Райдо Витич Чудес не бывает

Главные герои:

Исвильда Де Ли 19 лет

Оррик Даган 28 лет внебрачный сын герцога Даган.

Его отец Боз Даган.

Брат Оррика — Галиган Даган.

Друг Гарт Фогин.

Лексинант Лебрент — вассал и тайны слуга короля Гая.

Миррон и Мелинро — фавориты герцога Боз Даган.

Лемзи Де Ли — брат Исвильды пропавший в Палестине.

Синопсис

Реальна ли данная история? Если вам доведётся посетить Венгрию, пройтись по развалинам Диощдёрской крепости, увидеть готические замки времен короля Лайоша,

послушать рассказы жителей селения Сечень, где можно увидеть крепостной замок, с

сохранившейся часовней, колокольней, башней. Или попасть в Веспрем, прогуляться по

развалинам любимой некогда резеденции королевы — жены Геза (в романе — король

Гай), посмотреть на величественную сторожевую башню 13 века, посетить так же массу

других исторически интересных мест, полных очарования старины и послушать до сих

пор живые предания о хозяевах того или иного замка, вы поймете, что общая канва

романа абсолютно точна и реальна…

Не дай вам Бог такого отца, как герцог Боз Даган. У него три сына — два

сумасшедших и один внебрачный. Не дай бог таких сыновей, скажете вы.

На самом деле всё далеко от простых истин или перекладывания вины один на другого.

Первый сын — Галиган — законный наследник, жил в терзании своих надуманных страхов

и закрывая глаза на пытки людей в тёмных подвалах отца. Второй — Фелигор — и вовсе

безвозвратно сошёл с ума, но отнюдь не без причины. Кто видел смерть матери, кто

разделил с ней ужас мрака, тот только сможет и его понять. Внебрачный сын Оррик

живёт отдельно от семьи, в замке его деда. Его заработков едва хватает на внешний

вид фамильного гнезда, подаренного из милости, за которую можно попрекать всю

жизнь.

Герцог, который желает упрочить свою власть путём женитьбы старшего сына на

племяннице короля, в последней надежде уповает на исцеление сына ведьмой. Ведьма

понимает, что жизнь её висит на тоненькой паутинке и требует не только золотого

обеспечения, но и Оррика в мужья. Герцог соглашается, надеясь так или иначе от неё

избавиться. Галиган исцеляется стараниями ведьмы, у них завязываются дружеские

отношения. Оррик не в восторге от своей женитьбы и подумывает о разводе, на

который требуется приличная сумма денег.

Кто же скрывается под грязною одеждой? Кому страданья предопределены? Кто это

нежное и любящее существо под маской ведьмы? Душа пылает, уж сердце отдано давно и

жаждет воссоединенья с тем, кто в памяти девичьей рыцарь неземной. Это красавица

Исвильда Дэ Ли, дочь убитых родителей, бежавшая из разорённого отчего дома, чудом

спасена была доброй женщиной, которая и обучила её видеть то, о чём не ведомо

обычно.

Исвильда, опасаясь герцога и непризнанная мужем, под видом мальчишки отправляется

вместе с Галиган к его невесте. Оррик, вместе с небольшим отрядом едет с ними по

приказу отца. В походе раскрываются многие тайны семейства Боз и Де Ли. Исвильда

невольно стала причиной жестокой расправы над своей семьёй. Кто может быть

желанней, чем засватанная невеста?

В попытке спасти девушку, отряд разделяется, но стрелы вероломной судьбы настигают

смельчаков.

И безутешны, но чудесны, покровы ночи, что до сих пор в себе таят отголоски Вечной

Любви.

Кстати, роман — дилогия. И вы ознакомились пока лишь с первой частью.

А чудес не бывает лишь для тех, кто в них не верит. Колесо Сансары

крутится… И кто знает, к чему ведут наши дороги и что ждет нас в жизни и в

смерти… или после нее?

