"Брайан Ламли. Источник (Некроскоп #3)" - читать интересную книгу автора

применяться только такие методы, поскольку к тому моменту, когда друзья
сумели тайно вывезти его из СССР, он был близок к смерти. Это произошло
несколько недель назад, - так ему, во всяком случае, сказали, - однако до
сих пор он не вполне пришел в себя.
Да, методы были мягкими, но они иногда раздражали. В особенности то,
что офицер-следователь постоянно называл его "Майк", хотя должен был бы
знать, что Симмонс всегда откликался лишь на "Майкл" или "Джаз", а в
России, естественно, на "Михаил". Но это, конечно, было мелочью по
сравнению с тем, что он остался жив и находился на свободе.
О своем пребывании в заключении он помнил очень немногое, практически
ничего. Служба внутренней безопасности полагала, что над ним провели
операцию по промыванию мозгов - приказали обо всем позабыть, - но в любом
случае не придавала этому эпизоду особого внимания. Самым важным была его
работа, а тем более - ее результаты. Возможно, поначалу русские собирались
держать его у себя долго, возможно; перепрограммировать, сделав двойным
агентом. Потом, однако, они передумали и, накачав его наркотиками,
сбросили в воду ниже водосброса плотины. Его выудили из воды пятью милями
ниже по течению, плывшего беспомощно на спине в направлении порогов, где
он, несомненно, погиб бы. Если бы это произошло, то.., ничего особенного в
этом не было бы: лесозаготовитель, изредка промышляющий незаконным
старательством, некий Михаил Симонов упал в ледяную воду и погиб от холода
и истощения. Несчастный случай, который может случиться с любым - не он
первый, не он последний. Запад мог бы ломать голову по поводу истинных
причин случившегося - если бы вообще узнал что-то о случившемся.
Симмонс, однако, не утонул. "Люди добрые" искали его повсюду с тех
пор, как он не вернулся к назначенному часу в лагерь лесорубов. Они нашли
его, выходили, а затем передали в руки агентов, сумевших вывезти его по
заранее разработанному и надежному аварийному маршруту. Сам Джаз помнил
все это отрывочно - лишь какие-то смутные воспоминания о кратких периодах,
когда он приходил в сознание. Счастливчик. Действительно, ему очень
повезло.
В период восстановления дни его тянулись однообразно. Неприятно, но
однообразно. Просыпаясь, он начинал ощущать медленно усиливающуюся боль -
боль, которая, казалось, струилась прямо из его жил, да и из всех органов,
которые он мог опознать. Нижняя часть его тела была, похоже, в гипсе и,
как он подозревал, на вытяжке; левая рука была заключена в лубок и обильно
перебинтована; еще толще был слой бинтов на голове. Так что, просыпаясь,
он как бы переходил из какого-то мрачного сюрреалистического мира в столь
же загадочный мир двигавшихся вокруг серых теней и неясных звуков.
Свет через повязку пробивался, однако смотреть через нее можно было
лишь как через слой снега в несколько дюймов толщиной или как сквозь
замерзшее стекло. Видимо, все его лицо было сильно повреждено, однако
врачам удалось спасти его глаза. Они теперь нуждались в покое, как,
впрочем, и весь организм. Симмонс никогда не заботился о своей внешности,
так что не расспрашивал о состоянии своего лица. Вопрос этот, тем не
менее, интересовал его. Это было просто естественно.
Более всего его беспокоили сновидения - сновидения, которые он никак
не мог вспомнить, однако знал, что они были очень неприятными, полными
тревожных, угнетающих событий. Он мог беспокоиться по этому поводу в
краткие моменты между пробуждением и возникновением боли, но потом