"Олег Куваев. Печальные странствия Льва Бебенина" - читать интересную книгу автора

Перед тем как идти, дед Корифей гипнотизирующим оком окинул пасущееся
стадо. Отбившиеся коровы подошли ближе, и стадо стало покорно пастись на
одном пятачке, с которого оно так и не уйдет, пока не вернется, не
разгипнотизирует их дед Корифей, который от рождения до смерти пас матерей
этих коров и их бабушек.
И еще, перед тем как идти, дед Корифей закурил. Он свернул самокрутку,
затянулся, кашлянул и блаженным, затуманенным табачьим зельем взглядом
посмотрел на небо и мир.
- Так получается, - произнес дед Корифей. - Тысячи лет эту рыбу ловят
на одну снасть, и нет для нее ума и науки. Не может она угадать, где червяк
для еды, где же блеск фальшивой игры. Разумеешь?
- Понимаю, - сказал Беба, действительно пытаясь понять, куда клонит
странный старик.
- Ишо нет! - сказал дед Корифей. - Ишо до тебя не доходит. Скажу без
обиды: мы, люди, вроде как рыбы. Любим блеск фальшивой игры и тем себя
губим. Обретаем в адские муки, портим свой организм от нервов до мышц.
Сказал и пронзительным глазком скосился в Бебину сторону, лешачьей
таинственной мудростью все понял, все угадал и даже усмехнулся, точно увидел
в тумане грядущего муки и гибельный призрак поддельного счастья
контрабасиста Бебенина.
Беба тряхнул головой. Прошедшая минута провалилась куда-то, и не мог он
понять, то ли он спал, то ли бредил, то ли причудилось что. Где-то в сердце
остро торчала заноза, и гриппозной болью ломило суставы. Потом все это
прошло.
В мотыльковой прошедшей жизни чувства были незнакомы Бебе, и от
растерянности мгновения на лбу его проступила испарина. Он оглянулся. Все
так же курил дед Корифей. Жевали коровы. Под солнцем лежала равнина. Ничего
не произошло. Глупое минутное наваждение.
- Пойдем, маленько развеешься, - сказал дед Корифей. И добавил
таинственно: - Я ведь, знаешь ли, лещевик.
Они прошли по росному лугу к мягким перекатам и омутам речки. Река
текла и жила, как положено жить не запятнанной индустрией русской реке: на
перекатах мелко пускала круги плотва, стая окуньков торчала у затопленного
куста, иногда крупно плюхался играющий в утренней радости жизни язь, а в
одном из омутов гигантским пушечным грохотом ударил неведомый рыбий зверь.
- Щука? - вздрагивая от азарта, спросил Бебенин.
- Голавль, - ответил дед Корифей, - у голавля для плеску хвост
приспособлен. Чего его в омут, лешего, занесло? Он быстрину любит, которая
корм несет. Или у мельничных свай держится. Мельниц-то у нас давно нет, а
голавли ишо есть. До полупуда. А мельниц нету, - дед Корифей вздохнул.
Так они шли и шли, пока не дошли до невидимой внешнему миру черты, у
которой дед Корифей остановился, чутко вытянул ухо и ошарил окрестности
лазерным взором.
Дело в том, что они дошли до границы колхоза "Рассвет", в котором
работал дед Корифей. Дальше начинались земли колхоза "Заря", в котором дед
Корифей не работал. По давнему, скрепленному русскими оборотами речи,
потасовками под поллитру и сходками стенка на стенку соглашению было
установлено, что каждый рыбак ловит рыбу в воде своего колхоза, а на земле
другого - ни-ни.
Прощупав локаторно и на слух окрестности, дед Корифей бесшумным шагом