"Ольга Ларионова. Вахта "Арамиса", или Небесная любовь Паолы Пинкстоун" - читать интересную книгу автора

- Все равно, - сказала Ираида Васильевна, - все едино - счастье, - и
улыбнулась такой щедрой, славной улыбкой, будто сама раздавала счастье и
протягивала его Паоле: на, глупенькая, держи, все тебе - большое, тяжелое;
а та боялась, не брала, приходилось уговаривать...
- Вызов, - сказала Симона и резко поднялась.
- Все пошли в центральную рубку. Паола собрала со стола, понесла сама,
- здесь, с половинной силой тяжести, все казалось совсем невесомым. Шла
мурлыкая, песенка прилипла, потому что была такой глупенькой, доверчивой:

Кто смеется, у того, у того...

Симона вышла из центральной, остановилась перед Паолой. Блаженная
рожица, что с нее возьмешь?
- Дура ты, Пашка, вот что, - сказала она негромко.
Паола остановилась и уж совсем донельзя глупо спросила:
- Почему?
- Долго объяснять. Просто запомни: со всеми своими распрекрасными
чувствами, со всей своей развысокой душой один человек может быть совсем
не нужен другому. Вот так.
"Зачем они все знают, зачем они все так хорошо знают..." - с отчаяньем
думала Паола.
Тут взвыли генераторы защитного поля, но сигнала тревоги не было, -
вероятно, подходило небольшое облачко метеоритной пыли.
- Не осенний ли мелкий дождичек... - сказала Симона и побежала в
центральную.
Паола повела плечами, словно действительно стало по-осеннему зябко, и
пошла по коридору, как всегда, по самой середине, где под белой шершавой
дорожкой - узенький желобок. Приоткрыла дверь своей каюты - потолок тотчас
же стал затягиваться молочным искристым мерцанием. Не думая, протянула
руку вправо, почти совсем приглушила люминатор. Оглянулась. Напротив,
поблескивая металлопластом, - дверь одной из кают, что для "них".
Гулкое ворчанье под ногами усиливалось. Паола перешагнула через порог,
неожиданно подпрыгнула, - видно, Симона сняла энергию с генераторов
гравиполя, и тяжесть, и без того составлявшая что-то около шести десятых
земной, уменьшилась еще наполовину. Паола забралась на подвесную койку,
поджала ноги. Она знала, что ничего страшного нет, что Симона напевает
себе за пультом и ничего не боится, и Ада ничего не боится, и Ираида
Васильевна боится только потому, что она всегда за всех боится, - но
внизу, в машинно-кибернетической, рычало и потряхивало, и ноги невольно
подбирались куда-нибудь подальше от этого низа.
Паола подняла руку к книжной полке, не глядя вытянула из зажима алый
томик Тагора. И книга раскрылась сама на сотни раз читанном и перечитанном
месте:
"О мама, юный принц мимо нашего дома проскачет - как же могу я быть в
это утро прилежной?
Покажи, как мне волосы заплести, подскажи мне, какие одежды надеть.
Отчего на меня смотришь так удивленно ты, мама?
Да, я знаю, не блеснет его быстрый взгляд на моем окне; я знаю, во
мгновенье ока он умчится из глаз моих; только флейты гаснущий напев
долетит ко мне, всхлипнув, издалека.