"Олег Куваев. Печальные странствия Льва Бебенина" - читать интересную книгу автора

темноту, закрыл дверь. На площадке стояли ведра, половые щетки. Беба быстро
сбежал вниз, в пахнущий пылью мрак, где узко высвечивали полоски света.
Он откинул нижний крючок. Дверь не поддавалась. Видимо, она была
замкнута еще и на крючок наверху. Он чиркнул зажигалкой. На цементном полу
валялись малярные куртки и стояла измазанная известью бочка. Он взялся за
край бочки и потянул ее. Раздался ужасный скрежет металла о цемент. Потом
догадался наклонить бочку и перекатывать ее краем. Наверху скрипнула дверь,
и оттуда упал сноп желтого света. Беба замер. Женский голос что-то сказал
по-узбекски, звякнуло ведро. Свет исчез. Не помня себя, Беба по-кошачьи
взгромоздился на бочку и нащупал верхнюю задвижку. Она не поддавалась. Он
ударил по ней кулаком. Дверь распахнулась, и он чуть не свалился на улицу.
Свет ослепил его. Пересекая двор, к уборной шел мужчина в тенниске. Он
глянул на Бебу и отвернулся. "Может, за рабочего меня принял? - подумал
Беба. - Или?"
Он увидел, что с головы до ног перемазан в пыли и известке. По
костяшкам пальцев текла кровь вперемешку с грязью. Беба схватил сумку.
Держась против угла здания так, чтобы не было видно из окон, он пересек двор
и нырнул в заборную щель. За забором начиналось изрытое строительством поле.
Стоял котел с гудроном. Под ним дымился костер. Около костра сидел старик в
халате и смотрел на него. Беба пересек площадку напрямик, угадывая дворы,
пошел в направлении вокзала.
По дороге в каком-то дощатом киоске, видно открытом всю ночь, он купил
бутылку портвейна и кусок колбасы.
Через час он лежал в открытом товарном вагоне. Среднеазиатское солнце
поднималось и накаляло металл. Поезд не двигался и, видно, не собирался
двигаться. Разбитую руку саднило. Вдобавок было нечем открыть бутылку. Беба
примерился и стукнул ее горлышком о железное ребро вагона. Бутылка
раскололась, и он стал торопливо глотать липкий портвейн, обливая себе лицо
и рубашку. Мягкий комок поднялся в затылок.
Становилось жарко до нестерпимости. Бебе было очень плохо. К облитым
портвейном рукам, и лицу, и рубашке стала налипать угольная пыль. Где-то
около 12 часов дня поезд дернулся и поехал в неизвестную сторону. Хотелось
плакать.

19

Беба работал в ресторанном оркестре неизвестного азиатского города.
Город был гнусный и пыльный, ресторан был просто третьеразрядной столовой и
назывался по-дикому "Тохтамыш".
Благословенной памяти Моня дал три года назад Бебе курс электрогитары.
Вечером в ресторан приходили буровики. По соседству крепко искали нефть
или газ, черт его знает, неинтересно что, но публика там работала что надо.
С размахом. Беба работал "за жир", то есть он не получал зарплаты, он
получал то, что закажут, за что заплатит музыкантам подвыпивший люд.
Беба играл. Прошедшее время мытарств четко отразилось на нем: он
по-волчьи подсох и по-волчьи стал готов к рывку в любую минуту. В углах рта
на бездумном его лице залегли морщинки - след неудач, а может быть,
размышлений. Коллег по оркестру он презирал: провинциальная шваль,
гармонист... Трубача надо было просто убить, чтоб не позорил профессию,
впрочем, что он мог сделать на инструменте, который напоминал по качеству