"Сельма Лагерлеф. Предание о старом поместье" - читать интересную книгу автора

Господин Блумгрен не хотел говорить о той славе, которой они с госпожой
Блумгрен пользовались в былые времена, когда работали в настоящем цирке. Но
директор уволил фру Блумгрен под тем предлогом, что она слишком располнела.
Господин Блумгрен не был уволен, но он сам потребовал расчета. Да и кто мог
ожидать, что он останется служить у директора, который уволил его жену!
Фру Блумгрен жить не может без искусства, и ради нее господин Блумгрен
решил стать вольным артистом, с тем чтобы она могла продолжать выступления.
Зимой, когда давать представления на улице невозможно из-за холодов, они
выступают в небольшом шатре. В такие периоды репертуар у них куда богаче.
Они разыгрывают пантомимы, показывают фокусы, жонглируют.
Их можно было отлучить от цирка, но никто не сможет отлучить их от
искусства. И они продолжают служить искусству, оно стоит того, чтобы
оставаться верным ему до гроба. И они всегда будут артистами! Так считает
господин Блумгрен, и госпожа Блумгрен с ним в этом согласна.
Хеде шел и молча слушал их. В голове его царила сумятица. Иногда в
жизни случаются события, которые следует воспринимать как символы, знаки,
требующие истолкования. В том, что с ним сейчас происходит, наверняка есть
какой-то смысл. И если он правильно его истолкует, то получит путеводную
нить к тому, чтобы принять разумное решение.
Господин Блумгрен попросил господина студента уделить немного внимания
маленькой спутнице слепого музыканта. Видел ли он когда-нибудь такие глаза?
Не кажется ли ему, что такие глаза неспроста даны человеку? Можно ли иметь
такие глаза и не быть предназначенным для чего-то большого?
Хеде обернулся и посмотрел на маленькое бледное дитя. Да, верно, глаза
у девочки были как звезды, сиявшие на печальном, исхудалом личике.
- Господь всегда знает, что делает, - сказала фру Блумгрен, - я готова
допустить Божий промысел даже в том, что такому артисту, как господин
Блумгрен, приходится выступать на улицах. Но скажите на милость, о чем думал
Всевышний, награждая девочку такими глазами и такой улыбкой?
- Вот что я вам скажу, - заявил господин Блумгрен, - у нее нет ни
малейшей склонности к искусству. При этаких-то глазах!
Хеде начал догадываться, что они говорят все это не столько для него,
сколько хотят преподать урок девочке, которая шла следом за ними и могла
слышать каждое слово.
- Ей всего тринадцать лет, и в таком возрасте ее еще можно было бы
чему-нибудь обучить, но из этого ничего не получается! Ничего! Ну ни
малейшей склонности! Обучайте ее шитью, господин студент, но если вы не
хотите зря тратить время, не вздумайте обучать ее стойке на голове!
- Из-за этой ее улыбки все, кто ее видит, без ума от нее, - продолжал
господин Блумгрен, - только из-за этой улыбки многие предлагают девочке
удочерить ее. Она могла бы воспитываться в каком-нибудь богатом доме, если
бы решилась бросить своего дедушку. Но к чему ей эта улыбка, от которой люди
без ума, если девочка никогда не покажется перед публикой на спине лошади
или на трапеции?
- Мы знаем многих артистов, - сказала фру Брумгрен, - которые подбирают
детей с улицы, чтобы сделать из них артистов, когда сами они уже не могут
выступать. И многим удавалось воспитать цирковую звезду, получающую
колоссальные доходы. Но мы с господином Блумгреном никогда за доходами не
гнались. Мы мечтали лишь о том, чтобы увидеть, как Ингрид прыгает через
обруч, а цирк при этом сотрясается от аплодисментов. Это было бы для нас все