"Роберт Ладлем. Дорога в Омаху (Маккензи Хаук #2)" - читать интересную книгу автора

не о той ли, из коей черпаю я снотворное для себя? А может, о Стиксе, Ниле
или Амазонке? Ибо Колорадо "Колорадо - река, протекающая по территории США
Мексики" в данном случае отвергается напрочь: там меня наверняка уже давно
повесили бы на одной из белоснежных прибрежных скал по обвинению в
кощунстве.
Не знаю, совершал я предательство или нет, но мне известно другое: на
протяжении тех лет, что прошли после публикации "Дороги на Гандольфо",
многие читатели, нередко угрожая мне физической расправой, задавали мне
вопрос в письмах и по телефону: "Что стало потом с теми клоунами?"
Понятно, они имели в виду исключительно участников преступления, но никак
не высочайшую особу, добровольно согласившуюся стать жертвой насильников.
Скажу откровенно: все это время "клоуны" жили в ожидании, когда я
придумаю наконец что-то не менее сногсшибательное, чем та
умопомрачительная концепция, что предопределила более чем специфический
характер вышеупомянутого произведения. И рассчитывали они на меня не зря.
Как-то ночью одна из скромных муз моих, словно осведомленная о таившейся
где-то в моем подсознании мысли, воскликнула в восторге: "Право же, вы
созрели уже для нового подвига!"
И бедный глупец писатель решился-таки с той же бесцеремонностью с
какой некогда при написании "Дороги на Гандольфо" вторгся он в сферу
религии и экономики, действовать и во время работы над этим столь же
научным трудом - естественно, при неукоснительном соблюдении уважения к
закону и судебной системе своей родины.
Да и кто бы отважился на иное? Во всяком случае, не мой и не ваш
адвокат.
При беллетристическом описании достоверных, хотя и не подтвержденных
документально событий я, следуя указаниям музы своей, вынужден был
обращаться к смежным с историей дисциплинам, чтобы придать сей
удивительной истории неопровержимо правдивый характер. Особая точность
требовалась от меня, когда дело касалось Блэкстона.
Вынесенная же мною из собственного опыта мораль, позволяющая
придерживающемуся ее субъекту вести жизнь, не ведая страха, состоит
примерно в следующем:
Держитесь подальше от зала судебных заседаний, если вы не сумели
загодя подкупить судью или же, при особо неблагоприятных обстоятельствах,
заручиться поддержкой моего адвоката, что, впрочем, вам никак не удастся,
ибо он и так не знает ни минуты покоя, спасая меня от тюрьмы.
И, обращаясь в заключение к моим друзьям из адвокатов - и не только к
ним, но и к актерам и к закоренелым убийцам, словно все они связаны единою
цепью, - я прошу их не слишком строго судить меня, когда в романе
рассматриваются деликатнейшие вопросы юриспруденции, оказывающиеся,
однако, на практике не столь уж и деликатнейшими и являющиеся к тому же
вовсе и не вопросами. Тем более что несмотря ни на что мой неаккуратный
внешне подход к подобной проблематике в действительности, может статься,
по сути своей вполне аккуратен.
Роберт Ладлэм

Пролог

Пламя с ревом рвалось в ночное небо, отбрасывая плотные трепетные