Райдо Витич

Чудес не бывает

Глава 1

Кубок в руке герцога загадочно поблескивал рубиновым пламенем. Легкий ветерок заглядывающий в окна-бойницы, пробирался под малиновый колет, холодил лицо, хоть был теплым. Лето в самом разгаре — откуда взяться холоду?

Но душа не знает времен года и дрожит, одаривая ознобом тело то от страха, то от сомнений, то от предчувствий неизбежной беды и летом и зимой.

Даган хлопнул кубок на стол и прислушался — за дверями явно толпилась стража. Значит нашли? Так и есть — тихий вскрик, грохот распахнувшейся двери и в покои герцога волоком втащили оборванку с испачканным лицом и всклоченными волосами неизвестного цвета. В них запутались листики и соломинки погибшей травы, которые мужчина без труда разглядел, уставившись на склоненную перед ним голову.

Она ли?

Возраст не определить — то ли двадцать, то ли сорок лет.

Даган, чтобы лучше разглядеть лицо, приподнял ее за подбородок, брезгливо морщась — в грязи она купалась или в саже значения не имело, главное у нее был обычный нос, настоящие глаза, пусть и испуганные, и уши. Значит, слышит, видит, а при наличии рук еще и что-то делать может. И делает. Говорят.

— Ты ведьма?

Вопрос звучал как приговор, и женщина дрогнула:

— Что вы? — прошептала онемевшими губами.

— Не лги. Мне не лги — дороже себе встанет, — предостерег.

— Не собираюсь милорд.

— Тогда ответь — ты ведьма?

— Нет.

— Тебя называют Иволга?

— Да.

— Ты живешь в лесу?

— Д-д-да.

— Недалеко от ручья святого Густова?

— Да.

— Тогда ты лжешь мне.

— Нет, милорд!… Я не ведьма.

— Кто же ты? — герцог пытался быть мягким, чтобы не спугнуть колдунью. Она была нужна ему, слишком нужна, чтоб он позволил себе сорваться.

— Человек.

— Человек… — мужчина отпустил женщину, выпрямился и в раздумьях обтер пальцы батистовым платком. — Знакома ли ты с пыточными инструментами?

— За что милорд? — испугалась Исвильда, но не с мольбой, а скорей с недоумением посмотрела в глаза Боз Даган.

В этих местах она появилась всего лишь полгода назад, но уже была наслышана о крутом нраве хозяина здешних мест. Ей так же было известно о забавах его сыновей — старшего Галигана и младшего Фелигора. Правда ни того, ни другого видеть ей не привелось, но говорят, красавцы, как и их отец. Герцога она видела впервые и находила, что молва не обманула ее, приписав лику Дагана суровые черты. Но не понимала — в чем же тогда красота герцога? По ее мнению жесткие черты и четкий профиль — не эталон. В лице во истину красивого человека должны проступать черты одухотворенности: мягкие складки на лбу от частых раздумий, а не хмурые морщины угрюмости, губы у хороших людей не бывают тонкими, как у герцога, а тяжелый подбородок признак решительной и жесткой натуры, а никак не добродетельной и порядочной личности.

Оррик Даган — другое дело, правда, он бастард, но для кого это имеет значение?

В тот раз, когда Исвильда увидела Орри Даган в лесу, шел дождь, и она не сразу поняла, кто перед ней. Капюшон, скрывающий лицо, одинокого всадника с военной выправкой, насторожил ее. Что мог в непогоду делать воин один в лесу? Нет, хорошего от вояк не жди.

Она влезла повыше на дуб, но предательница ветка, затрещав, заставила всадника вскинуть голову на звук и потянуться к мечу. Крепкая рука легла на рукоять, а взгляд серых глаз встретил испуганный взгляд бирюзовых.

— Миледи? — мужчина явно удивился. Еще бы — глаза у Исвильды редкого цвета, да, пожалуй, еще и ее местоположение так же было необычно — не каждый день встречаешь девушку, возомнившую себя белкой. — Что вы делаете на дереве?

— Жду закат, — брякнула она первое попавшееся на ум.

