"Лазарь Лагин. Остров Разочарования" - читать интересную книгу автора

несколько дней его по-юношески курчавящуюся бородку не так уж легко было
расчесывать, приходилось и подергать расческой. Те, кто, подобно Егорычеву,
отпускал себе на фронте бороду, могут подтвердить, что уход за нею иногда
связан и с неприятными ощущениями, которые прекрасно разгоняют сон.
Егорычев уже извлек на свет божий расческу, когда за поворотом, пониже
того места, где залег Мообс, послышались мягкие, почти неразличимые шаги.
Кто-то, тяжело дыша, подымался по крутой тропинке.
Сейчас Сморке (Егорычев не сомневался, что это именно он) появится
из-за поворота. Чего там ждет Мообс? Почему он молчит? Неужели снова заснул?
Выработанный Егорычевым план летел к черту. Клещи не получались. Надо
было немедленно принимать новое решение.
С тылу Сморке никто дороги не преграждал. Но пропускать его вперед и
отрезать ему путь к отступлению было в высшей степени рискованно. Чего
доброго, прорвется вооруженный на лужайку и пристрелит Цератода и Фламмери,
прежде чем они очухаются. Смит, услышав так близко от пещеры стрельбу, может
растеряться, на него, конечно, сразу накинутся оба пленных. Тогда все пиши
пропало.
Что же там случилось с Мообсом?
Но было уж не до Мообса. Вот сквозь редкий кустарник показались чьи-то
ноги. Но это не ноги Сморке. Это босые, черные ноги. Еще одна пара черных
босых ног. Сейчас показались к владельцы Этих ног - два идущих гуськом, один
от другого метрах в трех, голых негра в серовато-белых плотных трусах. Они
держат на плечах концы бамбуковой жерди. На жерди висят несколько гроздей
бананов, шесть кокосовых орехов, два больших алюминиевых бидона, очевидно с
водой, и белоснежная, с шелковистой шерстью козья тушка. А вот и сапоги
ефрейтора Сморке. Сразу за вторым негром устало шагает невысокий
черноволосый эсэсовец с тоненькими, вытянутыми в струнку над самой губой,
франтоватыми усиками. Китель его расстегнут. Из-под кителя виднеется сорочка
с серыми подтеками пота. Автомат висит у него на шее. Он ковыряется в своих
очень белых и ровных, скорее всего искусственных зубах и между делом лениво
подстегивает негра тоненьким бамбуковым прутиком. При каждом ударе по спине
негра проходит волна, как у загнанной лошади. Тощее и смуглое лицо
ефрейтора, украшенное изящными золотыми очками самого модного фасона,
выражает скуку. Ясно, что он ничего не подозревает.
Прошла еще минута тягостного ожидания. Мообс по-прежнему не подавал
никаких признаков жизни. Ефрейтор был уже не более как в пяти шагах. Его
лицо было покрыто мелкими бисеринками пота, поблескивавшими на солнце, но
ему, очевидно, было лень вытереть их. Ему теперь стало лень даже возиться с
прутиком. Он швырнул его в кусты и чуть не попал в Егорычева. Теперь
ефрейтор обе руки держал на автомате, холодно поблескивавшем вороненой
сталью. Сморке опирался на него, как на перила.
- Хальт! - закричал Егорычев не своим голосом, прорываясь сквозь кусты
на тропинку. - Хенде хох!..
- А-а-а-а! - пронзительно заверещал эсэсовец и пулей кинулся назад,
вниз по тропинке. Руки он с перепугу по-прежнему продолжал держать на
висевшем автомате, как на перилах.
- Стреляю!.. Стой!.. - кричал уже по-русски Егорычев и, так как
ефрейтор и не думал останавливаться, выпустил ему вслед длинную очередь.
В это время и снизу, оттуда, где находился Мообс, тоже раздалось "хенде
хох!", и Егорычев наконец увидел репортера. Тот возник из кустов, как