"Гарольд Лэмб. Сулейман - султан востока " - читать интересную книгу автора

отца-султана и осадил город. Непобедимым янычарам было приказано отбросить
их от стен, но, увидев Селима, скакавшего им навстречу, янычары бурно
приветствовали соперника султана, выкрикивая его имя, касаясь его стремени и
клянясь, что не признают никого другого своим командующим... Так янычары
отреклись от Баязида и присягнули новому султану. Отцу Селима пришлось
расстаться с мечом Османов, а затем и с жизнью... Если он даже не был
отравлен, то все равно потерял волю к жизни... Это были горькие воспоминания
о годе жизни, когда между Селимом и Сулейманом, которого держали вдали от
него и от армии, пролегла пропасть. Последние слова Селима, обращенные
несколько лет назад к сыну, были пронизаны и мольбой и презрением:
- Если турок слезает с седла, чтобы сидеть на ковре, он превращается в
ничто. В ничто.
Теперь, сидя в одиночестве за трапезой, моя руки в серебряном тазу,
который принес один из мальчиков-слуг, Сулейман не мог не подумать о том,
что эти мальчишки точно так же могли бы прислуживать и другому властителю.
Пока не прибыл Пири-паша и пока ему не присягнули высшие военачальники,
наследник мало что значил. Но Пири-паша, который должен был приветствовать
его еще у паромной переправы, не явился.
После трапезы мальчики-слуги приготовили постель для послеобеденного
сна наследника - расстелили в его спальном покое матрас. Однако Сулейман не
мог заставить себя лечь. Вместо этого стал бродить вдоль стены, ощупывая
пальцами свои старые вещи, хранившиеся в нишах, - рукописи, переписанные
четким почерком его учителя Касима, ответы на экзаменационные вопросы по
астрономии и юриспруденции, которые писал сам. Там лежал и миниатюрный
золотой футляр для часов, сделанный его руками. Сулейман с удовольствием
работал над этим футляром: ему нравилось ощущать гладкую поверхность золота,
и он ценил точность европейских часов. Но сейчас эти школьные занятия ничего
для него не значили. Они были частью жизни мальчишки, которого больше не
существовало...
Неожиданно Сулеймана охватило горькое чувство одиночества и острое
желание прикоснуться к Гульбехар - Цветку Весны, увидеть своего сына и
жизнерадостного Ибрагима, развлекавшего его игрой на струнных музыкальных
инструментах после того, как в лунную ночь они собирали креветок на
мелководье. Испытать такие радости в одиночку невозможно.
- Сулейман, Сулейман-хан!
И хотя голос насторожил наследника, он повернулся ко входу, закрытому
занавеской, как бы слегка удивившись, что кто-то осмелился его потревожить.
Из-за занавески появился Пири-паша, завернутый в мантию. Он выглядел дряхлым
и уставшим. Визирь прижал руку Сулеймана к своему сердцу и поцеловал его.
Затем дрожащим от старческого волнения голосом сообщил, что торопился сюда
изо всех своих слабых сил, но, как только увидел молодого наследника
здоровым и невредимым, это подняло его дух. Эти слова не были лишены
царедворской лести, но прозвучали вполне искренне. Сулейман умел
распознавать в людях искренность, как и определять золото лишь одним к нему
прикосновением.
Вслед за этим старый визирь стал немедленно издавать указы от имени
Сулеймана, прежде всего касающиеся траурной церемонии и молитв на закате за
упокой души Селима. Во дворце тут же закипела работа, он стал похож на
караван-сарай, ожидавший гостей. Облачившись в новую одежду черного цвета,
Пири-паша посоветовал Сулейману, когда они остались наедине, надеть платье,