"Ольга Ларионова. Остров мужества (Журнал "Вокруг света")" - читать интересную книгу автора

спускавшееся по крутому склону самым естественным образом - на пятой
точке. Пестрые штанишки на лямочках, правая рука занята - на ладошке
большая виноградная улитка.
Девочка выпрямилась, поднесла свою находку к самому носу и подула на
темно-лиловый завиток.
Мануэль засмеялся. Надо было делать совсем не так, надо было попрыгать
на одной ноге и спеть магическую песенку:

Улитка, улитка, высуни рога -
Дам тебе хлеба, кусок пирога!

Но улитка оказалась на редкость некоммуникабельной, и каждый остался
при своем: девочка осторожно опустила ее на землю, а сама побежала дальше,
по склону пустого холма, и мелкие маки шлепали ее по голым ногам, не
доставая до коленок.
Пожалуй, впервые за все путешествие Рекуэрдос остро пожалел, что не
может выскочить из Машины, чтобы догнать этого беззаботного чертенка в
пестрых штанишках, безнадежно выпачканных травой. Мануэлю невольно
припомнились не очень-то симпатичные вундеркинды, коими в обилии населяли
наше будущее иные фантасты - сопливые вундеркинды, от горшка два вершка, а
уже берущие нетабличные интегралы и пристающие к прохожим со своим
оригинальным доказательством теоремы Ферма...
Он искренне жалел, что не может ринуться за этой девчушкой вниз по
склону; они бежали бы рядом, оставляя за собой две дорожки осыпавшихся
лепестков, а потом он показал бы ей одно из маленьких чудес, которые
взрослые между собой презрительно называют фокусами, и еще сказал бы ей,
что он добрый волшебник Рекуэрдос, и ему триста лет и двадцать четыре
года, и она поверила бы ему.
Но остановить Машину и выйти из нее было невозможно, и Мануэль, глянув
на указатель энергоподачи, понял, что аккумуляторов его хватит
только-только на один столетний перелет, и он бросил Машину в последний
прыжок, в последний поиск, и мир, завершивший его путешествие, был миром,
устремленным к звездам.
Насколько он понял, Машина оказалась где-то между стальными опорами
наблюдательной башни, устремленной высоко в небо и исчезающей за верхней
кромкой узкого иллюминатора. Крупноячеистая защитная сетка подрагивала
перед самым стеклом, а внизу, опоясывая подножие холма, замкнулось
огромное темно-синее кольцо, которое он в первый момент принял за морскую
воду.
Но это была не вода, а бетонное покрытие стартовой площадки космодрома,
от которой ежеминутно отрывались и плавно взмывали ввысь исполинские туши
каплеобразных кораблей. Они набирали высоту легко и беззвучно, но нетрудно
было угадать, какие вихри разрывают воздух на Пальма-да-Бало, потому что
массивная металлическая сеть трепетала и натягивалась, едва не касаясь
иллюминатора Машины. Корабли растворялись в плотной голубизне сивилийского
неба, и в этом месте, где они исчезали, несколько секунд спустя
развертывался, словно пунцовая гвоздика, стронциевый бутон стартовой
вспышки внепланетных двигателей.
Теперь Мануэлю стало ясно, почему в прошлом столетии обезлюдел этот
холм. Он готовился принять на себя тяжесть синего бетонного кольца, и