"Пауль Аугустович Куусберг. Капли дождя (3 часть трилогии)" - читать интересную книгу автора

давали его душе покоя. Доверился резиновым сапогам, но резина не спасает
ноги от холода, задери ты голенища хоть до самого паха. Надеялся на портянки
и носки шерстяные, к сожалению, оказалось, что если подольше в воде
толочься, то и этого мало. В колхозные годы он оставил болото в покое, при
колхозах оставались только река и рыба. Их он бросить не мог да и не хотел
-- надо же было иметь место, где отвести душу. От одного самогона проку было
мало. В самые трудные годы Мариета гнала на болотном острове самогон и
торговала им из-под полы, самогон едва не довел их до развода, потому что
Мариета сказала, что совсем уж без копейки она жить не может, корова у них
подохла. Он же, "царского имени колхозник", не мог снести того, что Мариета
стала надомной кабатчицей. Наконец самогон опротивел ему, да и казенная
водка не больше пришлась бы по вкусу, потому что пил он со злостью, только
злобой ничего не изменишь и не поправишь. Заполучи они себе в председатели
Железноголового, может, какие глупости и не сотворились бы, но вряд ли помог
бы и Железноголо-вый-то. Помогли в конце концов новые ветры, что подули в
середине пятидесятых годов, особенно то, что колхозам передали тракторы. Так
что болото и река высосали у него из костей мозг, но если Андрес - Андреас
вроде бы имя польских князей, - если Железноголовый Андрес сказал, что это
сделало болото, с какой стати ему вставать на дыбы или требовать, чтоб к
болоту обязательно добавили реку? Если бы он писал о ногах резолюцию, тогда
бы он истины ради должен был, конечно, потребовать, чтобы к болотной воде
добавили еще реяную. Резолюция требует точности, в правлении иногда из-за
одного слова спорят до полуночи, но сказанное парторгом не совсем то же, что
резолюция, будь парторг на слово и красноречивее самого Железноголового. К
тому же приболотному человеку болотная вода подходит больше, болотная вода,
так сказать, основа и тыл его классовой позиции. Железноголовый потому и
старался привлечь его в партию, что в болотной воде у него была крепкая
классовая подкладка. Партийца из него не вышло, Железноголового раньше
отозвали в Таллин, председатель же сельсовета объявил его, "царского имени
колхозника", сомнительным элементом и братом серого барона, председатель
сельсовета хотел еще в сорок девятом году отправить его в Сибирь,
Железноголовый отстоял, Железноголового обвиняли в том, что в пятидесятых
годах он покровительствовал кулакам и их пособникам, - удивительные вещи
случаются всюду. Если на то пошло, то он бы и в Сибири прожил. Петр
вернулся, шея, как прежде, красная, сейчас работает в совхозе пчеловодом и
живет себе, как барин в старину. Здоров, при мужской нужде ублажает баб,
хоть и старше его, Николая, на четыре года. Ну что касается баб, то и он бы
не отстал от брата, только обезножел вот, невмоготу гоняться за
неприкаянными душами. Разве сам кто придет к нему, да и Мариета не потерпела
бы, у замужних женщин понятие ограниченное.
Шофер, который лежит тут, рядом с ним, в большой столичной больнице,
под приглядом умных докторов, мужчина еще молодой и все же был готов
отправиться к праотцам, по доброй воле или помутившись памятью, разница лишь
в этом, ему же, костоломом скрюченному, ледащему старику, и в голову не
придет распроститься с жизнью. Он хочет жить, прямо страсть как хочет.
Может, и до реки доковыляет, уж такую-то помощь от докторов получить он
должен, рано утром на речке одно удовольствие. Спиннингистом ему уже не
быть, и он в новые времена заразился спиннингом, знай шагай по берегу, с его
задубевшими ногами такой зарядки уже не выдержать. Но он может и в лодке
сидеть и блесну закидывать или на бережку тихо-мирно червя мочить. Если же и