"Борис Лавренев. Крушение республики Итль" - читать интересную книгу автора

набережную.
- Конечно, они достаточно велики, но я ведь живу не для деревьев. А
среди этих смешных людей ни одного мало-мальски интересного мужчины. Вот
теперь, Фрэди, я понимаю, до чего вы красивы.
- М-гм, - лениво промычал коммодор.
- Однако вы не очень любезны сегодня. Я не думала, что вы такой соня.
Но поглядите, Фрэди, там, кажется, начинается что-то интересное.
Солнце уже взошло, бросив на белый известняк набережной густые
индиговые тени. В его серебряном блеске на стене противоположного дома
горел яркой зеленью приклеенный на штукатурку лист бумаги.
Из переулка, выходящего на набережную, появилась небольшая кучка
итлийских капитанов. Они направились к цепи гордой и независимой походкой,
очевидно, собираясь приветствовать товарищей по оружию, но по дороге
зеленый листок привлек их внимание. Они остановились у стены, и по мере
чтения лица их вытягивались, исказились гримасами гнева и злобы,
послышались возгласы возмущения и крепкая ругань.
В этот именно момент Гемма и обратила внимание коммодора на их группу.
Он стряхнул остатки сна и расхохотался.
- Действует! Это, значит, тот самый приказ, о котором говорил мне
адмирал Кроузон. Пожалуй, Гемма, сейчас начнется романтика. Но смотрите,
смотрите, что с ними делается?
Офицеры сорвали со стены лист и яростно потрясали кулаками в сторону
войск его величества. Потом, словно по команде, они разом повернулись и
бросились в город, оглашая воздух бешеными криками.
- Ну, сейчас начнется история, - сказал баронет.
Перепуганные происшедшим, обыватели начали разбегаться, услышав слова
команды и увидев, как пулеметчики, выкатив вперед аппараты, спешно
закладывали ленты.
- Неужели будет стрельба? Боже, как это романтично! - вскрикнула Гемма.
- Теперь я благодарна вам, Фрэди, что вы взяли меня с собой.
Коммодор встал с крана и подошел к залегшей цепи, и как раз в эту
минуту из-за угла на набережную выехало открытое ландо. В нем сидела
женщина, одетая в лунную тафту, и лицо ее показалось баронету таким
небывалым, таким ошеломляюще прекрасным, что он даже зажмурился на
мгновение, как от блеска залпа. Но женщина также заметила коммодора, и
глаза ее расширились удовольствием и вспыхнули ярче.
Когда баронет решился вновь разлепить ресницы, он встретил такой же
восторженный взгляд. Вечный поединок зрачков, такой волнующий и острый, -
первая не выдержала незнакомка. На лице ее запылала полнокровная утренняя
заря смущения, она крикнула что-то кучеру и повернулась к офицеру спиной.
Но, увы, дочь главы республики, - ибо это была она, - забыла, что такой
маневр не спасает положения. Глубокий вырез платья показал баронету
неподражаемую линию спины, напоминавшую ему несравненное искусство
японских художников. Он шумно вздохнул и впился глазами в эту линию.
Он не слышал, как рядом что-то говорила ему яростным голосом взбешенная
Гемма, он не чувствовал даже трех страшных щипков выше локтя, которыми
забытая любовница наградила его. Взгляд его оставался прикованным к
совершенству очаровавшей его линии, пока она не скрылась в облаке пыли.
Подошедший к нему командир бригады, полковник Маклин, седоусый и
суровый воин, спросил: