"Николай Герасимович Кузнецов. Курсом к победе (про войну)" - читать интересную книгу автора

командира крейсера капитана первого ранга А. Н. Петрова спасли корабль, и он
смог вскоре вернуться в строй. Все могло кончиться более трагично.
В ту пору у нас обнаружилось немало и других ошибок, так что не станем
списывать все за счет "неправильной оценки положения Сталиным". Ему - свое,
нам - свое.
Как бы там ни было, война грянула, и надо было сражаться с врагом,
напрягая все силы, всю волю, не щадя жизни.
Поздно вечером 23 июня я был приглашен к Сталину. Это был первый вызов
с начала войны. Машина подошла к подъезду в тупике, где всегда было тихо и
безлюдно. Только узкому кругу лиц было известно, как подняться на второй
этаж и по ковровой дорожке пройти в приемную Сталина.
Оставив фуражку в гардеробе первого этажа, я вошел в лифт и поднялся
наверх. В приемной никого не было. Значит, все уже в кабинете, решил я, и
поспешил справиться у А. Н. Поскребышева, можно ли пройти. Как всегда, над
его столом висела фотография Сталина в буденновском шлеме времен обороны
Царицына. Внешне все оставалось по-старому.
Я мысленно готовился доложить о нормальном развертывании флотов,
наступлении немцев на Либаву и подготовке Черноморского флота к операции по
обстрелу Констанцы.
В кабинете Сталина кроме членов политбюро находился Нарком обороны. На
столе развернуты карты. Как я понял, речь шла о строительстве оборонительных
рубежей в районе Вязьмы.
Завидев меня, Сталин попросил доложить о положении на флотах. Выслушав,
удовлетворенно кивнул: хорошо.
В это время донесли о приближении вражеских самолетов. Все встали и
вопросительно посмотрели на Сталина.
- Что ж, придется прервать работу,- сказал он.
Все уселись в машины и направились в еще не совсем готовое помещение на
станции метро "Кировская". При мне Сталину передавались донесения с
командного пункта ПВО. Командующий противовоздушной обороной Москвы
генерал-майор М. С. Громадин пережил \29\ тяжелые минуты. Он докладывал о
всех принятых с его стороны мерах, а самолеты приближались...
Вскоре оказалось, что самолеты - наши. Тревога была ложной.
В газетах на следующий день об этой тревоге писалось как об учебной.
Работники ПВО Москвы, как мне известно, тяжело переживали ошибку, но по
указанию Сталина никто не был привлечен к серьезной ответственности.
Ложная тревога принесла свою пользу. Была усилена противовоздушная
оборона столицы. 9 июля Государственный Комитет Обороны принял специальное
постановление по этому вопросу, на основе которого Ставка более чем втрое
увеличила число истребительных авиаполков в 6-м авиакорпусе, прикрывавшем
Москву. Значительно был пополнен 1-й корпус ПВО. Почти в три раза
увеличилось количество аэростатов заграждения. Поэтому когда немцы 22 июля
предприняли массированный (свыше 250 самолетов) налет на советскую столицу,
то получили организованный отпор. В воздушных боях и огнем зенитной
артиллерии было уничтожено 22 фашистских бомбардировщика. К Москве
прорвались лишь немногие самолеты, не причинившие существенного ущерба
городу.
За все время войны к Москве прорвалось около 500 самолетов. Как
правило, силы ПВО встречали их еще на подходах к городу, и они, беспорядочно
сбрасывая бомбы, несли большие потери.