"Эрик ван Ластбадер. Ниндзя [B]" - читать интересную книгу автора

его, но понимая, что тот играет загадочную и важную роль в его жизни.
Полковник и Цзон полюбили свой дом и участок в пригороде Токио. Макартур
вполне разумно предложил новому советнику подыскать себе подходящее жилье
в центре города. Однако полковнику никак не удавалось найти того, что
могло бы удовлетворить его и Цзон.
Поэтому они отправились в пригород и почти сразу же натолкнулись на этот
дом, который чудом уцелел среди руин, заполнивших Токио и его окрестности.
Дом стоял на восточном краю огромного леса, в глубине которого, среди
сосен и криптомерий, словно диковинный цветок, возвышался синтоистский
храм; изящество его архитектуры, атмосфера покоя и полного подчинения
природе говорили полковнику о благородстве японской души больше, чем самые
красноречивые ораторы. Каждый раз при виде храма он вспоминал о Со Пэне.
Никто не знал, кому когда-то принадлежал этот дом, даже Атаки, иссохший
старый садовник. Он говорил полковнику, что дом был заброшен уже много
лет, время стерло из памяти старика имена прежних владельцев; тем не
менее, он каждый день приходил сюда и ухаживал за участком. Полковник
подозревал, что старик просто не хотел говорить. Как бы там ни было,
теперь здесь обосновались полковник и Цзон.
Парадный сад перед домом поражал замысловатым цветением крохотных деревцев
бонсаи и неглубоким каменным бассейном, в котором плавали синеглазые
золотые рыбки с тонкими, как паутинка, плавниками; чтобы укрыть их на
зиму, полковник предусмотрительно принес большой аквариум и установил его
на кухне.
Позади дома был еще один, совсем другой сад - выложенный галькой
прямоугольник, на котором его создатель расположил четыре больших камня;
полковнику они казались островами, выступающими из глубины спящего моря.
Николас, же думал иначе: научившись говорить, он уверенно заявил, к
восторгу полковника и Цзон, что это - горные пики, возвышающиеся над
грядой облаков. В любом случае, буддийский сад оставался крохотным
островком покоя и вечности в искалеченной полумертвой стране, которая
мучительно пробивалась к новой жизни.
Николас не уставал восхищаться красотой своего участка. Его снова и снова
тянуло в дзэнский сад, и Цзон часто видела, как он сидит там, обхватив
голову руками, и всматривается в неподвижность камней посреди идеально
ровной гальки.
Николас никак не мог для себя решить, что ему нравится больше - когда он в
саду совершенно один или когда туда, с лейкой и граблями, приходит Атаки,
чтобы увлажнить землю и придирчиво проверить ровность гальки. Николас
любил щемящую уединенность сада ("Кажется, - сказал он однажды полковнику,
- слышно, как дышит твоя душа"); в то же время ему нравилось смотреть, как
ловко, без лишних движений старик-садовник управляется с галькой. Камешки
были настолько гладкими, что Николас не сомневался: их привезли сюда с
побережья, потому что так обработать их поверхность могли только
неутомимые волны.
Движения садовника были легкими, плавными, и Николасу казалось, будто
старик вообще не затрачивает никаких усилий. Когда ему было шесть лет, он
спросил Атаки, как это ему удается. В ответ услышал только одно слово -
будзюцу - и сразу же побежал к отцу за объяснением, зная, что приставать с
расспросами к Атаки было бесполезно: он говорил только то, что считал
нужным.