"Олег Куваев. Здорово, толстые!" - читать интересную книгу автора

Рога - пуд. Но на то он и старый, чтобы все знать. Сразу догадался, зачем
примчался охотовед. Так-то мы с ним мирно живем, рядом ходим. А тут на
километр не подпускает. Но держится на одном склоне. Корм там хороший. Склон
весь в ложбинах. По одной охотовед ползет на восток, по другой бараны
убегают на запад. Охотовед говорит: "Ты, Витька, ложись с биноклем на той
стороне распадка. Я за стадом пойду. У меня тоже бинокль, и ты направление
бега показывай шапкой". Ладно. Лежу. Бараны вверх бегут, охотовед с
винтовкой внизу карабкается. Без бинокля все вижу. Сейчас бараны в ложбину
уйдут. Слышу, шуршит. Смотрю, горностай у меня бинокль в сторону тащит.
Отнял бинокль. Смотрю. Бараны из ложбины вынырнули, берут вправо. Ищу шапку,
чтобы показать. Нету. Смотрю, горностай мою шапку под валежину затаскивает и
от злости урчит. Отнял шапку, ищу, где бараны, смотрю, он рукавицу попер. Я
рукавицу отнял, все под себя подложил, ищу баранов. Чувствую, грызут сапог,
тянут из-под меня. Вытянул рукавицу. Где бараны? Бараны вон, на взлобке.
Горностай снова сапог грызет. Отмахнулся. Где охотовед? Вижу охотоведа на
чистом месте. Баранов же нет, нырнули в другую ложбину. Охотовед в мою
сторону бинокль наводит, чувствую, снимают с меня ремень. Я шапкой сигналю.
Смотрю, а бараны в другой стороне, не туда сигналю. Горностай верещит,
злобствует. Оторвал ему кусок портянки в качестве выкупа. Он его уволок и
требует снова, а баранов уже нету. Где? Не знаю. Вижу в бинокль охотоведа,
грозит кулаком. Хочу закурить от злости. Хвать-похвать, где папиросы? А вон,
дорожкой рассыпаны. Охотовед возвращается. В чем дело, Витя? Отвечаю: с
биноклем что-то. Фокусировка разладилась. Разве скажешь, что меня один
горностай в окружение взял. А горностай под валежину спрятался, только глаза
посверкивают. Не решается против двоих идти. Я ему втихаря кулак кажу:
ладно, зимой потолкуем..."
- Поедем вместе, - говорю я Витьке. - Я в избушке у Большого Прижима
порыбачу. Там долбленка спрятана. На ней и вернусь.
- Поедем, - откликается Витька. - Постой! А ты с чего взял, что я ехать
собрался?
- Тоже мне высшая математика.
- Поедем. Только несерьезно все это. Избушка, долбленка... Вот поставлю
базу с зеркальными окнами и библиотекой. Приезжай тогда ко мне жить. Вдвоем,
оно знаешь...
Вечером Витька возится с лодкой. Лодки он всегда делает сам. Если
спросишь, что прислать из Москвы, то ответ один: годовой комплект журнала
"Катера и яхты". Вообще Витька многое умеет руками: чинить радио, ковать
ножи, доводить до ума мотор, регулировать капканы, стучать морзянку и так
далее.
Утром мы грузимся. "Прыгай, что ли", - хмуро говорит Витька. Я
отталкиваю лодку и сажусь на дно. Витька едва трогает шнур, мотор ревет и на
полной скорости - спина закостенела, взгляд вперед - Витька выводит лодку в
протоку. Вдруг сбрасывает газ, встает и кричит на берег: "Пока, толстые!"
- Витька, - говорю я, - опять ты без весел. А как заглохнет мотор?
- Мой не заглохнет. Однако весла бы хорошо...
Прошлый год мы с ним поднимались вот так по реке. Река здесь дикая,
быстрая. По берегам лежат тысячетонные заломы из деревьев, снесенных в
паводок. Под заломы бьет струя и может втянуть лодку. У нас тоже однажды
заглох мотор, и течение понесло лодку прямо на ощетинившуюся орудийными
стволами стену залома. Витька копался с мотором, а я с тоской думал: "Были