"Ольга Лаврова, Александр Лавров. Шантаж (Следствие ведут ЗнаТоКи)" - читать интересную книгу автора

Знаменский достал блокнот, пересел за стол. Перечень предстоящих дел
окатил его рутиной. А сейчас требовалось чем-то перешибить впечатление от
встречи у газетного киоска, которая и отравила утро.
"Но я ведь сделал, что мог. Больше я не могу ничего. Надо просто забыть и
работать, и как-нибудь рассосется".
Он отодвинул блокнот и воззрился на скопище фотографий. График побоку. Кем
бы заняться для отвлечения?
Самоуверенные усики, крепкая шея культуриста. Нет, не отвлечет, жидковат
нутром. Пышноволосая красавица с улыбкой кинозвезды. Наводчица грабителей,
которых Томин обещал со дня на день взять. Тогда и полюбуемся на звезду.
Разношерстная компания веселых шоферюг. Директор автобазы сколотил из них
шайку угонщиков. Грузовики "отстаивались" на базе и позже продавались
колхозам, а те регистрировали их как самостоятельно собранные из
запчастей. Ну и что мне даст сегодня горластая шоферня? К шутам их, пусть
дозревают. Вот этот... смирненький такой с виду, податливый, губки
обиженные, полон недоумения - за что сижу? Этот способен капитально
отвлечь, за пять-шесть строк в протоколе все нервы измочалит. Он, пожалуй,
в самый раз.
"Нет, будем самокритичны - для тебя я сегодня не в форме".
Хоть бы позвонил кто. Сорок одна минута казенного времени, а аппарат
молчит. Небывалый случай. Старший следователь Знаменский никому не нужен.
Никому заботы нет, что у него скулит сердце, что он раздосадован, сердит и
не желает трудиться на ниве законности.
"Ладно. Хватит дурью мучиться! В конце концов..."
И тут Пал Палыч понял, кого не прочь повидать. Кудряшова. Крепенького,
пышущего здоровьем и оптимизмом Кудряшова. Потому что встреча у газетного
киоска взбаламутила воспоминания полугодовой примерно давности. Тогда
Знаменский заканчивал дело о хищениях в ресторане "Ангара". Кудряшов
работал там зав производством, а в кондитерском цеху (приносившем львиную
долю доходов) заправляла Маслова. Молодая, очень хорошенькая - тогда, -
обожавшая двух дочек и слепо боготворившая мужа. Душу Пал Палыча она
тронула тем, как с искренним стыдом и слезами рассказывала о махинациях в
ресторане. Не хватило ей характера устоять перед Кудряшовым, соблазнявшим
легкими деньгами. Так жаждалось порадовать своего ненаглядного обновкой,
купить ему машину, вкусно накормить-напоить...
И тот принимал как должное сыпавшиеся с неба дубленки и золотые
портсигары, за особым столиком (и, разумеется, бесплатно) обедал в
"Ангаре", посещал курсы, готовясь сесть за руль. Круглый год загорелый,
пахнувший импортным одеколоном и свежим бельем. Самодовольный и
самовлюбленный. Он умудрялся чувствовать себя честным, порядочным,
занимался какими-то научными изысканиями и не желал опускаться до
житейской прозы, до цены на какой-нибудь там кожаный пиджак.
А когда грянуло следствие - о, гром средь ясного неба! о, позор! - занял
"твердую гражданскую позицию", то бишь принялся обеими руками
открещиваться от жены. Чуть не довел ее до самоубийства.
Знаменский не верил его наивности, непрактичности, считал попросту котом
и, словом, терпеть не мог. Пригрозил, что поломает ему всю научную
карьеру, коли тот не примирится с женой, не даст ей надежды после срока
вернуться в семью, к нему, к детям...
Вот с этим-то красавцем и свело его нынче утром желание обзавестись свежей