"Сельма Лагерлеф. Предание о старом поместье" - читать интересную книгу автора

была умная и славная старуха, и очень скоро они с Ингрид стали добрыми
друзьями. И теперь, как только девушка вновь обрела способность соображать,
она тотчас же решила искать помощи у Анны Стины.
- Послушай, - сказала она далекарлийцу, - когда выйдешь на проезжий
тракт, сверни в лес и иди прямо, пока не выйдешь на тропу. Там свернешь
налево и опять пойдешь прямо, пока не увидишь большую песчаную яму. Оттуда
видна будет избушка. К ней ты меня отнесешь, и там я буду играть для тебя.
Даже для ее собственного слуха невыносим был этот резкий и
повелительный тон, каким она говорила с далекарлийцем. Но она вынуждена была
так говорить с ним, чтобы заставить его повиноваться. Иного выхода у нее не
было. И все же не ей бы приказывать другому человеку, ведь она даже и
жить-то не вправе!
После того, что произошло, она считала себя не вправе жить. Ужаснее
того, что с ней случилось, и быть не могло. Шесть лет провела она в
пасторской усадьбе и не сумела снискать любовь у окружающих хотя бы
настолько, чтобы кто-нибудь пожалел о ее смерти. А тот, кого никто не любит,
не имеет права жить. Она не смогла бы объяснить, откуда у нее это убеждение,
но ей это казалось само собою разумеющимся. Она убедилась в этом потому, что
с той минуты, как она услышала, что они не любили ее, сердце ее словно сжала
чья-то железная рука и сжимала его все сильнее и сильнее, словно вынуждая
остановиться. Отныне вход во врата жизни ей заказан. Именно в тот момент,
когда она вырвалась из когтей смерти и почувствовала властный и неодолимый
зов жизни, то, что дает право на жизнь, было у нее отнято.
Это было хуже, чем смертный приговор. Да, это было ужаснее
обыкновенного смертного приговора. Она знала, на что это похоже. Так бывает,
когда в лесу валят дерево, но не обычным способом, подпиливая ствол, а
подрубая корни и оставляя дерево погибать в земле. И вот стоит это дерево и
не понимает, почему не поступают к нему более из земли соки и питание. Оно
изо всех сил борется за жизнь, но листьев становится все меньше, не
появляются новые побеги, опадает кора. Оно обречено на смерть, потому что
отторгнуто от источника жизни. И ему ничего больше не остается, кроме как
умереть.
Наконец далекарлиец снял со спины мешок и водрузил его на каменную
глыбу около маленькой избушки, скрытой в глухой лесной чаще.
Избушка была заперта, но Ингрид, выбравшись из мешка, пошарила за
порогом под дверью, нашла ключ, отомкнула замок и вошла.
Девушке хорошо знакома была и эта избушка, и ее внутренность. Не
впервые являлась она сюда в поисках утешения. Уже, бывало, приходила она к
старой Анне Стине и жаловалась, что ей больше невмоготу оставаться у
пастора, что приемная мать слишком сурово с ней обходится и что она не хочет
возвращаться в пасторскую усадьбу.
Но всякий раз старушке удавалось успокоить и образумить ее. Она варила
для Ингрид превосходный кофе, в котором не было ни единого кофейного зерна,
а были лишь горох да цикорий, и все-таки этот кофе вселял в нее бодрость. И
старая Анна Стина умела настолько успокоить девушку, что та в конце концов
сама начинала смеяться над своими невзгодами. Повеселевшая, спускалась она
почти вприпрыжку по лесистым холмам и возвращалась домой.
Впрочем, на этот раз и превосходный кофе Анны Стины не помог бы, даже
если бы она была дома и попотчевала им свою гостью. Но старушка находилась в
пасторской усадьбе на поминках Ингрид, потому что пасторша позаботилась о