"Пер Лагерквист. Улыбка вечности" - читать интересную книгу автора

руки на животе, и все лицо ее расплывается в добродушнейшей улыбке. Ну да,
дальше дороги нет, повторяет она, здесь конец дороги.
Я неприятно поражен. А я-то думал, что еду правильно! Нет, нет, говорит
она и снова показывает в широчайшей улыбке два своих клыка. На самом-то деле
вам надо было свернуть у маленького перекрестка в лесу миль так за пятьдесят
отсюда, там вам надо было свернуть налево. А потом повернуть направо, и
опять налево, и опять направо, и еще раз направо, а потом налево. Я не
выдерживаю: о Господи! Она добавляет: это и есть правильная дорога, да разве
ее отыщешь.
Я, повторяю, неприятно поражен. Но она меня дружески утешает. Здесь
ведь так хорошо, так что ничего страшного. Я, мол, могу спокойно у них
переночевать, а завтра с утра пораньше вернуться и попытаться отыскать
дорогу. А они уж постараются, чтобы мне было хорошо и удобно, все тут к моим
услугам. И у них есть комнатка в мансарде, спится там замечательно, можно
проспать хоть до полудня.
Я невольно тронут ее радушием, хотя и огорчен, что теряю столько
времени. Поразмыслив, я говорю спасибо и принимаю ее приглашение. А
вообще-то даже интересно переночевать на такой вот старой мельнице в лесной
глуши, где все так удивительно и необычно, - приятное маленькое приключение,
будет потом что вспомнить. И как хорошо в самом деле чего-нибудь перекусить
да и завалиться спать, растянувшись на удобной постели. В общем, все к
лучшему.
Она ведет меня темным переходом в жилую половину дома и открывает
дверь, за которой я вижу просторную, просто роскошную комнату. Мы входим, и
она зажигает свечи, толстые, желтые свечи, которые, представляется мне,
будут гореть вечно: при их свете все вокруг становится таким теплым и
уютным. Она оставляет меня в комнате одного, говорит, ей надо пойти
приготовить ужин. Чистые занавески на всех окнах, свежевымытый, отскобленный
до желтизны пол, ослепительной белизны скатерть на огромном столе. Все здесь
говорит о жизни здоровой и добропорядочной. Я сажусь, располагаюсь
поудобнее, чтобы насладиться охватившим меня довольством. Мне здесь так
хорошо, так покойно. К тому же, признаться, я здорово проголодался и
предвкушаю, с каким аппетитом я сейчас поем.
Она приносит еду. Сначала появляется горшок каши и бочонок пива,
который она ногой вкатывает в дверь. Это мучная каша, густо посыпанная
сахаром и толченой корицей и с солидным куском масла посередине, уже
оплывшим по краям. Мы усаживаемся друг против друга и едим до отвала,
запивая все время пивом. Мы съедаем весь горшок. Я тяжело отдуваюсь. Она с
довольным видом утирает рот.
Затем она приносит огромное блюдо с жареным угрем, плавающим в
собственном жиру. Он до того жирный, что дрожит на тарелке, как желе,
ускользая из-под вилки, поэтому мы едим прямо руками. Жир стекает по
подбородку за воротник. Очень вкусно! Она съедает огромное количество. Я
тоже ем много. Я сам удивляюсь, что могу столько съесть. Обычно я ем
немного. А тут я словно впервые в жизни действительно ем, по-настоящему. Как
я ел прежде - это и едой-то нельзя назвать. А пива я пью столько, что сам
удивляюсь, как не лопну. Когда наконец от угря ничего не остается, она
приносит следующее блюдо. Телячье жаркое. Целая гора телятины, за которой
хозяйки и не видать, нет; я чувствую, что больше не могу. Но телятина такая
аппетитная на вид, с такой поджаристой, золотистой корочкой, что невозможно