"Алексей Ланкин. Лопатка" - читать интересную книгу автора

судно, а на причаливший к Северному причалу паром. С палубы парома навстречу
им съехала сверкающая чёрная Волга. Рядом с водителем восседал нестарый
человек с волевым, но расползшимся к щекам лицом и с маленькими и жесткими
глазами. Это был директор фабрики Степан Ильич Сегедин. На острове наступала
его эпоха.
В эту эпоху жизнь на Лопатке наладилась и устоялась. По четвергам и
воскресеньям паром привозил с материка водку и почту. По субботам для
рабочих топилась баня. После смены - не старательской двенадцатичасовой, а
КЗоТовской, с восьми до пяти - рабочие мылись и грелись в душевых. Поужинав
в фабричной столовой, шли в красный уголок посмотреть телевизор и
договориться, кто сегодня в своей комнате организует закуску.
Весной и осенью за плечами у каждого покидавшего фабричные ворота
появлялось ружье: глухарями и утками Лопатка была сказочно богата. Крупного
и хищного зверя на острове не водилось, но, поскольку в межсезонье стволы
далеко никто не убирал, то выстрелы раздавались иногда и летом, и зимою.
После этого ближайший паром вывозил на материк покойника в гробу и живого
арестованного, держать которого в местной КПЗ было бы хлопотно и
небезопасно.
Был и такой эпизод, в котором не прозвучало выстрела, но после которого
секретарь директора, крупная ясноглазая красавица Изабелла, тоже покинула
остров в цинковом ящике. Она уходила не на пароме, а на личном катере
директора, всегда дежурившем у особого пирса в бухте Южной. Сам Сегедин
сопровождал Изабеллу на катере до материкового города Сопкового и далее до
кладбища в Хабаровске. По официальной версии Изабелла ударилась виском об
острый угол, поскользнувшись в ванной. Неофициально по острову шептались о
всяком, однако вслух никто ничего не говорил. По возвращении из Хабаровска
Сегедин неделю пил, запершись у себя в коттедже, не отвечая на телефонные
звонки и не допуская к себе ни главного инженера, ни личного шофёра. Когда
эта неделя, наконец, прошла, он появился у себя в кабинете похудевший и
почерневший, но чисто выбритый и в свежей рубашке. В тот же день и главный
инженер, и начальники цехов, и все остальные руководители вплоть до мастера
были жесточайшим образом разнесены за развал производства в период болезни
директора. Все встряхнулись, успокоились, и еще через неделю плановые
показатели вернулись в график.
После этого случая никаких женщин, во всяком случае при особе директора,
на острове не появлялось. Рассказывали, что Степан Ильич, семья которого
проживала во Владивостоке, сделался лют до баб, но лишь на материке.
Рассказывали также, что в его катере койки в каютах были устроены не одна
над другой, а вплотную друг к дружке, и что сопковских женщин на этих койках
перебывало видимо-невидимо. Однако проверить это никто не мог: у самого
Сегедина не спросишь, а командир его катера был запуган и, мало того что к
катеру никого не подпускал, но и про поездки шефа ничего не рассказывал.
Пошла и ещё одна волна слухов после истории с цинковым гробом. Стали
говорить, что Изабелла, хоть и зарытая в землю на материке, появляется на
острове вместе со старателем Шмидтом и якобы даже устраивает с ним ежегодные
шабаши в июньское полнолуние. До ушей директора никто этот слух донести не
решился - но, и дойди он до него, Сегедин только отмахнулся бы, ибо был
человек практической складки и забот имел по горло. Не о привидениях же и
ведьмах еще истории слушать.
Действительно, хотя фабрика и была маленькая, делами её директор