"Роберта Лэтоу. Ласковый дождь " - читать интересную книгу автора

договора через три месяца. Но уже через три недели они так подружились, что
Мирелла удивлялась тому, как она вообще без него до сих пор обходилась.
Двое утренних бегунов приветливо помахали ей и пожелали доброго утра,
когда она спустилась по ступенькам парадной лестницы и направилась в сторону
Первой авеню. Каждый день в любую погоду она бодрым шагом проходила целых
девятнадцать кварталов до здания Секретариата ООН, заглядывая по пути в
закусочную Оссарио и Хайми, чтобы выпить чашку кофе и съесть ржаную булочку
со сливочным сыром и виноградным желе.
Мирелла всегда входила в это заведение с улыбкой. Тоже мне закусочная!
Закуска - это что-то легкое, то, что перехватываешь на бегу. В "Х и О"
подавали совершенно другую еду. Все, что ни возьми, даже апельсиновый сок,
тяжелым камнем падало в желудок. Мирелла не раз задавалась вопросом, как
владельцам Хайми и Оссарио удавалось достигать такого эффекта.
Ей нравилось считать "Х и О" своим "кафе по соседству", своей
забегаловкой, своим утренним пабом. Каждое утро в течение пятнадцати минут
она вкушала вместе с завтраком ощущение Нью-Йорка в этом дворце из
огнеупорной пластмассы.
Она толкнула запотевшую стеклянную дверь и кивнула Хайми, который
суетился в конце узкого прохода между столиками и водил мокрой тряпкой по
белоснежному плиточному полу. Мирелла села на высокий пластиковый стул у
стойки неподалеку от двери. Она любила это место, потому что лучший
наблюдательный пункт, позволяющий следить за происходящим внутри и снаружи,
трудно было найти, особенно когда пар охлаждался и превращался в крупные
капли, ручейками стекавшие вниз по оконному стеклу.
- Привет, - в унисон отозвались два голоса, когда Оссарио высунулся
из-за стойки. В руке он держал поднос с рубленой печенью, которая
возвышалась грудой размером с футбольный мяч. В другой руке у него была
старая битая тарелка с огромной пластиной бастурмы, утопающей в толстом слое
желтого жира.
Хайми и Оссарио были самой странной парой во всем Нью-Йорке. Хайми
Левин, первоначальный владелец бара, был семидесятитрехлетним ортодоксальным
евреем, а Оссарио, иначе Буэнавита Диас Сиентес, тридцатидвухлетним
пуэрториканцем и римским католиком. Но, несмотря на эти различия, их
связывало пятилетнее деловое партнерство.
Аромат свежего кофе, стекающего по капле в автомат, смешивался с
запахом корицы, миндаля и ванили, который источали свежие датские рулеты,
выложенные на деревянных подносах. Особую пикантность атмосфере придавал
несколько приторный, но все же приятный запах хлебной водки, тмина и
дрожжей, на котором был замешан традиционный еврейский хлеб. Запах жареной
говядины и бастурмы еще не выветрился, потому что Оссарио только что
выставил их в витрине.
- Как обычно? - поинтересовался Хайми, заканчивая с уборкой и удаляясь
в кухню через вертящиеся стеклянные двери. Он едва не столкнулся с Хестер,
их официанткой, крашеной блондинкой, которая промчалась мимо, прижимая к
груди две банки с маринованными огурчиками.
- Конечно, как обычно, - отозвалась Хестер, угрожающе надвигаясь на
Миреллу. - Она каждое утро заходит сюда и ест одно и то же. А он каждое утро
спрашивает: "Как обычно?" Можно подумать, что она когда-нибудь изменит
заказ. Я вас спрашиваю, разве она хотя бы раз сказала: "Нет, сегодня я хочу
яичницу с беконом или английские оладьи в масле"? Такого еще не бывало!