"Олег Куваев. Печальные странствия Льва Бебенина" - читать интересную книгу автора

то ли от характера, то ли от общения с грубым дизельным механизмом.
В то утро Николай Большой на полигон пришел раньше всех, чтобы
проверить перед работой машину, стук мотора которой к концу вчерашней смены
ему не понравился. Ничего особенного он не обнаружил и принялся, как обычно,
утюжить полигон. На пятой или шестой ездке отработанным глазом он заметил в
груде вздыбившейся перед ножом земли тусклый отблеск. Выключив сцепление, он
вылез, забрался на груду песков, поковырял кирзовым сапогом и поднял
самородок. Самородок был странный, резанный пополам. Он сунул его в карман
штанов и снова начал работать, догадываясь, что вторую половину искать
бесполезно в сотнях земельных тонн. Золотоприемная касса работала до шести
вечера, и он решил, что вполне успеет зайти туда после смены.
Вскоре начали работать и другие машины, и полигон зажил обычной жизнью.
Вечером Николай Большой отнес самородок в золото-приемную кассу,
которая помещалась в доме, срубленном из лиственничных бревен в давние
времена, когда здесь еще имелась лиственница. В окошечке, вырезанном в
металлической сетке и фанере, сидела Тося Колдыбина, суровая женщина, какие
получались из комсомолок тридцатых годов. В тридцатых годах ее
откомандировал сюда комсомол Ленинграда по спецнабору, и с тех пор она была
занята приемкой золота. О золоте она знала только то, что это
заприходованный металл. О людях же, связанных с золотом, она знала больше
многих энциклопедий мира.
Она взвесила самородок, записала на счет Николая Большого триста
шестьдесят три и шесть десятых грамма, составила акт на странное состояние
самородка, дала его подписать и предупредила, что позвонит куда следует. Так
требовала инструкция.
Так и получилось, что Сергеев, приятного вида высокий и аккуратный
старшина милиции, извлек Николая Большого из кухни общежития, где он,
опоздав из-за задержки в кассе в столовую, грел на сковородке болгарские
голубцы в размере трех банок, так как работа бульдозериста требует крупной
еды. Николай Большой грел голубцы и привычно ругал коменданта, который
отбирал самодельные электроплитки. На плитке же, купленной в магазине, при
теперешнем электронапряжении час греть голубцы и час греть чайник. Он
обругал и старшину Сергеева, заявив, что поест и сам придет в кабинет
начальника Якова Сергеевича. Якова Сергеевича Николай Большой уважал. Прямо
со сковородки он заглотал голубцы и пошел в милицию, думая по дороге, что
если бы найти еще самородок, то можно купить племяннику мотоцикл "Ява",
который тот просит второй год. О том, зачем вызвали, он не думал. Скажут.
В кабинете начальника милиции Якова Сергеевича сидел не сам Яков
Сергеевич в своих привычных очках без оправы и в мятой форме, а неизвестный
молодой человек со скромным лицом. Молодой человек порасспросил
бульдозериста о том, о сем и насчет анкеты.
- Вы бы сказали, зачем вызывали? - хмуро сказал бульдозерист. - Мне
надо в кино успеть.
- Где вторая половина самородка? - неожиданно сказал молодой человек.
И только теперь до Николая Большого дошло: его подозревают в хищении.
Он поднялся, подумал и беззлобно сказал:
- Иди ты, друг, знаешь куда... - а сам направился к выходу.
Но выйти из милиции ему не пришлось. Его заперли в КПЗ. Ночь он проспал
безмятежно. Утром его разбудил рев бульдозеров на полигоне. Он сразу
вспомнил, что машина Коли-Вани сейчас в ремонте и, чего доброго, халтурщика