"Лазарь Лагин. Голубой человек" - читать интересную книгу автора

украшенного, горшком с красной геранью, двое подвыпивших малых нагло и
неуклюже приставали к девушке, которая перелистывала старый номер
"Огонька". Один коренастый, остроносенькйй, с ярко-голубыми круглыми
глазками на рыхлой физиономии цвета ливерной колбасы, второй - долговязый,
покрасивей, с нежным розовым лицом и черными тонкими, как дамские брови,
усиками над еще более тонкими буроватыми губами.
Остроносый почти сразу отстал и пошел в буфет. А тот, который с
усиками, воровато оглянулся по сторонам, быстро отломил веточку герани и
попытался всучить девушке. Девушка отшатнулась, пересела на соседний стул и
громко, чтобы привлечь внимание других посетителей, сказала: "Оставьте
меня, пожалуйста в покое!" Тогда разозленный парень с силой швырнул ей в
лицо герань и отвратительно обругал ее, прежде чем Антошин успел прибежать
и вмешаться. Девушка плакала, прикрыв лицо развернутым журналом. Антошин
схватил негодяя за обе руки и крикнул контролерше, чтобы позвали
милиционера. Парень тщетно вырывался из рук Антошина и в бессильной, злобе
изрыгал грязные и жалкие оскорбления. Набежало на помошъ Антошину еще
несколько человек. Из буфета показался, дожевывая на ходу пирожок,
остроносый, но еще издали увидев, что его дружок влип в неприятную историю,
вернулся в буфет и тихо проторчал там, пока вновь не открылись двери
зрительного зала.
Пришел милиционер и увел усатого в отделение. Сеанс уже давно начался.
Антошин, у которого вся злость и разочарование в человечестве ушли на
борьбу с усатым, почувствовал себя веселей, поднял валявшуюся на полу
веточку герани и не торопясь отправился в зал. Торопиться было не к чему,
потому что снова показывали ту программу, с которой он начал, свой столь
затянувшийся культпоход. Он сидел довольный и усталый, незаметно для себя
даже вздремнул и очнулся от холода: двери во двор были настежь раскрыты, а
в зале, кроме него и контролерши, никого уже не было. Сладко позевывая и
глядя на будущее вполне оптимистично, Антошин по обледеневшим, изъеденным
временем щербатым ступенькам поднялся в темный, хорошо, ему знакомый двор,
и тут с ним (ну и невезучий же день!) снова приключилась неприятность. Он,
видимо, поскользнулся, грохнулся на землю и с силой ударился боком о что-то
ребристое и очeнь твердое. У него потемнело в глазах. Он заставил себя
подняться на ноги, кое-как добрел до лавочки и лёг на нее, чтобы переждать,
пока отпустит боль в боку. Лежать было невыразимо приятно. Его вдруг стало
клонить ко сну. А кто-то стоял над ним и теребил его за плечо...
Антошин с трудом чуть приподнял голову и увидел, что над ним склонился
незнакомый старик в большом пахучем тулупе, какие обычно носят ночные
сторожа. У старика былo остроносое бородатое лицо, странно напоминавшее
чье-тo очень знакомое, но чье, Антошин никак не мог припомнить, да и лень
ему было припоминать.
Ему очень хотелось вот так лежать, закрыв глаза, и дремать. Но до
того, как он закрыл глаза, Антошин успел удивиться, что с крыши
противоположного дома вдруг исчезли антенны... Кажется, раньше их торчало
штуки три, нет, четыре,.. Странно... Двор был пустынен и тих... Лампочка
уже больше не горела... Быстро мчалась среди темно-серых, клочкастых и
неприветливых туч голубoвaтo-белая и удивительно круглая луна. Может бить,
от ее празднично-яркого света стены обоих домов показались Антошину в этот
короткий миг не такими облупленными, как раньше. Из нескольких окон брезжил
чудной, очень тусклый свет. Робкие оранжевые блики ложились от них на