"Алексей Ланкин. Лопатка" - читать интересную книгу автора

Звонок!! Неужели она телефон отключить забыла? Вдруг это Сашка пьяный?
Нет, вилка выдернута. Опять звонок. Это же у двери!..
Он.


Глава девятая.

Кригер пишет дневник


Понедельник, одиннадцатое сентября
С утра на Центральном отозвался Волк. Теперь я знаю о нём больше - в
основном от словоохотливого старичка, которого все подряд зовут Трофимычем.
Много где я побывал, много чего видел, но никак не могу привыкнуть к этой
плебейской манере обращения. Стоит кому-нибудь назвать меня Александрыч - и
он как человек перестаёт для меня существовать. Как объект - возможно. Тогда
я становлюсь с ним особенно ласков и приветлив.
Но возвращаюсь к Волку. Его зовут Фёдор Сегедин. Трофимыч величает его
Фёдором Ильичом, но я, разумеется, не могу это повторить. Обращение по имени
и отчеству предполагает почтительность и взгляд снизу вверх. Мне же
предстоит подчинить его себе, и по имени-отчеству я буду звать его только в
глаза, для маскировки.
Сегодняшний сеанс он начал всё тою же фразой: Как ночевал? Такое
отсутствие фантазии - признак слабости, и я внутренне возликовал. Я отвечал
спокойно, по инструкции - эти инструкции! как выдающейся натуре бывает
тяжело подчиняться им! - а потом пошутил: ночевал-то хорошо, но одному ночью
скучно. Натуры типа моего Волка, сильные, но грубые, обычно живо реагируют
на остроты такого рода. С моей стороны это был пробный шар, и он попал в
цель. Волк расхохотался: А что, давай бабёнку тебе пришлём? И на дровах
сэкономишь, когда грелка во всё тело!
Слова Сегедина сказали мне о нём многое, если не всё. Я удивлялся
собственной слепоте: как я мог подпасть под его обаяние до такой степени,
что даже возненавидел его?! Теперь он был у меня как на ладони. Одна фраза!
Но и одной фразы бывает достаточно, чтобы вспыхнул свет и открыл недоступные
дюжинной наблюдательности углы и изломы.
Волк по-звериному силён и по-звериному же хитёр. Его убийства - я
по-прежнему уверен, что они были в его биографии, хотя его коллега Трофимыч
рекомендует его, по-обывательски, человеком положительным - являлись плодом
бессилия его малоразвитых жертв перед силою инстинкта. Но на высшем,
интеллектуальном уровне он ограничен и неуклюж, и здесь несомненно моё
преимущество. Ему с его убогим кругозором недоступно представление о том,
что интеллектуала и эстета может занимать иной предмет, нежели баба. О
других ориентациях он если и слышал, то лишь в зонно-тюремном изложении. А
если ему рассказать, что человека здорового, молодого и физически более чем
полноценного сексуальное общение с неизмеримо низшими существами может
вообще не интересовать - то для него это будет разговор на тарабарском
наречии. Его глаза на мгновение застынут - но тотчас снова приобретут острое
звериное выражение, и, повинуясь природе, он бросится на непонятный предмет:
если нельзя понять умом, то можно попытаться достать клыками.
Я без преувеличения заинтересован. Ненависти больше нет. Я освободился от