"Николай Курочкин. Смерть экзистенциалиста" - читать интересную книгу автора

хозяина пристала к Саломатину:
- Владимир, объясните мне, серой, почему так: вы очень красиво,
увлекательно говорите о свободе, активности, подлинном и неподлинном
существовании, а живете так же, как и мы, неподлинно и несвободно? Наверное,
перейти от трепа к практике жутковато, а? Или все ваши теории просто для
красоты слога?
- Да нет, почему же? Я собственно на данном этапе ставлю целью
ознакомить с учением как можно больше людей, а уж потом можно будет и
поэкзистировать.
- Потом - это, видимо, после дождичка в четверг?
- Потом - это тогда, когда я найду своевременным! - резко сказал
Саломатин. И подумал при этом: "А в самом деле, чего я жду?"
Домой он пошел пешком и самой длинной дорогой, по бульварам улицы
Горького. Надо было разобраться в себе. В самом деле, чего он ждет?
Дома он еще раз взялся за пьесу Сартра "Мухи". За то ее место, где
Юпитер открывает Оресту единственную великую тайну: что люди свободны. И эти
строки вдруг засветились золотом! Прежде Саломатин читал их и перечитывал
как отвлеченную - верную, большую, но абстрактную истину. Теперь он их
прочитал как руководство к действию.
Довольно! Владимир Саломатин объявляет экзистенциальный праздник!
Отныне - да, да не с завтрашнего даже утра, а с сей же секунды! - он живет
свободно, не обращая внимания на законы и запреты.
Прежде чем лечь спать, он собрал все галстуки - терпеть не мог этих
ошейников, но как преподавателю приходилось их носить - и швырнул в
мусорное ведро. Утром в столовой вместо первого и второго ("Вам, как всегда,
без подлива?") взял четыре порции селедки с луком и три заварных пирожных и
съел, радостно косясь на негодующие или перекошенные от тошноты физиономии.
Потом, негромко напевая (чего доселе никогда не позволял себе на улице),
пошел на красный свет через дорогу. Подскочившему орудовцу лениво сказал: "А
пошел ты!" - и тот послушно и беззвучно отошел.
Вместо семинара по теме "Органическое строение капитала. Масса прибыли
и норма прибыли" он пошел на пляж и провалялся четыре часа, приставая ко
всем
симпатичным девушкам. Потом съел подряд по порции всех сортов
мороженого, какие были в киоске, и позвонил Шуре, предложив ей (севшим от
мороженого голосом) плюнуть на лекции и зайти к нему побаловаться. Шура не
поняла и предложила покушать парацетамольчику. Тогда Саломатин набрал 09,
узнал номер и стал дозваниваться в РЭБ флота. И узнал, что начальник цеха
Ломтев только что убыл в Хабаровск на бассейновое совещание. Все
складывалось как нельзя лучше!
В автобусе брать билет Владимир не стал, и его со скандалом высадили за
остановку до нужной ему. Он шел с пылающими щеками, вспоминал, как стыдно
было слушать укоры контролерши, и злился на себя. Подумаешь, засмущался!
Плевать на все, ты же свободная личность, осуществляющая себя наперекор
абсурду. Тебе не должно быть стыдно!
Но ему все же было стыдно. Саломатин уважительно вспомнил, как стойко
вел себя под ливнем насмешек старик Тулупский. Вот из кого вышел бы
настоящий экзистенциалист! А может он им и был? Стихийным экзистенциалистом?
Может, это и давало ему силу сносить насмешки и презрение?
Лариса была дома одна. Она пополнела, но была красива. Пожалуй, даже