"Пер Лагерквист. Карлик" - читать интересную книгу автора

зависть. Всем своим видом они как бы хотят сказать, что я-то тут ни при
чем, что сам я ничего такого не испытал и не принимал сколько-нибудь
деятельного участия в тех битвах, о которых рассказываю. Нетрудно понять,
что в них говорит самая обыкновенная зависть. Не испытал! Они не знают,
что клинок моей шпаги еще хранит кровавый след последней жестокой битвы. Я
его не показываю, так как не выношу солдатского бахвальства, которое
процветает обычно на войне и столь свойственно, например, дону Риккардо. Я
лишь крепче сжимаю эфес и поворачиваюсь к ним спиной.
А дело было так. В ходе нашей последней двухдневной битвы перед нами
возникла задача овладеть высотой, расположенной между нашим правым флангом
и городом, что мы и сделали. Стоило нам это недешево. Зато сразу же
значительно улучшило наше положение. Герцог тотчас отправился поглядеть,
какие именно преимущества дает нам овладение этой высотой. И я,
естественно, вместе с ним. На самой вершине стоял загородный замок
Лодовико. Место, надо сказать, было выбрано удачно, и замок, окруженный
кипарисами и персиковыми деревьями, выглядел довольно эффектно. Несколько
солдат и я вместе с ними пошли проверить, не укрылся ли там враг,
способный преподнести нам неприятный сюрприз и покуситься на жизнь
герцога. Замок был пуст, если не считать кучки дряхлых слуг, настолько
беспомощных, что их, видимо, просто бросили при отступлении, - герцог
отказался чинить над ними расправу. А я, пока суд да дело, спустился в
подземелье, которое никто не удосужился осмотреть, хотя оно могло
послужить прекрасным укрытием. Там я неожиданно наткнулся на карлика -
Лодовико держит при дворе много карликов, - которого, очевидно, тоже
бросили, не знаю уж почему. Он страшно перепугался и кинулся в полутемный
боковой ход. Я крикнул: "Стой!" Но он не остановился на мой окрик, из чего
я заключил, что совесть у него нечиста. Вооружен он или нет, я не знал, и
потому погоня за ним по узким, запутанным подземным переходам была
захватывающе рискованной. Наконец он шмыгнул в помещение, имевшее выход
наружу, через который он, конечно, и задумал удрать, но не успел он
открыть дверь, как я его настиг. Он жалобно пискнул, поняв, что попался. Я
погнал его, как крысу, вдоль стен, зная, что теперь уж ему не уйти. В
конце концов я загнал его в угол - теперь он был мой! Я насадил его на
шпагу, легко прошедшую насквозь. На нем не было лат и ничего, что положено
воину, одет он был в смехотворный голубой бархатный камзольчик с кружевами
и всякой мишурой у ворота, словно маленький ребенок. Я оставил его лежать
там, где он упал, и вернулся к дневному свету и к битве.
Я рассказал об этом вовсе не потому, что считаю свой поступок каким-то
подвигом. Пустяковый эпизод, обычный на войне. Я вовсе не собираюсь этим
похваляться. Я исполнил свой солдатский долг - только и всего. Никто об
этом даже не знает, ни герцог и ни одна живая душа. Никто и не
подозревает, что моя шпага обагрена вражеской кровью, и я не стираю
кровавый след - в память о моем участии в походе.
Я немножко жалею, что сразил именно карлика, лучше бы я сошелся лицом к
лицу с кем-нибудь из людей, столь мне ненавистных. К тому же и сама по
себе борьба была бы более интересной. Но я и собственный народ ненавижу,
мои сородичи мне тоже ненавистны. И в этом поединке, особенно в момент,
когда я нанес смертельный удар, меня охватил экстаз, будто я исполнял
некий религиозный обряд. Похожее чувство я испытал, когда душил Иосафата,
- неистовую жажду истребления себе подобных. Отчего, зачем? Не знаю. Я сам