Всадник моргнул, не понимая, что к чему и вдруг улыбнулся:

— Позволите присоединиться?

— Нет! — испугалась девушка и, дернувшись, покачнулась, ветка под ногой хрустнула.

— Все, все, беру свое предложение обратно, только не шевелитесь! — заверил ее мужчина, выставив ладонь. — Но если вы передумаете и найдете более крепкое дерево для встречи заката, оповестите, пожалуйста, меня, я с удовольствием примкну к вашему обществу, — улыбнулся он. И Исвильда поняла — он не способен на зло. — Меня зовут Орри Даган. А как зовут вас, милая властительница лесной чащи?

Милая. Так Исвильду называл лишь папа, мама же звала ее иволгой. "Моя любимая Иволга"…

— Иволга.

Зрачки мужчины расширились. С минуту он молча изучал ее и вновь улыбнулся:

— Я слышал, что в этих местах появилась волшебница, но не думал, что это правда.

Он назвал ее — волшебница, а никак обычно звали другие — ведьма, и при этом просили ее помочь то вылечить ребенка, то прибавить молока корове, то посмотреть будущее, словно она и правда волшебница.

Этот ничего не просил, но поклонился так, словно получил все что хотел, и направил коня в глубь леса, к тропинке ведущей к замку Даган…

Только на утро девушка поняла, что пришла к тому, кого искала — всю ночь ей снилось будущее, в котором Орри был рядом с ней, хотя себя она не видела.

— Итак, вы будите молчать? Мне все же пригласить пыточника?

— Лучше скажите, что вы хотите, милорд?

Боз задумался — действительно, что он пристал с бессмысленным вопросом — ведьма она или нет? Разве это важно?

А ведь важно — если она ведьма, то заставлять клясться на распятии о неразглашении доверенной ей тайны, глупо, и как тогда надеяться на содействие?

Если не ведьма, то разговор вовсе не имеет смысла, хоть клятва бы имела смысл и толк.

— Ты знаешь волшебные заклятья? — склонился над ней герцог, испытывающе заглядывая в глаза.

— Нет, милорд.

— Веришь в Христа?

— Я верую в Бога.

— Ты помогаешь людям? Я знаю, ты лечила барона Фригго от чахотки. Успешно. Как же ты его смогла поднять почти мертвого, если не знаешь заклятий? Молитвой Христу? На святую ты не похожа, иначе жила бы не в лесу, а в монастыре.

— В монастырь, милорд, меня бы не взяли — я бесприданница.

— Допустим, но ты могла бы жить при монастыре, помогать монашкам в их богоугодном деле.

— Простите, милорд, порой молитвы мало, нужны еще и травы, доброе слово, нужное.

— Ты знаешь такое слово?

— Да.

— Скажи! — потребовал, еще ниже наклоняясь к ней.

— Верую.

— Что? — герцог нахмурился — нищенка издевается над ним?

— Верую, милорд. Вера, только вера творит чудеса.

С этим нельзя было не согласиться и Боз, отпрянув от женщины, задумчиво потер подбородок: а она неглупа. Хорошо это или плохо?

— Ты утверждаешь, что веры достаточно, чтобы излечиться от чахотки?

— Вера укрепляет дух, а дух оздоравливает тело. Все у нас в голове, милорд. Если пациент верит мне, значит, поверит себе и выздоровеет, если нет, то не стоит и пытаться. Он обречен. Сэр Фригго сильный человек и очень желал выздороветь — на его попечении пятеро малолетних наследников, и он знает, что с ними станет, ежели он помрет. Поэтому он выздоровел. Если человеку есть за что цепляться в жизни и есть во что верить — он поднимется и со смертного одра.

Логики в рассуждении колдуньи Даган не видел, но перечить не стал. Ему было все равно, как она лечит, как творит чудеса — главное без дьявольских заклинаний обходится.

— Ты любого можешь вылечить?

— Зачем вам, милорд? Вы совершенно здоровы, а что поясница ноет, так вы у окна сидите, дует. Вы простываете — немолоды уже.

— Речь не обо мне, — скрыл удивление ее прозорливостью мужчина.

— Тогда о ком, позвольте узнать?

— Сначала ответь ты.

— Простите, милорд, но чтоб ответить на ваш вопрос, нужно видеть человека. Порой на вид кремень, а внутри сыро и слякотно — такой способен лишь носить маску мужества, но проявить его не может. Другой с виду хлипок, но силы в нем больше, чем в буйволе. Один вменяем, другой мнителен, третий глуп и глух к любым словам. Но от характера, а не от меня, зависит все.

— Если речь идет о физической болезни.

— Но мы говорим именно о недугах, или я что-то не поняла?

Герцог пытливо смотрел на нее и решился — взяв со стола распятие, протянул женщине:

— Поклянись, что никому не расскажешь о нашей беседе, о том, что узнаешь от меня.

— Клянусь милорд, — без раздумий возложила ладони на распятие Исвильда. — Но вам не обязательно приводить меня к присяге, милорд. У меня есть правило — никогда никому не говорить о пациентах и сути их проблем. Это тайна должна быть известна лишь двоим, третьему без надобности.

— Допустим, — с подозрением покосился на нее мужчина — гляди ты, у ведьмы есть правила! А он дурак поверит ей?

Исвильда поняла, что клялась зря и почувствовала, как над ее головой сгущаются тени.

Она все равно ничего никому не расскажет, — убеждал себя герцог, разглядывая колдунью: Клятвы мало — пусть сделает свое дело и пропадет в подвале. Отдать ее Анхельму — суток не пройдет, как ведьма умрет, а для округи можно пустить слух, что ее забрал дьявол. Проблем не будет.

— Ты знаешь, кто я?

— Да милорд — вы герцог Даган.

— Что еще знаешь?

— Ничего, милорд.

— Сколько у меня сыновей?

— Двое.

— Трое, — поправил, и Исвильда порадовалась — значит то, что Оррик бастард, для Боз значения не имеет. Возможно, она ошиблась в герцоге — не такой он сухой и суровый как кажется.

— Еще я знаю имена ваших сыновей, — осмелев, заявила колдунья.

— А что с ними, ты знаешь?

Исвильда замерла — неужели сыновья милорда занедужили и в этом винят ее? А она-то сглупила — сказала, что знает их имена. Теперь не отвертеться, не доказать, что ни причем и понятия не имеет что с их светлостями произошло.

— Не-е-ет, — протянула растерянно.

— Они не в себе.

Нечто подобное она и подозревала, слушая рассказ женщины из деревни о проказах братьев.

— Их мать была сумасшедшей, но очень знатной сукой. Я, как ты заметила, немолод, и мне нужны крепкие, здоровые наследники. Я надеялся, что Галиган не подчинится недугу. Он рос смышленым, хоть и нервным мальчиком. Фелигор же сразу обнаружил пагубное наследство безумия матери. Ты правильно определила — я здоров, но можно ли сказать, что завтра, послезавтра я не свалюсь с ног, не заболею и не умру?

— Все в руках Бога.

— Именно. Поэтому мне нужно, чтобы ты привела Галиган в чувство. Я знаю, его недуг — наследство герцогини, и не прошу от тебя многого. Он должен быть абсолютно вменяем хотя бы на пару месяцев, пока не женится на леди Даниэлле и не подарит ей ребенка. Если поможешь еще и с Фелигором — отблагодарю. Получишь огромный кошель золотых и то что попросишь. Исполню любое желание. Любое.

Его взгляд утверждал, но Исвильда не верила Боз — слишком он ласков, слишком ловко тянет ее в сети. А что если вместо кошеля выдаст ей веревку и вздернет, исполнив желание о последнем причастии? Исключать подобный вариант нельзя.

Исвильда решила, что ей стоит подумать о своей судьбе не завтра, когда она уже будет висеть на суку или попадет в руки палача, а сегодня, пока герцог нуждается в ней, пока способен мягко стелить, увещевать, выдавать призы.

