"Кит Лаумер. Назначение в никуда ("The Imperium" #3)" - читать интересную книгу автора

задавал. Она была похожа на спящего ребенка; я не хотел будить ее. Этой
ночью она пришла в мою постель спать и спала со мной, как дитя.
Прошел второй день, и Рузвельт проснулся. Подарив нам слабую улыбку, он
снова ушел в сон. Он бодрствовал и на следующий день. Казалось, он был
самим собой. Он притворялся, что не сохранил воспоминаний о чем бы то ни
было с того времени, когда мы встретили девушку.
Он быстро шел на поправку. На четвертый день, на обратном пути из
экспедиции к краю джунглей, где я собирал фрукты, я услышал злой вой - это
был Вроделик, как будто он сошел с ума.
Я уронил красные и желтые манго и помчался к воротам. В десяти футах
внутри сада я нашел грифона, распростертого рядом с дельфиньим фонтаном, с
тремя дырами в теле. Он стонал, пытался подняться, но упал назад, мертвый,
с разинутым клювом. Я бегом пересек парк и, поднявшись по ступеням,
крикнул Иронель. Ответа не было. Что-то издало мягкий звук сзади меня. Я
повернулся, как раз чтобы увидеть Рузвельта, выходящего из тени с
нерв-автоматом, нацеленным на мою голову.
- Извините, Кэрлон, - сказал он, - но другого выхода нет. - Он нажал на
курок, и мир поплыл у меня в глазах.
Я лежал на спине, мне снилось, что Рузвельт склонился надо мной. Его
лицо было худым, с впалыми щеками, и рана над глазом выпирала, как большое
X, нарисованное губной помадой. Голос доходил из какого-то далекого, как
звезды, места, но мир снова был для меня ясным.
- Вставайте на ноги, Кэрлон. Я парализовал ваши волевые центры, но вы
можете меня слышать. Мы должны выполнить долг.
Я почувствовал, что встаю на ноги. Казалось, они находятся в милях от
моей головы, которая плавала одна-одинешенька в разряженном слое воздуха
высоко над облаками, дрейфующими как раз на пределе зрения. Руки мои были
связаны впереди.
- Так-то, - сказал Рузвельт.
Он вышел из сада на разрушенную улицу, пройдя мимо мягкого мертвого
чудовища, лежащего на мостовой. В моей голове звучал гудящий шум, а свет
был странным, как будто развивалось затмение. Мы вошли в музей, поднялись
по ступенькам, заваленным штукатуркой и поломанными светильниками, прошли
в большой холл, где были разбросаны манекены в латах, похожие на
поверженных пленников. В часовню солнце проникало сквозь разбитые окна
отдельными пятнами. Алтарь еще держался, а над ним были развалины золотого
купола.
В воздухе было ощущение, будто мир - тетива лука, натянутая до точки
надлома.
- Иди впереди, - приказал Рузвельт.
Я прокладывал путь через обломки, перешагнул сломанный саркофаг, смел
сгнившие лохмотья бархатного покрова и остановился перед алтарем.
- Возьми ящик, - снова приказал Рузвельт.
Я поднял ящик одеревеневшими руками. Он был тяжел, и его поверхность
звенела, как будто сквозь него шел электрический ток. Я чувствовал этот
ток даже своими подошвами. Подо мной вибрировал пол, вокруг стоял гул,
похожий на отдаленный гром. На лице Рузвельта было жесткое напряженное
выражение, обнажающее зубы, которое вовсе не напоминало улыбку.
- Дайте его мне, - сказал он.
В то время, как я передавал ящик ему в руки, рокот стал громче.