"Ольга Ларионова. Формула контакта" - читать интересную книгу автора

Храмовищем от щедрот своих подземных сокровищниц, и всплескивают руками,
дивясь, и подталкивают друг друга, оступаясь в арыки, и летит от двора к
двору шепот завистливый. Было, было такое покрывало у отца - давно только,
истлело уже, пошло малышам на одежку. И у дяди Чиру, если не хвастает, тоже
было.
А за особое тщание да искусность в сотворении дара Храмовищу оделяют
жрецы и шестиклеточным покрывалом, только в семье Инебела такого не бывало
от веку. Потому и ахнула вся улица, когда однажды целая вереница жрецов
приблизилась к дому красильщиков, вознеся над головами высшую награду -
восьмиклеточный покров! Славило население низких окраин счастливую семью,
светились от радости лица отца и матери, породивших великого искусника, и
только сам Инебел не светел был, не радостен. Не покрова почетного ждал он
себе в награду.
Тогда ему надо было совсем другое.
Тогда...
Он быстро оделся, обернув вокруг бедер кусок полосатой застиранной
ткани, набросил наплечник и головной платок. Из общей спальни, которая была
центральным помещением дома, можно было выбраться только через одну из
многочисленных семейных клетушек, окружавших центр. Стен в доме не было - не
едальня же, в которой надо прятать низменное обжорство. Нетолстые стволы
"каменного" дерева были вкопаны в землю, образуя шестнадцатиугольную
колоннаду. Между колонн висели двойные плотные циновки, поднимающиеся на
день. Инебел отогнул угол одной из циновок и попал в клетушку тетушки Синь.
Они всегда бегали через эту клетушку. Когда Инебел родился, тетушка уже
вдовела, и притом безнадежно - из своей семьи никто в мужья ей не подошел, а
из чужих семей кто бы расщедрился на выкуп за старуху, пусть даже в работе
проворную и с детишками ласковую. Вот и осталась Синь одна. По правилам ее
надо было бы переселить в общую спальню, где отдыхали малые да беспарные, но
в дому, во-первых, пустовало несколько закутков поплоше, а главное - тетка
во сне стонала, охала - по поверью, вызывала тем Нечестивого; опасались, что
накличет одну из многих ночных бед на маленьких.
Вот и сейчас тетушка Синь лежала тихо, но только притворялась, что
спит. Инебел знал это наверняка, и все же молитвенно прикрыл на ходу глаза,
поклонился - ничего не должно быть священнее, чем почитание спящих.
И в тот же миг цепкие коготки ухватили его за локоть. Сухонькая
старушечья рука была тверда и горяча - вероятно, Синь не спала уже несколько
часов и, поджидая его, копила силу и цепкость.
- Не ходи к "паучьему колоколу", сынок; что про тебя, от того
напьешься, а что не про тебя, от того загоришься...
Невидимый голосок шелестел, словно струйка сухого зерна. Инебел гадливо
встряхнулся, пытаясь освободиться и от этого голоса, и от вцепившейся в него
когтистой лапки... Не получилось. Пять костяных крючков держали его будь
здоров.
Отвечать вслух он не решился, звонкость и сила собственного голоса были
ему хорошо известны. Он вспомнил излюбленный прием, которым пользовался в
подобных ситуациях еще совсем недавно, в уличных потасовках с соседскими
ребятами: напряг мышцы на сгибе руки и заставил подкожный жир проступить
через поры. И помогло - жесткие костяные крючки беспомощно заскребли,
защелкали, сорвались. Он рванул на себя край наружной жесткой циновки и,
перескочив через низкую завалинку, очутился во дворе.