"Ольга Ларионова. Планета, которая ничего не может дать" - читать интересную книгу автора

руке, нет. "Улитка" с номером отдаленной, никогда не используемой камеры.
Девушка хотела взять что-нибудь на память из сада этого человека и, сама
того не заметив, в минуты смятения выронила крошечный аппарат возле самой
статуи.
Вот и хорошо. Ночью цепкие щупальца оплетут ее, бережно поднимут и
доставят туда, в одну из резервных камер, куда никто не догадался
заглянуть. Она только взглянет на нее, на самое себя - только каменную - и
тогда, может быть, ей станет ясна та неуловимая разница, которая заставила
этого человека равнодушно обойти ее там, на вершине холма, а потом
безудержно, как это можно делать только в одиночестве, плакать у ног ее
мраморного двойника.
Камень ему был нужнее человека. Непонятно, но пусть так и будет. Она
сама станет камнем, насколько это возможно. Одежда, сандалии, украшения.
Это отняло совсем немного времени. Теперь обесцветить свое лицо. Вот так.
Теперь их было бы не различить...
И тогда ее снова увидел Командир. Неожиданно он заговорил о Гее. Он
заметил, что она успела изготовить новую одежду, но она не стала отвечать
на его вопросы, и тогда он начал последовательно и логично доказывать ей
всю бренность и бесполезность геанитского существования. И чем дальше
лилось его бормотанье, тем четче возникало у нее убеждение: она должна
остаться на Гее. Он говорил о далекой и великой родине, но для нее уже
существовал всего один уголок во вселенной, за который она отдала бы по
капельке всю свою жизнь. Она знала, что вряд ли сможет стать настоящей
девушкой Геи - что-то отличает ее от них, может быть, нераскрытая тайна?
Да она и не хотела так много. Она согласилась бы стать просто вещью,
неподвижной вещью, лишь бы быть нужной этому человеку. Командир говорил о
далеких мирах, подчинявшихся Великой Логитании, о бесконечных далях
Пространства, - а она тихонько смеялась над ним, над его куцей мудростью и
жалела его оттого, что не может рассказать ему все, что переполняет ее. Он
даже не поймет, какое это счастье - быть неподвижной вещью, которая один
раз - рано поутру - будет нужна тому человеку с холма.
И она уже в тысячный раз повторяла себе: только вещью, которой раз в
день, поутру, он будет касаться, снимая с нее покрывало, и возле которой
он будет опускаться на дощатый, забрызганный камнем пол, и волосы его
будут рассыпаться по белому мрамору подножия... А потом она уставала от
непривычных этих грез и только с тоской ждала, когда же Командир кончит, а
он все говорил, говорил, говорил, словно все, что он рассказывал, теперь
имело к девушке хоть какое-нибудь отношение.
Он кончил, и она сказала ему, чтобы прекратить раз и навсегда:
- Я хочу остаться на Гее.
А потом была камера и грохот предстартовой суеты, и бесконечное
ожидание освобождения, и побег, когда она даже не успела взглянуть на
своего каменного двойника, доставленного на корабль, а потом ночная дорога
над горами, по темному переплетению улиц, до этого дворика, до этого
порога.


Она вошла в мастерскую; ноги ее ступили в мягкое. Девушка нагнулась и
подняла льняное покрывало. Стремительно светлело, и четкий четырехугольник
постамента, с которого бесшумными ультразвуковыми ножами была срезана