"Сельма Лагерлеф. Предание о старом поместье" - читать интересную книгу автора

Наверное, никогда и ни о чем не просил Хеде так униженно, как молил он
теперь о том, чтобы старый слепец дал ему поиграть на скрипке. Он снял перед
ним шапку и стоял с обнаженной головой, хотя старик все равно был слеп, как
крот.
Старый музыкант, похоже, не понимал, чего от него хотят. Он
вопросительно повернулся к девочке-поводырю. Хеде поклонился маленькой
нищенке и повторил свою просьбу. Девочка смотрела на него во все глаза.
Взгляд этих огромных, серых глаз был столь пристальным, что Хеде почти
физически ощущал его на себе. Вот он коснулся его воротника и оглядел
свеженакрахмаленное жабо, затем устремился на тщательно отутюженный сюртук и
наконец остановился на вычищенных до блеска сапогах.
Никогда еще Хеде не подвергался столь внимательному осмотру. Ему
показалось, что осмотр закончился не в его пользу, но на самом деле это было
не так.
У девочки была необычная манера улыбаться. Личико ее было так серьезно,
что когда на нем появлялась улыбка, возникало впечатление, будто оно
повеселело впервые в жизни. И вот теперь одна из этих нечастых улыбок
тронула ее губы. Она взяла у старика скрипку и вручила ее Хеде.
- Сыграйте вальс из "Вольного стрелка", - сказала она.
Хеде был несколько озадачен тем, что именно сейчас он должен играть
вальс, но ему, в сущности, было все равно, что играть, лишь бы чувствовать
под пальцами смычок. Ничего другого ему не нужно было. И скрипка тотчас же
принялась утешать его.
Она заговорила с ним слабым, надтреснутым голосом.
"Я всего лишь скрипка нищего музыканта, - говорила она. - Но какова бы
я ни была, я служу опорой и утешением бедному слепцу. Я для него и свет, и
краски, и зрение. Я утешаю его в его мраке, бедности и старости".
Хеде почувствовал, как невыносимая тяжесть, томившая его душу и
убивавшая его надежды, стала потихоньку ослабевать.
"Ты молод и здоров, - говорила ему скрипка, - ты можешь действовать,
можешь бороться. И ты способен удержать то, что готово уплыть из твоих рук.
Почему же ты так пал духом и отчаялся?"
Хеде играл, опустив глаза в землю, но теперь он поднял голову и оглядел
тех, кто собрался вокруг него. Это была небольшая группа детей и уличных
зевак, привлеченных звуками музыки.
Впрочем, сбежались они не только ради музыки. У бродячего музыканта и
его спутницы были компаньоны.
Напротив Хеде стоял человек в расшитом блестками цирковом трико и с
обнаженными руками, которые он скрестил на груди. На первый взгляд, он
показался Хеде старым и изможденным, но потом он увидел, что это молодец с
могучей грудью и длинными усами. Рядом с ним стояла его жена, маленькая и
толстая особа далеко не первой молодости, впрочем, необычайно гордая своим
костюмом с блестками и с пышными газовыми юбочками.
При первых же звуках музыки они застыли на месте, отсчитывая такт, а
затем, с обворожительной улыбкой на устах, взялись за руки и, ступив на
небольшой лоскутный коврик, начали представление.
Хеде обратил внимание на то, что во время всех эквилибристических
кульбитов, которые они показывали, женщина почти не двигалась и работал, по
сути дела, один только ее муж. Он перескакивал через нее, ходил колесом,
делал антраша. Она же только тем и занималась, что посылала публике