"Борис Лавренев. Сорок первый (про войну)" - читать интересную книгу автора

красноармейцев по вылезшим на спинах острым лопаткам.
- Ашай, тюря, ашай! Твоя немного высохла. Ашай - здорова будишь.
Ели жадно, быстро, давясь. Животы вздувались от жирного плова, и многим
становилось дурно. Отбегали в степь, дрожащими пальцами лезли в горло,
облегчались и снова наваливались на еду. Разморенные и распаренные, уснули
опять.
Не спали лишь Марютка и поручик.
Сидела Марютка у тлеющих углей мангала, и не было в ней памяти о
пройденной муке.
Вытащила из сумки заветный охвостень карандаша, вытягивала буквы на
выпрошенном у киргизки листе иллюстрированного приложения к "Новому
времени". Во весь лист был напечатан портрет министра финансов графа
Коковцева, и поперек коковцевского высокого лба и светлой бородки ложились в
падучей Марюткины строки.
А вокруг пояса Марюткина по-прежнему окручен чумбур, и другим концом
крепко держал чумбур скрещенные за спиной кисти поручика.
Только на час развязала Марютка чумбур, чтобы дать поручику наесться
плова, но только отвалился от котла, связала опять.
Красноармейцы хихикали.
- Тю, ровно пса цепная.
- Втрескалась, Марютка? Вяжи, вяжи миленького. А то, не ровен час,
припрет на ковре-самолете по воздуху Марья Маревна, украдет любезного.
Марютка не удостоила ответом.
Поручик сидел, прислонясь плечом к столбу юрты. Следил ультрамариновыми
шариками за трудными потугами карандаша.
Подался вперед всем корпусом и тихо спросил:
- Что пишешь?
Марютка покосилась на него из-под сбившейся рыжей пряди:
- Тебе какая суета?
- Может, письмо нужно написать? Ты продиктуй - я напишу.
Марютка тихонько засмеялась.
- Ишь ты, проворяга! Это тебе, значит, руки развяжи, а ты меня по рылу,
да в бега! Не на ту попал, сокол. А помочи твоей мне не требуется. Не письмо
пишу, а стих.
Ресницы поручика распахнулись веерами. Он отделился спиной от столба:
- Сти-и-их? Ты сти-ихи пишешь?
Марютка прервала карандашные судороги и залилась краской.
- Ты что взбутился? А? Ты думаешь, тебе только падекатры плясать, а я
дура мужицкая? Не дурее тебя!
Поручик развел локтями, кисти не двигались.
- Я тебя дурой и не считаю. Только удивляюсь. Разве сейчас время для
стихов?
Марютка совсем отложила карандаш. Взбросилась, рассыпав по плечу ржавую
бронзу.
- Чудак - поглядеть на тебя! По-твоему, стихи в пуховике писать надо? А
ежели душа у меня кипит? Если вот мечтаю означить, как мы, голодные,
холодные, по пескам перли! Все выложить, чтоб у людей в грудях сперло. Я всю
кровь в их вкладаю. Только народовать не хотят. Говорят - учиться надобно. А
где ж ты время возьмешь на ученье? От сердца пишу, с простоты!
Поручик медленно улыбнулся: