"Лев Кузьмин. Олешин гвоздь" - читать интересную книгу автора

ручками не достать. Пить, что ли, захотел?
- Пить, - ответил Олеша.
- Ну, коли пить, так айда за мной, - сказал Арсентий и - ширх, ширх, -
подминая траву и размахивая рукой так, словно косил, пошел в тень под ивы.
Там он раздвинул дремучую крапиву, кусты багульника, зачавкал по
мокрому сапогами, и Олеша увидел зеленую, всю заросшую мхом каменную
кладочку. Из кладочки торчал осклизлый деревянный лоток, с него тонко
цедилась в крохотную лужицу прозрачная струя.
С краю лужицы поблескивала на траве жестяная самодельная кружка.
Арсентий кружку подставил, вода зазвенела по тонкому донцу, потом зажурчала,
потом забулькала - и кружка наполнилась до краев.
- Пей! Ключевая, сладкая... В омуте совсем не то.
У Олеши заломило зубы, даже внутри живота стало холодно от ключевой
воды, и он выпил только половину кружки. Остальное допил Арсентий,
зажмурился, утер толстые губы ладонью, крякнул:
- Порядок!
Олеше вдруг стало очень просто, очень свободно с Арсентием. Он спросил:
- Ты что здесь делаешь?
- Колесо.
- Какое колесо?
- Пойдем посмотрим.
У плотины и впрямь лежало колесо. Только это было не какое-нибудь
простое колесо, а огромное.
Оно даже лежачее было выше Олеши, а если его поставить стоймя, то до
верха не дотянулся бы и сам Арсентий. Между двух круглых деревянных боковин
в нем виднелись крепкие дощатые перегородки.
- Ого! - сказал Олеша. - Это такая великанская телега будет?
Арсентий засмеялся:
- Чудак! Это колесо - водяное. Оно жернова станет крутить, зерно
молоть, муку вырабатывать. Вот достроим мельницу - и будет наше Батурино с
хлебом. Со своим.
Про муку и хлеб Олеша понял сразу. Понял, потому что не раз они с мамой
Аннушкой сиживали на одной картошке. Не раз мама приходила из магазина с
пустой кошелкой, сердито совала ее в угол и говорила: "Опять хлеба нет.
Опять пекарня без муки. Ну когда это кончится?"
Муку в городок доставляли издалека, весной и осенью по бездорожью, а
своя мельница обветшала и сломалась. Чинить ее было некому, потому что все
способные к этому делу работники ушли на войну. И вот каждый раз, когда
кошелка была пустой, мама вздыхала: "Видно, уж только тогда все наладится,
когда солдаты к домам придут".
После таких слов мама всегда замолкала. На глаза у нее набегали слезы,
и она отворачивалась. Она старалась, чтобы Олеша этих слез не увидел, но
Олеша все равно видел и понимал: плачет мама об отце. Она всегда, когда
хлеба не хватало, вспоминала об отце, и в такие дни Олеша хлеба не просил.
Он и Арсентию ничего не сказал про все это, лишь грустно произнес:
- Хорошо, что хоть ты вернулся.
- Куда вернулся? Откуда? - не понял Арсентий.
- Оттуда. С войны.
Арсентий удивленно поглядел на мальчика. Его худое со впалыми щеками
лицо опять, как тогда, стало немножко растерянным, и он ответил тоже тихо: