"Ольга Ларионова. Евангелие от Крэга (Симфония похорон - I)" - читать интересную книгу автора

глянул назад.
На той стороне оврага, по пояс в траве, стояли ровной шеренгой четверо и
молча глядели на него.
Как это бывало, после одного беглого взгляда, самым точным и сильным было
общее впечатление, а не усмотренные детали. Так вот: в этой четверке было
что-то необычное, до дикости. Эта странность состояла не в их непостижимом
бесшумном появлении и не в сосредоточенном внимании к его скромной персоне.
Разглядывать их в упор было бы непростительной неосторожностью глядеть
противнику прямо в глаза следует только во время нападения, а до этого лучше
всего делать вид, что за врага его не держишь, и рассматривать боковым
зрением, исподтишка. Он так и сделал: ухватил жердину поудобнее и принялся
деловито подсовывать ее под тонкий конец бревна, только что послужившего ему
так вовремя подвернувшимся мостком. Бревно дрогнуло, съехало с места и,
недолго покачавшись, гулко ухнуло в расселину, подняв на дне фонтан
недолетавших сюда брызг.
Четверка наблюдателей не шелохнулась, Харр по-Харрада так же деловито
отряхнул руки, не без некоторой демонстративности поправил меч на правом
бедре и, круто повернувшись, зашагал прочь, влажной ложбинкой между
лопатками ощущая сверлящий зуд от четырех пар глаз. И еще: до него наконец
донеслось слово, вполголоса брошенное кем-то из чужаков. Чуткий слух
менестреля позволил ему даже разобрать сказанное - это слово было "левша".
Ага, оценивали его все-таки на предмет драки. Да и сейчас не поздно
угостить его короткой стрелой или столь популярным на этой дороге боевым
топориком из железного дерева. Но ни то ни другое не летит бесшумно. Он шел
и шел, быстро, но не срываясь на бег, и ни один шорох за спиной не говорил
об опасности. И все-таки было чертовски неуютно. Наконец он не выдержал и
обернулся - насколько хватало зоркости, степь была по-прежнему безлюдна. Ну
и хорошо. И тут впереди, из-за купы едва начавшего желтеть кустарника, он
услышал глуховатый, отрывистый рык.
Чужаку с соседней дороги обязательно почудился бы гибкий пятнистый зверь,
вроде тех, что ходят у Аннихитры в упряжи; но он-то прекрасно помнил, что
этот совсем не птичий, резонирующий звук исходит из раздутого зоба крайне
рассерженного строфиона. Вопрос только: дикого - или уже прирученного?
Позабыв обо всем, что могло еще возникнуть у него за спиной, Харр
рванулся вперед, на цыпочках обошел кусты и вытянул шею, приглядываясь. Надо
же, и тут повезло: громадная черная птица, лежавшая на затененной
проплешине, была запряжена в легкую повозку, уже наполовину загруженную
валежником Ага, значит, недалеко и становище. Харр, уже не таясь, подошел и
ударом ноги вытряхнул валежник. Строфион глянул на него наглыми красноватыми
глазками и отнюдь не благодарственно зашипел. Харр порылся за пазухой и
выудил незрелый мякинный орех, сердцевина которого особенно хороша с диким
медом. Кинул строфиону. Тот сглотнул подношение, словно муху, и снова
зашипел. Харр размахнулся и весьма ощутимо врезал ему по клюву -
подействовало. Строфион вскочил на ноги и послушно пригнул шею. Харр
забрался в повозку, подбирая вожжи, и тут из леса выскочил смерд, вереща
испуганно и призывно. Странный смерд, больно раскормленный и опрятный.
Другой на его месте бухнулся бы в ноги и головы не подымал, пока знатный
караванник - а уж это-то было заметно по многочисленным галунам на харровой
одежде - соизволит удалиться на его убогой таратайке. Но смерд продолжал
что-то кричать вслед, зазывно и даже радостно. Харр, не оборачиваясь,