"Лев Кузьмин. Олешин гвоздь" - читать интересную книгу автораручками не достать. Пить, что ли, захотел?
- Пить, - ответил Олеша. - Ну, коли пить, так айда за мной, - сказал Арсентий и - ширх, ширх, - подминая траву и размахивая рукой так, словно косил, пошел в тень под ивы. Там он раздвинул дремучую крапиву, кусты багульника, зачавкал по мокрому сапогами, и Олеша увидел зеленую, всю заросшую мхом каменную кладочку. Из кладочки торчал осклизлый деревянный лоток, с него тонко цедилась в крохотную лужицу прозрачная струя. С краю лужицы поблескивала на траве жестяная самодельная кружка. Арсентий кружку подставил, вода зазвенела по тонкому донцу, потом зажурчала, потом забулькала - и кружка наполнилась до краев. - Пей! Ключевая, сладкая... В омуте совсем не то. У Олеши заломило зубы, даже внутри живота стало холодно от ключевой воды, и он выпил только половину кружки. Остальное допил Арсентий, зажмурился, утер толстые губы ладонью, крякнул: - Порядок! Олеше вдруг стало очень просто, очень свободно с Арсентием. Он спросил: - Ты что здесь делаешь? - Колесо. - Какое колесо? - Пойдем посмотрим. У плотины и впрямь лежало колесо. Только это было не какое-нибудь простое колесо, а огромное. Оно даже лежачее было выше Олеши, а если его поставить стоймя, то до верха не дотянулся бы и сам Арсентий. Между двух круглых деревянных боковин - Ого! - сказал Олеша. - Это такая великанская телега будет? Арсентий засмеялся: - Чудак! Это колесо - водяное. Оно жернова станет крутить, зерно молоть, муку вырабатывать. Вот достроим мельницу - и будет наше Батурино с хлебом. Со своим. Про муку и хлеб Олеша понял сразу. Понял, потому что не раз они с мамой Аннушкой сиживали на одной картошке. Не раз мама приходила из магазина с пустой кошелкой, сердито совала ее в угол и говорила: "Опять хлеба нет. Опять пекарня без муки. Ну когда это кончится?" Муку в городок доставляли издалека, весной и осенью по бездорожью, а своя мельница обветшала и сломалась. Чинить ее было некому, потому что все способные к этому делу работники ушли на войну. И вот каждый раз, когда кошелка была пустой, мама вздыхала: "Видно, уж только тогда все наладится, когда солдаты к домам придут". После таких слов мама всегда замолкала. На глаза у нее набегали слезы, и она отворачивалась. Она старалась, чтобы Олеша этих слез не увидел, но Олеша все равно видел и понимал: плачет мама об отце. Она всегда, когда хлеба не хватало, вспоминала об отце, и в такие дни Олеша хлеба не просил. Он и Арсентию ничего не сказал про все это, лишь грустно произнес: - Хорошо, что хоть ты вернулся. - Куда вернулся? Откуда? - не понял Арсентий. - Оттуда. С войны. Арсентий удивленно поглядел на мальчика. Его худое со впалыми щеками лицо опять, как тогда, стало немножко растерянным, и он ответил тоже тихо: |
|
|