"Андре Ланжевен. Цепь в парке (Роман) " - читать интересную книгу автора

выглядела куда более старой и неповоротливой; и он ее еще хорошенько не
знал, хотя и решил с первого взгляда, что ее вполне можно отнести к разряду
тех ворон, которых не оторвешь от стула. Но ее ничуть не задело это
великолепное презрение, и она добавила все тем же тоном:
- Ступай гулять. И возвращайся, когда зазвонят к мессе.
А тетя Роза, бледная, черноволосая, с маленькой бородавкой на носу,
присыпанной желтой пудрой, не переставая орудовать тряпкой, добавила
сварливо, но не столь зловеще:
- Вот, вот, сударь мой, ступай отсюда, погуляй на улице. И купи мне
пять фунтов сахара.
Она достала из шкафа большую черную копилку с золотым ободком, извлекла
оттуда две белые монетки и положила перед ним вместе с маленьким листочком
бумаги.
- Это продовольственная карточка. Тебе дадут пятнадцать центов сдачи.
Коль скоро предполагалось, что ему должно быть известно, кто даст сахар
и деньги, он ни о чем не спросил. Тетя Роза поставила копилку на прежнее
место, но потом, оглядев его с ног до головы, сочла более надежным
переставить ее повыше, поднявшись для этого на цыпочки.
- Посмотрим, не похож ли он на своего папашу, - прокаркала тетя Мария,
перебирая монеты толстыми пальцами с до крови обкусанными ногтями, словно
желала убедиться, что их действительно две и никак не больше.
Так как он никогда не сомневался, что все вороны лысые, кроме разве что
Святой Агнессы - но она вообще не такая, как прочие, - сегодня с самого утра
его завораживали волосы. Накануне, когда он приехал, он был слишком опьянен
новизной, просто придавлен всеми этими событиями, разворачивающимися по
собственной воле, и не способен что-либо воспринимать, он заметил только,
что дядина квартира до странности маленькая - в его воспоминаниях все
выглядело гораздо просторнее - и мебель в ней тоже словно съежилась, вот-вот
совсем исчезнет; да и сам дядя оказался совсем не таким, каким он
представлял его себе по рассказам Голубого Человека, но с дядей он решил
пока подождать, потому что тут было не все ясно, а ему не хотелось
ошибиться; и еще он успел узнать, что в доме не две, а три сестры, или тети,
что существует еще самая молодая - или не самая старая, - Эжени, которая
сегодня утром ушла на фабрику, когда он спал; говорят, что она там целый
день кроит мужские воротнички. Он ни о чем не спросил, хотя ему очень
хотелось узнать, для чего нужны воротнички отдельно от рубах, это ведь все
равно что штанины без штанов.
Там он почти каждую ночь грезил о женских волосах. Ему казалось, он сам
не знал почему, что как раз волосы и отличают женщин от ворон, словно вороны
какие-то увечные и не могут быть, как другие женщины, матерями, девушками
или даже тетками; волосы - вот из-за чего он никак не мог отчетливо
вспомнить лица матери, - их можно воображать себе по-разному, особенно
ночью, лежа в темноте, когда мечтаешь обо всем, чего не существует, но что
могло бы существовать, о чем никогда не говорят, как никогда не говорят о
том, что так хочется, чтобы тебя приласкали, потому что все это слишком
смутно, неуловимо и слишком сладостно, чтобы выйти за пределы ночи, это как
дымка, пронизанная солнцем, из которой появился Голубой Человек, или как
Святая Агнесса - он до сих пор не знает, так ли все это было или только
представилось, ведь никаких слов сказано не было, а жесты могут означать все
и ничего.