— Возможно, я смогу помочь вам, а возможно, нет. Мне нужно посмотреть на ваших сыновей, поговорить с ними, а после я точно скажу вам — помогу или нет. Но прежде чем взяться за дело, вы должны будите исполнить мое желание, как и обещали, иначе я не стану лечить.

— Ты смеешь мне указывать? — настолько удивился Даган, что не успел разозлиться.

— Нет, милорд, мы всего лишь заключаем с вами договор: если я не смогу помочь — вы ничего мне не должны, но если смогу, то получу обещанное не после, а до начала лечения.

— А если оно не поможет, а ты получишь кошель и исполненное желание?

— Значит вы вздернете меня, милорд… Не беспокойтесь, а не берусь за те дела, что не могу исправить.

— Ты слишком наглая.

— Я всего лишь реально смотрю на вещи. Вы высокородный господин — я нищая оборванка. Что помешает вам после того, как вы получите желаемое, ничего не заплатить мне?

"А баба умна", — прищурился герцог.

— Что ж, это справедливо. Я согласен.

— Поклянитесь, милорд, — протянула ему распятие.

— Что?! Ты смеешь сомневаться в моем слове?! — разгневался Даган.

— Что вы, милорд, конечно нет, и простите глупую простолюдинку за просьбу, но мне было бы спокойнее, если б вы все же потрудились подтвердить свои слова, взяв в свидетели Господа. Клятва мне ничего не значит, а ему…

— Хватит!… Будь, по-твоему, — постановил, хлопнув ладонью по столу.

Ах, хитра ведьма. Но ее рассудочность и осторожность не могла не импонировать герцогу, человеку, реально смотрящему на мир, мыслящему так же как эта грязная нищенка. Если б не ее ужасный вид, он бы, пожалуй, продумал — а не сварить ли с ней еще какую кашу? Умных людей не так много, хотя в этом есть своя прелесть, но есть и опасность.

Нет уж. Лучше иметь дело с недалекими людьми, чем с умными, а то окажутся смышленей герцога — беды не оберешься.

— Идем, — тяжело поднялся Боз.

Ему всегда было трудно заходить на половину сыновей, когда у тех начинались припадки. Смотреть же на них и вовсе было невыносимо.

Какого дьявола он думал двадцать лет назад, беря в жены сумасшедшую Хельгу?

Отец уверял, что ее болезнь слухи завистников ее красоты и богатства. Она действительно оказалась необычайно хороша и богата, еще более богата, чем они с отцом предполагали, но ни один золотой, ни все сундуки, набитые сокровищами, не стоят того ужаса, который посетил его, когда он понял, что женился на ненормальной, и долгожданные сыновья пошли в нее.

Ах, отец, знал ли ты на что обрекал своего сына?

Наверняка, не даром ты привечал Оррика, взял его к себе, обучал как знатного отпрыска и выделял среди внуков, хоть тот и незаконнорожденный. И ему, а не сыну и законным наследникам — внукам, отписал свой замок Верфул. Пусть ветхий, но все ж с недурными угодьями. И все же замок. И правильно, как оказалось, как не обижался на отца Боз — Оррик не развалил семейное гнездо Даган, наоборот, восстановил стены, укрепил и управлял разумно, не транжиря на девок и кабаки наследство, как было, это делал Боз.

Да, всем парень взял, да одним не удался — клеймом незаконнорожденного. С таким `приданным' хорошей партии ему не сыскать. Если только разорившуюся дворянку не подобрать, осчастливив какого-нибудь нищего, как он сам, барончика.

Жаль. Гордячка Даниэлла скорее бы подошла ему, чем Галигану, и потомство у них было бы здоровым. Но кто отдаст троюродную племянницу короля за ублюдка?

Галиган оказался приятным внешне юношей, на лице которого безумие еще не оставило своего отпечатка. Лишь иногда злобная гримаса пробегала по его лицу, меняя его до неузнаваемости, и все же болезнь не пустила свои корни в нем — парень боролся с собой, из последних сил, пытаясь контролировать эмоции.

