"Лев Кузьмин. Оля Маленькая" - читать интересную книгу автора

под елками траву.
- Давай сама похлебаю сколько-то... Я ведь с обеда не ела ничего... -
прошептала Оля и принялась доить одной рукой. Другую ладонь она сложила
ковшиком, стала подставлять под молочную теплую струйку. Подставлять и
схлебывать, подставлять и схлебывать.
Но, конечно, целое ведро молока одной Оле выпить было невозможно, так
весь Красавин удой и ушел в лесную землю.
А еще Оля без крепкой привычки да без скамейки очень уморилась. Когда,
наконец, Красава обернула к ней свою морду, когда благодарно пыхнула в Олину
щеку, Оля едва поднялась с поджатых под себя коленей. Зато после такого
необходимого и до конца исполненного дела страх перед ночным лесом
поубавился заметно.
- Не к чему и дальше горевать! Надо все равно идти вперед. Верно,
Красава?
И большая, громоздкая в потемках Красава мотнула рогами, словно
подтвердила: "Верно!" - и они опять пошли.
Только теперь Оля Красаву не подгоняла. Она надеялась, что Красава сама
зачует какую-нибудь где-нибудь настоящую дорогу; а еще Оля правила путь все
на одну и ту же ярко-синюю над черными елями звезду.
Корова тоже не сворачивала, и шли они на эту звезду вновь тяжело,
долго, до полного изнеможения. Когда лес внезапно расступился, Красава сама
остановилась, подогнула ноги, не легла, а прямо-таки рухнула на едва
различимую тут, на опушке, еще свежую и пахнущую клевером кошенину. Оля
подсунулась Красаве под самый бок, в тепло, и они враз уснули.
Они спали так, что их не пугали уже ни бегучие, схожие с волчьими
глазами огни светляков, ни лесные, край опушки, скрипы да шорохи, - побудку
сыграли им прохладный рассвет и петушиная, совсем нежданная здесь
перекличка.
Оля зябко вздрогнула, вскочила, подняла корову, заторопила ее за
березовый, вклиненный в поле мысок и удивленно ойкнула. Почти рядом, всего
лишь и добежать ничего, стояла в легкой рассветной дымке их деревня. Только
стояла она к Оле нынче другой, не вчерашней стороной. Оля с Красавой, как
видно, за ночь обкружили ее и вышли не к ферме, а к огородам и гуменникам на
другом краю.
И что очень чудно: несмотря на такую рань, несмотря на то, что ночь не
ушла еще с задворок полностью, - а деревня уже не спит или спать сегодня не
ложилась вовсе. Каждое крыльцо там настежь, каждое окно там нараспашку, в
окнах непогашенный свет. На улице - это Оле видно тоже отлично - целая толпа
народу, все тревожно гомонят, спешат к околице. И впереди этой толпы
председатель Иван Семеныч. И опять он не на всегдашнем своем мотоцикле, а на
той, на колхозной лошади верхом.
- Мамушки! Так это же за нами... Так это же всей деревней ищут нас! -
догадалась Оля и, не зная, то ли трусить, то ли радоваться, давай свою
рогатую товарку поторапливать.
А там уж на рассветной полевой тропе красавицу корову и Олю все
деревенские увидели сами; на все поле кто-то горластый да с великим
ликованием заголосил:
- Нашлись! Нашлись! Нашлись!
Первым, нахлестывая лошадь, подлетел председатель. Он спрыгнул с седла,
так и вцепился глазами в Красаву. Оглядел ее спереди, оглядел с боков,