"Ольга Ларионова. Где королевская охота" - читать интересную книгу автора

осторожно, стараясь не коснуться мертвого тела, укрыл голову и плечи этого
удивительного существа. Затем он вернулся к вертолету и, покопавшись в
грузовом отсеке, вытащил мощный крупнокалиберный десинтор, которым в
полевых условиях обычно пробивали колодцы или прорезали завалы. Сгибаясь
под его тяжестью, он пробрался между базальтовыми кубами к стене ущелья,
где случайно или намеренно отваленный выступ образовывал что-то вроде
козырька. Под этим навесом он выжег в камне неглубокую могилу и, удивляясь
тому, что у него еще находятся на это силы, перетащил туда укутанное тело
поллиота. В яме оно едва уместилось, но для того, что задумал Генрих,
больше было и не нужно. Он отступил шагов на десять, с натугой поднял
десинтор и, вжав его в плечо, нацелил разрядник на каменный козырек,
нависший над импровизированной могилой.
Непрерывный струйный разряд ударил по камню, и мелкое черное крошево
брызнуло вниз. И тут случилось то, чего Генрих надеялся избежать - острый
осколок полоснул по ткани, укрывавшей лицо поллиота, и рассек ее.
Самодельный саван распахнулся и там, под градом черных осколков, вместо
головы поллиота Генрих увидел нечто другое. Он всмотрелся. Это было его
собственное лицо.
В неглубокой базальтовой могиле лежал не просто человек, а Генрих
Кальварский.
Надо было остановиться, выключить разрядник, что-то сделать, но
оцепенение, охватившее Генриха, стиснуло его со всех сторон и не дало
шевельнуться. Вот теперь он понял, что такое - последний ужас. Последний,
после которого уже ничего не бывает. Десинтор, сжатый закостеневшими
пальцами, продолжать гнать вверх плазменную струю, и вниз сыпалась уже не
щебенка - черные ухающие глыбы рассекали воздух и врезались намертво в
стремительно растущую каменную гряду. Над могилой вырос целый холм, а
Генрих все еще не мог заставить себя шевельнуться. Лицо, открывшееся ему
всего на несколько секунд, было погребено под многотонной насыпью.
И все-таки оно стояло перед ним.
Генрих сделал жалкую попытку внушить себе, что это было обманом зрения,
плодом больной фантазии, порожденной душным адом нескончаемого
тропического дня.
Но из памяти всплыла могила на другом берегу озера и камень с лиловой
надписью на нем. И пожелтевший пергамент, и лиловый росчерк - бессильная
попытка если не исправить, то хоть предупредить...
Не охоться. Говорили же тебе - не охоться! Что, ты не охотился?
Вынудили тебя? Тоже мне оправдание. Убийство есть убийство. Может, ты
скажешь, что рана на теле поллиота - дело рук твоей жены? Но ведь только
сейчас, во время этой великолепной охоты, ты понял, что был виноват в том,
что она схватилась за десинтор. Нечего оправдываться. Нечего твердить
себе, что и в пропасть ты его не толкал, сам сорвался...
Это так. Но там, под камнем, твое лицо. Твое.
Он затравленно оглянулся, и ему показалось, что причудливые камни,
полускрытые дымными завитками испарений, хранят в себе отпечатки
многоликого мира Поллиолы, мира, так и не понятого людьми, которые с тупым
животным упрямством пытались найти на Поллиоле привычные земные законы. И
первый закон: "Сохрани себя!"
А они не были подчинены этому страшному, дикому закону. Способные
принять любой облик, они не прикидывались деревом или камнем - не дано им