"Олег Михайлович Куваев. Эй, Бако! (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

Рощапкину показалось, что все это он видел. Возможно, во сне. Он
прикрыл глаза.

...Диспозиция дня, составленная Кекецем, выглядела так:
Вставать в пять, самое позднее в шесть утра. Это необходимо, потому что
все встают в пять.
Ничего не делать.
Делать ничего нельзя, потому что гость.
Избави бог - увидят соседи. Позор на весь дом до скончания века, вот
что такое занятый трудом гость.
Деревня находилась в долине Алазани. Со стороны Алазани ее отделяли
тополевый лес и виноградники. С другой стороны торчали поросшие кустарником
горы. На горах стояли белые заброшенные часовни. Пробраться к ним не имелось
возможности: кустарник был упруг и колюч. Неизвестно, как туда добирались
молельщики.
Кекец сразу после приезда начал копать канавки в саду, резать
виноградные побеги, что-то строгал. Рощапкин сунулся помогать ему, и они
поругались.
Мать Кекеца, совершенно невесомая старушка, одетая в черное, напоминала
запущенный лет семьдесят назад вечный двигатель. Если она не возилась в
винограднике, то была в яблонях, если не в яблонях, то на кухне, если не на
кухне, то вязала нескончаемый шерстяной носок из желтой и черной шерсти в
полоску. По-русски она не понимала ни слова, и Рощапкин разговаривал с ней
улыбками.
Деревню рассекало асфальтовое шоссе, по бокам шоссе стояли двухэтажные
дома из дикого камня, обрамленные по углам кирпичом. Кое-где по улицам
лежали мешки цемента и новые груды камня - строились еще дома. В этой общине
бытовали странные обычаи. Стимулом постройки громадных, на две трети
пустовавших домов было: "Пусть детям будет просторно". Но каждый чуть
оперившийся сын с ходу начинал строить такой же дом, чтобы было просторно
его детям.
- У нас строитель-народ. Что ты хочешь! - мудро сказал банщик Кекец.
Деревенский строитель-народ мало напоминал городских собратьев. Он
возвращался из виноградников черный от пота и солнца, и была в нем тяжкая
уверенность в жизни, которую на Димкиных глазах приобретал, а может,
возвращал себе банщик Кекец, когда он в рваной ковбойке сидел под тутовым
деревом после работы.
В саду со стуком падали яблоки, мягко шлепались перезревшие сливы.
- Фрукт у тебя гниет, - сказал сибиряк Рощапкин. - Продал бы ты его,
что ли.
- По всему селу гниет, когда не берет государство. Крестьяне на рынке
стоять не желают. Крестьянину это неприлично.
Где-то в дальних виноградниках свиристели ночные жучки, и все падали,
падали, возвращаясь в землю, плоды.
- Между прочим, мне врач трудиться велел, - сказал Рощапкин. - Косить,
например. Косить я умею. Хорошо я когда-то умел косить.
- Нельзя, дорогой. Тебе кушать, лежать можно.
- Погубить меня хочешь, дорогой? - горько спросил Рощапкин. - Ведь
серьезно врач приказал.
- Коса есть, - испуганно сказал Кекец.