"Ольга Ларионова. Черная вода у лесопильни" - читать интересную книгу автора

результате которой Филиппа получила бы пару безымянных почек, одну пару из
тех сотен или тысяч, что томятся в термостатах глиптотеки, - и в виде
бесплатного приложения так и не решенную до конца проблему несовместимости
тканей. Филиппе было приготовлено другое: точнейшие дубликаты ЕЕ плоти и
крови, ЕЕ неповторимые и единственные в своем роде кусочки живого мяса -
шейлоковский фунт, сотворить который стоило по теперешним-то временам не
менее десяти состояний венецианских купцов. Филиппа знала, что в
многоэтажных подвалах корпуса глиптомоделирования денно и нощно идет
скрупулезное и стремительное созидание ее почек, биологический монтаж, как
ей объяснил кто-то из врачей, подобный тому, как если бы
электронно-вычислительной машине, снабженной выносными манипуляторами,
задали бы составить мозаику, покрывающую поверхность всего земного шара. Да
еще мозаику со строго определенным орнаментом, нарушать который не смел ни
единый крошечный осколочек смальты. Но Филиппа рассеянно слушала объяснения
врачей: гарантия безболезненности ее вполне устраивала, а все недоступные ее
пониманию термины, вроде "яйцеклетка" или "хромосома", рождали у нее лишь
примитивно ассоциативные образы, вроде раскрашенного в клеточку куриного
яйца или маленького, как шахматная фигурка, хромированного сомика.
Занимало ее совсем другое, а именно - человек по имени Рондал
Нордстром.
Три причины заставили ее обратить внимание на этого высокого и
простоватого на вид парня.
Во-первых, даже в стандартной льняной пижаме безошибочно угадывался в
нем военный.
Во-вторых, он не был ни миллионером, ни телезвездой, а тем не менее
весь обслуживающий персонал клиники здоровался с ним первый.
В-третьих, если остальные пациенты были больными, то он был здоров.
Эти три причины удивили Филиппу, не более. Но потрясло ее, заставило
искать с Рондалом новых встреч совсем другое: его руки.
Тонкие и сильные, страстные и одухотворенные, они, казалось, были
подарены ему, и он носил их, как носят орден или корону. Скромно, с
достоинством, не забывая ни на миг о своем знаке отличия. Филиппа не зря два
года проучилась в консерватории - она знала цену таким рукам. Но Рондал не
был музыкантом - здесь уж она могла дать голову на отсечение.
Пациенты, чье здоровье позволяло спокойно ожидать выращивания запасного
сердца, желчного пузыря или просто пустячной косточки, жили в санаторном
корпусе, где мягкий режим и общий холл позволили Филиппе без особых трудов
попадаться на глаза Рондалу почти ежедневно. Трижды ее постигла неудача -
молодой человек, казалось, пребывал духом в какой-то зачарованной стране и
бессердечно скользил взглядом по всем встречным, не отличая никого из них.
На четвертый раз он разглядел Филиппу.
Ей не впервой было ловить на себе восторженные взгляды, но сейчас ведь
она была в больничной пижамке, без грима, с небрежно уложенными волосами, И
тем не менее этот малый с рожей сержанта ВВС и руками Ференца Листа глядел
на нее, как на святую деву Марию.
Через несколько дней, вспомнив о том, как она пыталась попасться ему на
глаза, Филиппа улыбнулась.
И вот они шли по узкой велосипедной дорожке, протянувшейся справа от
неширокого шоссе. Изредка по нему проносились тяжелые грузовики, платформы с
сельскохозяйственными машинами, скромные старенькие автомобили. Не было