"Ольга Ларионова. Планета, которая ничего не может дать" - читать интересную книгу автора

ее сопровождающий. Но страх она оставила себе.
Командир слушал ее, опустив голову. Как он устал от этой нелепой,
суматошной Геи!
Сейчас бы тревогу... Общую тревогу с авральным стартом, чтобы бросить
на этой проклятой Гее всю аппаратуру, и - вверх, пробиться сквозь это
глупое голубое сияние и очутиться наконец у себя, в черном покое
межзвездной пустоты... У себя. Хорошо сказано - у себя. Удивительно точно
сказано. Хотя - несколько преждевременно.
В белоснежных Пантеонах Великой Логитании множество одинаковых могил.
Но все это - могилы обыкновенных логитан. Собирателей, этой высшей касты
населения Логитании, нет среди них. Даже если Собиратель случайно умрет на
своей планете, его тело запаивают в сверкающую капсулу и отправляют в
пространство: вдали от рейсовых трасс логитанских кораблей.
Вот откуда появилась у Четвертого когда-то саркастическое, потом -
горькое, а теперь - безразличное: "У себя".
Но "к себе" - нельзя.
Есть закон, и есть устав, и они предписывают строго определенное время
пребывания на планете. Гея - это планета, которая ничего не может дать, но
и тут необходимо провести ряд исследований, использовать остановку для
подготовки молодых Собирателей, загрузить экспонаты, подтверждающие
бесполезность планеты, и только тогда улететь, предварительно уничтожив
свои следы. Подготовка молодых Собирателей... Закон и устав. Устав и
закон.
Завтра последняя попытка выхода в город. Контролирующим идет Девяносто
третий.


Командир потребовал к себе только Двадцать седьмую, и Сто сороковой,
воспользовавшись этим, остался снаружи: ему все время казалось, что он со
своими когтистыми лапами и свалявшейся шерстью оскверняет внутреннюю
белизну корабля.
Сто сороковой с ненавистью мотнул головой, словно отгоняя докучливое
насекомое. Днем они приставали к нему нещадно; сейчас уже была ночь, они
все куда-то прятались, но вот от мыслей, назойливых и однообразных, покоя
не было.
Все они делают не то. Девчонка никогда не станет настоящим Собирателем.
Она слишком пристально разглядывает весь этот мерзостный, беспорядочный
мир, ее тянет в лабиринт вонючих закоулков этого грязного поселения; в ней
нет и никогда не будет священной ненависти ко всему, что не есть Великая
Логитания, и священной жадности к тому, что может быть полезным для нее. А
старик? А сам Командир? Разве все они, вместе взятые, могут сравниться с
ним в той безграничной, слепой преданности своей далекой родине, которая
переполняла его в бесконечных странствиях?
Сто сороковой поднял длинную морду и издал протяжный, томительный звук.
Звук этот родился сам собой, он ничего не означал ни на языке геанитов, ни
на языке логитан. Но он шел от сердца, этот звук: его собственное или
принадлежащее тому черному неприкаянному зверю, чей образ он принял?
Много подобных себе зверей встречал он на улочках и площадях этого
города; они отличались друг от друга окраской и размером, голосом и
повадками. Но спустя некоторое время Сто сороковой понял, что есть нечто