"Ольга Ларионова. Черная вода у лесопильни" - читать интересную книгу автора

только что ставших жертвой жадности этой ненасытной цивилизации, просто не
допускали мысли о том, что в четырех с половиной милях отсюда творятся почти
фантастические действа в лабораториях цито-монтажа, а еще дальше денно и
нощно бьется пульс современного, хотя и не очень большого города. Филиппа
искоса глянула на простодушное и озабоченное лицо Рондала и вдруг подумала,
что он так же расчетлив, как и директор клиники с его пасторальным газоном,
и что еще четверть часа в этом певучем и пахучем сиянии первого летнего
дня - и у нее не останется никакой способности сопротивляться, так что если
Рондал затащил ее сюда с целью добиться чего-нибудь, - добиться ему будет
нетрудно.
Но этот мальчик ничего не добивался.
- Нравится вам здесь? - спросил он, присаживаясь перед нею на корточки
и поддергивая на коленях брюки.
Совсем как первоклассник. Подсунул соседской девчонке новый сорт
резинки и теперь мучительно сосет лапу: хватит этого, чтобы заслужить
расположение, или надо еще что-нибудь? А если надо - то что?
- Какая голубая река, - сказала она, чтобы не вышло ни "да" ни "нет". -
Только очень спокойные реки бывают такими голубыми. А эта ведь течет с гор,
правда? Совсем голубая река, а между бревнами вода черная. Черная и тяжелая.
Словно совсем другая, чем в остальной реке.
- Воды должно быть много, - сказал Рондал, не оборачиваясь на реку, а
продолжая с простодушной жадностью глядеть прямо в лицо Филиппе. - Есть
вещи, которых должно быть обязательно много, - воздух, свет, вода, любовь.
Там, где воды много, она голубая, она бирюзовая, она лазурная, она
изумрудная, она... Ну, словом, она - как любовь. Когда любовь небольшая, она
серая. Когда любовь и вовсе крохотная и узкая, как щель между бревнами, -
она черная. Может, не для всех это так, я говорю о себе...
Филиппа молчала. Она вдруг поняла, что с нею давно никто не говорил
так, как Рондал.
Так давно, так давно, что... она разучилась отвечать на такие слова.
- Мне всегда доставалась черная, слепая вода, - пробормотала она.
Рондал вдруг засмеялся:
- Нет, Липпи, нет. Чернота и слепота - понятия, которые совершенно
напрасно так часто ставят рядом. Посмотрите мне в глаза, Липпи: разве вся
зоркость их не сконцентрирована в черном зрачке? А чернота ночного неба, в
котором угадывается пристальное доброе внимание? Десятки веков люди
инстинктивно принимали этот взгляд извне, приписывая его тем или иным
божествам. Мы и сейчас не знаем физическую природу этого взгляда, но
уверены, что это - ищущее око братьев по разуму. Сегодня я впервые увидел
будущие глаза своих рук - это черные...
Он вдруг запнулся на полуслове. Но Филиппа почти не восприняла его
последнюю фразу, - вдруг каким-то чудом роли их переменились. Это уже был не
простодушный сержант-северянин, благоговейно замерший перед дивой из
офицерского кабаре. Перед ней стоял молодой, но достаточно уверенный в себе
творец какого-то современного научно-технического чуда, перед ней -
тридцатичетырехлетней старлеткой, живущей в вечном и неусыпном страхе
проснуться завтра еще с одной морщинкой у виска, еще с одним исключением из
собственных принципов и еще с одним ограничением в и без того не блестящем
контракте.
Господи, да что же изменилось в один какой-то проклятый миг, если она