Исвильда, удовлетворенная увиденным, закрыла смотровое оконце в покои наследного герцога Даган и пошла к следующему, в другой половине третьего этажа замка. Здесь содержали Фелигора. Он был безнадежен: одутловатое лицо, слюни до пола, бессмысленный взгляд, мычание, попытка попробовать на вкус подсвечник. Растение, а не человек.

— Милорд, как давно было последнее прояснение у вашего младшего сына?

— Три месяца назад. Он почти внятно изъяснялся, прекрасно понимал, что ему говорят. Они устроили охоту с Галиган.

— С тех пор не приходит в себя, — с пониманием кивнула Исвильда. Она слышала о той охоте. Была она не на изюбря, не на лесного кабанчика, а на деревенских девок, что отлавливали слуги и тащили Фелигору в амбар. — Он перевозбудился.

— Да, он похотлив неумеренно. Я считаю это следствием болезни.

— Да, милорд. Мне придется огорчить вас — вашему младшему сыну мне не удастся помочь, болезнь слишком запущенна.

— А старшему? — голос герцога был спокоен, но взгляд выдавал тревогу и волнение.

— Шанс есть, — не стала тянуть Исвильда. — Галиган сильный, милорд, он может побороть недуг, если ему помочь.

— Приступайте.

— Нет, милорд, сначала…

— Кошель? Ты получишь два: один сейчас, другой после удачной работы… Если не только поможешь моему сыну, но и сделаешь сердце леди Даниэллы благосклонным к нему.

— Вы предлагаете мне приворожить ее к вашему сыну?

— Я предлагаю тебе заработать вдвое больше и не желаю знать, каким способом ты добьешься результата.

— Никаким, милорд, я не занимаюсь приворотами.

— Мне нужен внук! Здоровый, сильный.

— У вас есть Орри.

— Он бастард!

— Но он здоров и крепок, и его потомство будет здоровым.

— Я не собираюсь это обсуждать с тобой! Он бастард и может жениться только на такой же незаконнорожденной или на нищей. Что будет с его потомством, значения не имеет.

Исвильда потупилась под гневным взглядом Боз. Его слова сказали ей больше, чем она хотела слышать. За пониманием, что Оррик всего лишь придерживают рядом на всякий случай и никаких перспектив у мужчины нет, пришло и решение:

— Тогда жените его на мне, милорд.

Даган потерял дар речи — подобной наглости он не ожидал, да и предположить не мог.

— Ты?!…

— Вы поклялись милорд, исполнить мое желание — я вам его высказала. Хочу стать женой Оррика.

— Ты?!… понимаешь, что просишь?!

— Милорд, вы не оговаривали, что я могу просить, а что нет — вы сказали: "выполню любое твое желание".

— Только не это!

— Почему? Я поставлю на ноги Галиган. Он будет абсолютно нормальным человеком, за исключением небольших обострений осенью и весной. Со временем и их не будет — он научится справляться с собой.

— Неважно! Оррик тоже мой сын! Что ты возомнила о себе, грязная ведьма?!

— Уже ничего, милорд. Помочь я вам не могу. Вы можете вздернуть меня или отправить на костер — как вам угодно.

— Ты сказала, что можешь помочь!

— Вы тоже кое-что говорили, милорд.

Боз побагровел от возмущения и гнева. Эта наглая тля решилась идти поперек! Спорить с ним, торговаться, просить!

С минуту он смотрел на нищенку, мечтая стереть ее в порошок, и понимал, что нельзя — она последний шанс не осрамиться перед родственниками короля, занять высокое положение посредством брака и получить наследников. Все лекари, что пытались лечить его сыновей оказывались пустобрехами и пройдохами, этой же наглой ведьме отчего-то сразу верилось — она может, она поможет. И ума ей не занимать, если решилась перечить герцогу, рискуя расстаться с жизнью. Вернее выторговывая ее. Все просчитала, собака!

