгружены и последняя подпись поставлена.

— Вот и все, — молвила Бугго, возвращаясь на корабль. — Улетаем, как только дадут разрешение.

— А когда они дадут разрешение? — спросил Хугебурка, поправляя что-то на стене грузового отсека, освобожденного от голубых контейнеров.

— Как только произведут вскрытие всех ящиков и завершат визуальное обследование груза, — пояснила Бугго и хихикнула. — Ну, нам-то беспокоиться нечего. Мы — честные люди. У нас все полностью соответствует накладным.

Хугебурка отошел в сторону, и Бугго увидела на стене небольшой портрет Нагабота с траурным бантом в уголке.

— Очень мило, — одобрила она. — По-домашнему и с душой. Этот человек, в конце концов, подарил нам немало незабываемых минут.

— А ребенок у него противный, — вспомнил Хугебурка.

Бугго потянулась, хрустнула косточками. Хугебурка сел на пустую полку, согнулся,

— Я вас хотел спросить: дорого вы заплатили за заказ?

— А! — Бугго махнула рукой. — Дележка денег всегда волнительное занятие. Взрослые люди ведут себя как дети и глупо острят.

— Вы не ответили, — настойчиво повторил Хугебурка.

— Алабанда разместил заказ на собственном заводе. Изготовить муляжи гранат по образцу из такого дешевого материала, как литой пластик и песок, при том уровне производства… Боже, он должен был прислать мне счет! — Она схватилась за планшетку. Там действительно мигало: «Заказ АЛНО-6: гранаты, муляж, наполнитель песок. Общая стоимость — 632 экю. С любовью, Алабанда».

Бугго отбросила планшетку Хугебурке на колени, зевнула.

— Устала, — сообщила она, — Иду к себе.

В каюте капитана сидела Тагле. Две пустые бутылки валялись на полу, отвратительные и бесстыдные, как пьяные девки. Тагле сосала из кожаного бурдючка какое-то крепкое, пахнущее ягодами пойло, водила глазами из стороны в сторону, а по ее разрисованным щекам текли обильные слезы. При виде капитана она вскочила, держа бурдючок зубами, и стала заламывать руки, а затем метнулась к выходу и угодила в объятия Бугго.

Бугго Анео схватила ее за плечи и насильно усадила обратно на кровать. Тагле, не разжимая зубов, замычала.

Бугго призадумалась.

— Ты ведь напилась? — спросила она. — Очень мило! Девушка с готовностью кивнула.

— Дай! — Бугго выдернула из ее зубов бурдючок и глотнула сама. — Тебе Калмине дал? Или Охта?

Она покачала головой.

— Сама взяла?

Бугго пососала еще из бурдючка.

— Иди спать, Тагле. Мы скоро улетаем отсюда.

Узорные руки, словно змеи, поползли к Бугто по воздуху. Они извивались и кружились, они, как чудилось Бугго, свивались кольцами и наконец ухватили ее за край форменной юбки. Пальцы с короткими пестрыми ногтями теребили подол, тискали и щипали его, а слезы непрерывным потоком стекали сверху, капая со скул, носа, подбородка.

— Знаешь что, — сказала Бугго, — давай-ка лучше споем!

Когда Хугебурка спустя час зашел к капитану — сообщить, что проверка груза полностью завершена и власти Вейки дают добро на вылет «Ласточки», — он обнаружил Бугго и Тагле сидящими рядом на кровати. Обняв друг друга и раскачиваясь, они весело мычали какой-то разудалый припев. Завидев Хугебурку, Бугго высвободилась и встала. Капитана чуть шатало.

— Амунатеги вылетел с Вейки на собственном корабле, — сообщил Хугебурка.

— Когда? — хищно подобралась Бугго.

— Несколько минут назад.

— Откуда вы знаете?

— Подключился к оперативной информации космопорта.

— И куда он, по-вашему, направляется?

— А давайте за ним проследим, — предложил Хугебурка. Бугго широко зевнула.

— Я переоденусь. Вылетайте. Буду в рубке… скоро…

«Ласточка» проделала немалый путь, когда Бугго Анео, свежая и веселая, появилась наконец в рубке.

— Выспались? — приветствовал ее Хугебурка.

Она плюхнулась на топчанчик, где ждала ее плоская мисочка чоги.

— Послушайте, Хугебурка, вы когда-нибудь устаете?

— Я же боевой офицер, отличник Академии, — напомнил он. — У меня высший балл по личной выносливости.

— Какой вы злой.

— Госпожа Анео, я устал много лет назад, — сказал Хугебурка. — И вряд ли когда-нибудь отдохну. Разве что вы меня угробите своими авантюрами.

— А еще вы скучный. Куда мы летим?

— К Бургарите, судя по курсу, избранному господином Амунатеги. Вам все еще интересно?

— Конечно!

— Прекрасная пора — молодость, — сказал Хугебурка. — Пойду-ка я спать. Разрешите идти, госпожа капитан?

— Разрешаю, — позволила Бугго и, встав, отсалютовала так, как научил ее Хугебурка.

— Ох, ох, — сказал Хугебурка и вышел из рубки.

— Вот тогда я и видела человека с бутылкой арака вместо сердца, — сказала тетя Бугго, рисуя в своей тетради ветку, на которой вместо листьев висели и кровоточили сердца. — Амунатеги лежал головой на столе в том самом качающемся портовом кабачке, где мы наквасились в первый свой прилет на Бургариту. Когда мы вошли туда, ой был уже мертв. Мы заметили это сразу, хотя обычно пьяные похожи на мертвых. Но Амунатеги лежал как-то уж очень безрадостно. Хугебурка взял его за волосы и опрокинул на спину.

— А тебе понравилось? Ну, то, что вы увидели? — спросил я. — Только честно!

Она сморщила нос.

— Довольно противно. Что-то в этом было противоестественное. Но вообще мы были удовлетворены.

— Но есть ли в этом хоть что-то от любви Христовой? — не унимался я.

— От любви — ничего, — серьезно ответила Бугго. — Но что-то от веры — несомненно. В конце концов, господина Амунатеги погубили его собственные грехи, а злодеи, вроде нас и Алабанды, послужили лишь орудием. Не следует недооценивать роль злодеев в Божьем замысле.

И она сунула в рот огромный липкий ком сладких крошек.