"Анатолий Кузин "Малый срок" (Воспоминания в форме эссе со свободным сюжетом)" - читать интересную книгу автора

говорить "зачем" и когда "почему"? Или как понимать "изобилие"? Отвечаю,
что это когда всего избыток, всего хватает, все есть, чего хочешь. Думают,
затем Вакиль говорит: "Тогда старик нам неправильно сказал". Что
неправильно? "Он сказал, что все у нас есть, только изобилия не хватает".
Так и не разобравшись они стали все называть полюбившимся им словом -
"изобилие". Через несколько дней переделали его в "избили" Пришли и
говорят: "Толич, избили, избивают. Вчера эта форма 25 рублей стоила, а
сегодня 15 рублей. Как так? Изобилие?" Избили... Как тут объяснить? С
хитрецой спрашивают - почему узбек днем звезды видит, а мы не видим? И
смеются над моей растерянностью. К осени следующего года их всех забрали в
армию.
Жизнь входила в новое русло и складывался новый ее режим. Работа,
тренировки в спортзале "Динамо" в секции гимнастики, занятия в городской
библиотеке, литературное объединение в редакции краевой молодежной газеты
"Сталинская смена" ( как зловеще звучит это теперь) стали заполнять мое
время. Одну ночь в неделю я не спал, а до утра занимался за столом в
общежитии и шел на работу без всякого утомления. Часто такими ночами я
выполнял роль пожарного. Ребята действительно уставали в чаду литейки,
копаясь в ямах с формовочной землей. Часто засыпали даже во время работы,
пригревшись на этой теплой уютной земле в яме. Любимой шуткой у них было
- зацепить сонного краном и поднять. Возвращаясь домой и перекусив кто
как (я так и не видел, чтобы кто-то готовил себе еду, хотя плита все время
топилась), они за разговорами и засыпали. Курили почти все. Подушки у нас
были ватные, и часто, заснув с папироской в зубах, парни эти подушки
поджигали. Смотришь - дым идет, а куряка отвернулся и спит. Подхожу,
заливаю кружкой воды и опять за свои занятия. Однажды все спали и пажар
зашел уже далеко. Проснулись сразу многие от дыма. Все легли на пол под
кроватями, шумим: "у кого горит?". Не можем найти источник дыма.
Распахнули дверь. Лампочки сквозь дым не светят. Потом оказалсь -
загорелись валенки на плите и ватная одежда.
Но однажды привычная жизнь изменилась. В нашу комнату вселили еще
двадцать человек уголовников.Комендант сказал о трудностях с жильем и
попросил временно потерпеть. Все были специалисты. Как они говорили -
сварщики республиканской категории. Большесрочники и зазонники, т.е. имели
большие сроки наказания, но работали без конвоя. Кочевали по объектам.
Первый день их пребывания еще был сносен. Правда, напились они все, ребят
повыкидывали на пол, а сами улеглись на их кроватях, но игры еще не было и
выяснения отношений тоже.
Впоследствии я проникся уважением к одному из них. Он не рассказывал
о себе, но просил собирать и хранить всю корресонденцию, поступающую в
общежитие на его имя. Писем приходило много. После их возвращения из
командировок мой знакомый первые дни не пил. Прочитывал пачку писем,
собранную мной, и садился отвечать. Я не читал получаемых им писем, но
случайно выхватывал куски из них, когда он отвечал. Часто письма были на
французском и русском языках. Одна корреспондентка писала, что не может
привыкнуть к этой "вольной" жизни - "Пишу на профсоюзном собрании -
говорят одну фальшь...". Закончив писать он говорил мне: "Запомни, никогда
не попадай в заключение. Никогда!". Судьбой не дано было выполнить его
добрый совет.
Специалисты-зеки вдруг пропадали на неделю, а то и на две, а потом