"Олег Куваев. Дом для бродяг" - читать интересную книгу автора

оленеводческих поселках всегда пусто, потому что люди в оленьих стадах, а
стада в дальних горных хребтах, отрезанные от мира реками, таежными марями.
Остается вертолет, но вертолет даже в авиации самый дорогой транспорт, по
мелочам на нем не летают. Зима же, наоборот, время транспорта. Тайгу, реки и
тундру прошивают следы вездеходов, оленьих, собачьих нарт. Можно и просто на
лыжах прибежать в поселок, пообщаться с оседлым народом.
...Я выбрался в старую часть поселка. Он явно строился без экономии
места -- "на наш век земли хватит", стены бревенчатых домиков, разбросанных
как попало, были обмазаны глиной для защиты от зимних ветров. На окнах
висели ставни, обитые оленьими шкурами. В сторонке, на возвышении, одиноко,
как памятник, стояла яранга. Видно, какой-то пастух-консерватор доживал свой
век в привычном жилье. Около яранги горел костер. У костра сидел на земле
старик в яркой ковбойке и разглядывал меня, отмахиваясь рукой от дыма.
За ярангой лес. Я пошел в противоположную сторону и вышел на площадь,
окруженную фанерными стендами, отражавшими успехи животноводства, за
стендами -- правление колхоза с широким дощатым крыльцом. Было похоже, что в
правлении также нет ни одного человека. Дальше было русло сухой в это время
протоки, а по берегу рядком стояли все такие же обмазанные глиной дома.
Где-то за протокой тревожно кричала дикая утка, наверное, спасала выводок от
собаки или другого зверя.
Река же находилась в нескольких километрах отсюда, так как место для
строительства определяли авиационные инженеры. А они прежде всего искали
участок для посадочной полосы. Без посадочной полосы не было бы поселка. Так
он и строился в конце сороковых годов, как возможный предвестник северных
поселков будущего. Все потребное завозится сюда по воздуху. Оленьи шкуры и
мясо также вывозятся самолетами. В каком-то смысле каждого живущего здесь
можно считать оседлым пассажиром Аэрофлота.
Вечер наступил незаметно. Мимо меня пробежал озабоченный парень. В
костюме, белой рубашке и галстуке.
-- Коров не видели? Пастуха не видели? -- на бегу спросил он.
-- Нет!
-- Пастух пропал. Коровы пропали. Стаду давно пора дома быть.
-- Появятся.
-- Сердце у пастуха больное. Вдруг не появятся. Он побежал в сторону
леса.
-- Помочь? -- крикнул я вслед.
-- Не-е! Тут тропки. Найду! -- донеслось уже от лиственниц.
Репродуктор на площади похрипел немного и вдруг запел в бледное
вечернее небо: "Осе-е-нний свет, к чему слова-а, осенни-им светом полна
голова-а..."
По площади, а затем мимо меня, как видение, проехала девушка. Девушка
ехала на гоночном велосипеде, все честь честью: анодированный корпус,
однотрубки, цена сто рублей, достать трудно. Она была одета в очень белый
свитер и была очень красивой. Она ехала, глядя прямо перед собой. Белый
свитер, зеленые эластиковые брюки, чешские белые полукеды на подошве из
пробки, покрытое ровным загаром лицо и безукоризненный нос. Нос я рассмотрел
хорошо, так как девушка ехала мимо меня в профиль.
Дальше я шел, размышляя о девушке и велосипеде. Велосипед, понятно,
прибыл по воздуху. А зачем? Ездить на нем можно два месяца в год на
протяжении пятисот метров. Все-таки была тут загадка.