"Сельма Лагерлеф. Подменыш; Черстин Старшая; Вермландское предание (сказки)" - читать интересную книгу автора

из дома насовсем не уходил - она сохранила еще какую-то долю прежней власти
над ним.
Но этого мало. Слуги тоже начали выказывать неуважение и
непочтительность хозяйке. А хозяин перестал делать вид, будто он этого не
замечает. И хозяйка поняла, что коли она и впредь станет защищать подменыша,
то тяжек и горек станет ей каждый божий день. Но уж такой она уродилась:
если на ее пути вставал кто-нибудь, кого все ненавидели, она старалась изо
всех сил прийти бедняге на помощь. И чем больше страданий выпадало на ее
долю из-за подменыша, тем бдительнее следила она за тем, чтобы ему не
причинили ни малейшего зла.
Спустя несколько лет в полдень крестьянка сидела одна в горнице и
накладывала заплатку за заплаткой на детскую одежку. "Да, - подумала она, -
не ведает добрых дней тот, кому нужно заботиться о чужом ребенке".
Она все латала и латала, но прорехи в одежке были такие большие и их
было столько, что, когда она смотрела на них, слезы выступали у нее на
глазах. "Однако это уж точно, - подумала она, - коли б я латала курточку
собственному моему сыну, я бы прорех не считала".
"До чего же мне тяжко с этим подменышем, - снова подумала крестьянка,
увидев еще одну прореху. - Лучше всего было бы завести его в такой дремучий
лес, чтобы он не мог найти дорогу к нам домой, и бросить его там".
"Вообще-то не так уж трудно избавиться от него, - продолжала она
разговаривать сама с собой. - Стоит хоть на миг выпустить его из виду, как
он утонет в колодце, или сгорит в очаге, или же его искусают собаки, а то и
лошади растопчут. Да, от такого злого и отчаянного, как он, избавиться
легко. Нет ни одного человека в усадьбе, кто бы его не проклинал, и если бы
я вечно не держала тролленка возле себя, кто-нибудь уж воспользовался бы
случаем убрать его с дороги".
Она пошла взглянуть на детеныша, спавшего в углу горницы. Он подрос и
был еще уродливей, чем в тот день, когда она увидела его в первый раз. Ротик
превратился в свиной пятачок, бровки походили на две жесткие щеточки, а кожа
стала совсем коричневой.
"Латать твою одежду и сторожить тебя - это еще куда ни шло, - подумала
она. - Это самая малость из тех тягот, которые мне приходится выносить из-за
тебя. Мужу я опротивела, работники презирают меня, служанки насмехаются надо
мной, кошка шипит, когда видит меня, собака ворчит и скалит зубы, а виноват
во всем - ты.
Однако то, что животные и люди ненавидят меня, я бы могла еще стерпеть.
Хуже всего то, что всякий раз, когда я тебя вижу, я еще сильнее тоскую по
собственному сыну. Ах, мое любимое дитя, где же ты? Спишь, поди, на
подстилке из мха и хвороста у троллихи?!"
Дверь отворилась, и хозяйка поспешила снова вернуться к шитью. Вошел
муж. Вид у него был повеселее, и заговорил он с ней поласковее, так, как
давно уже не говорил.
- Сегодня в селении ярмарка, - сказал он. - Что скажешь, не пойти ли
нам туда?
Обрадовалась жена его словам и сказала, что охотно с ним пойдет.
- Тогда собирайся, да побыстрее! - распорядился муж. - Придется нам
идти пешком, ведь лошади в поле. Но если мы пойдем горной тропой, поспеем
вовремя.
Немного погодя крестьянка уже стояла на пороге, красивая, разодетая в