"Роберт Ладлэм. Завет Холкрофта" - читать интересную книгу автора

всякий смысл. Они просто излили собственную боль, страдания, потребность в
искуплении... Их уже нет. Пусть они почиют в мире. А теперь почитайте письмо
отца...
- Он не мой отец, - прервал его Ноэль.
- Прочитайте письмо Генриха Клаузена. Тогда вам многое станет ясно.
Прочитайте. Нам еще нужно кое-что обсудить, а времени остается мало.

Мужчина в коричневом твидовом пальто и темной тирольской шляпе стоял у
колонны напротив седьмого вагона. На первый взгляд в его внешности не было
ничего примечательного, за исключением, пожалуй, бровей. Густые, черные с
проседью, они походили на черно-серебряные арки, украшавшие неприметное
лицо.
На первый взгляд. Но, присмотревшись к нему, можно было отметить
крупные, жесткие, хотя и не грубые, черты, выдававшие в нем решительного и
волевого человека. Невзирая на сильные порывы ветра, продувавшего насквозь
всю платформу, он смотрел не моргая. Он не отрывал взгляда от седьмого
вагона.
Американец выйдет из двери вагона, думал стоящий у колонны, и это будет
человек, сильно отличающийся от того, кто немногим ранее вошел в ту же
дверь. За несколько минут вся жизнь этого американца круто переменится: вряд
ли кому из ныне живущих на земле приходилось переживать нечто подобное. И
тем не менее все только начиналось, и путешествие, в которое американцу
суждено было теперь отправиться, никто в современном мире не мог себе даже
вообразить. Так что очень важно увидеть его первую реакцию. Более чем важно.
Жизненно необходимо.
- Attention! Le train de sept heures...
Из репродукторов донеслось последнее объявление. В это время на
соседний путь к той же платформе прибывал поезд из Лозанны. Через несколько
минут платформу запрудят туристы, приехавшие в Женеву на субботу и
воскресенье, - так жители Средней Англии, приезжающие поглазеть на Лондон,
создают толчею на вокзале Чаринг-Кросс, подумал стоящий у колонны человек.
Поезд из Лозанны остановился. Пассажиры хлынули из вагонов.
Внезапно в тамбуре седьмого вагона появилась высокая фигура американца.
Дорогу ему преградил носильщик, застрявший в дверях с багажом. В иных
обстоятельствах эта задержка могла бы послужить причиной небольшого,
скандала. Но нынешние обстоятельства для Холкрофта были далеко не обычными.
Он не выказал досады: его лицо оставалось невозмутимым, и он спокойно
наблюдал за носильщиком. Он словно оцепенел и отвлекся от всего
происходящего вокруг, находясь во власти непреодолимого изумления. Об этом
свидетельствовало то, как он держал коричневый конверт, прижимая его рукой к
груди: ладонь обхватила свернувшийся в трубку конверт, пальцы вцепились в
бумагу, словно сжимаясь в кулак.
Документ, написанный много лет назад, и был причиной его оцепенения...
Это было чудо, которого они ждали, ради которого они и жили - мужчина у
колонны и все те, кто передал ему свою эстафету. Более тридцати лет
томительного ожидания. И вот, наконец, свершилось!
Путешествие началось.
Холкрофт смешался с толпой и двинулся по пандусу, ведущему к выходу в
город. Хотя его то и дело толкали спешащие мимо люди, он, казалось, не
обращал никакого внимания на толчею. Его невидящие глаза были устремлены