Нет, не все. Отдав Оррика этой суке, Боз решает сразу несколько проблем — ведьма будет находиться рядом, под присмотром и в любой момент вновь станет помогать Галиган, к тому же ее бдительность будет усыплена, а Оррик потом уберет ее и даст отцу вожжи для управления собой.

С другой стороны — что Даган теряет? Какая разница ему убирать ведьму нищенкой или женой ублюдка, своими руками или его?

Оррик отправляется ко двору или в гости к другу, а жена, оставшись дома, получает яд в кубок, толчок в спину — падает с лестницы, сворачивает шею — способов масса. Сын свободен и вновь вакантен, но при этом управляем. Боз удовлетворен. Галиган жив и здоров, управляет новыми землями, богатеет, производит на свет кучу наследников.

— Хорошо, ты получишь статус жены, — процедил с нехорошим прищуром и, махнув рукой слугам, приказал. — Заприте ее и не выпускайте до моего распоряжения! И немедля пошлите гонца в Верфул! Я сейчас же желаю видеть Орри!

Глава 2

Орри третий день заливал тоску элем.

Виви Тибл отказала ему.

Вивиан Тибл сказала, что не желает иметь дело с ублюдком.

Прямо так и сказала. Прямо в лицо.

Она была не первой, отказавшей ему, но первой кто прямо объявил причину отказа, и беда была не в том. Когда рушится надежда раз и два — досадно, но не смертельно, когда же она разбивается в прах в десятый раз — это уже приговор, крест на всех порывах.

Ублюдок не достоин, ублюдок не может, ублюдок не должен. Он человек, но его место в умах знати, где-то меж ярмарочным медведем и загнанным на охоте оленем. И это неизменно, как смена суток, как приход весны после зимы.

Оррик влил в себя очередной кубок эля и уставился мутными глазами на единственного друга — такого же бастарда, как и он. Правда Гарту повезло и того меньше — у него не было деда, который по щедрости подарил бы ему замок, а вот отец был, да знать его не хотел, в отличии от Боз. Хотя, что лучше — вопрос.

— Мы третий сорт, — бросил Даган.

— Ерунда. Тебе многие благоволят, значит ерунда, — заплетающимся языком парировал тот.

— Благоволят не мне — моим рукам и мастерству.

— И трезвой голове.

Это показалось смешным, и Орри засмеялся:

— Я пьян в свинячье копыто…

— Но голова работает. Чего ты вообще решил, что третий сорт? На меня посмотри — мать шлюха, отец… отец… — Гарт забыл о чем речь и тщетно пытался вспомнить, уцепившись за последнее слово.

— Есть повод выпить, — подсказал ему Даган.

— А-а, ну, тогда будем, — расплескивая содержимое своего кубка, взметнул его вверх, салютуя, и залпом выпил. Сунул в рот кусок зайчатины, вяло пожевал и… рухнул лицом в стол.

— Выбыл, — вздохнул Орри немного обидевшись, и хотел присоединиться к другу, уютно пристроив голову на столешнице, но в залу ворвался гонец:

— Мессир, ваш отец герцог Даган срочно желает вас видеть! — отчеканил громко.

Слова доходили с трудом, образ гонца, мальчишки лет пятнадцать, расплывался, а голову клонило к столу. Оррику понадобилось минут пять, чтобы побороть желание заснуть, но суть речи гонца в этой борьбе он потерял.

— Ты кто? — уставился на мальчишку.

— Гонец его светлости, — терпеливо повторил тот. — Герцог Даган послал меня за вами. Он срочно желает вас видеть.

— Сейчас?

— Сейчас.

Орри думал полминуты и две пытался вспомнить, о чем думал.

— Ты кто? — спросил опять гонца, узрев постороннего в зале. Мальчишка шумно вздохнул и громко возвестил звучным голосом, который ударил по ушам мужчины колокольным звоном.

— Я — гонец! Вас требует к себе герцог Даган! Ваш отец ждет вас! Поторопитесь, мессир!

Поторопиться — Орри понял и сделал усилие над онемевшим, отяжелевшим телом — поднялся. Шатаясь и грозя упасть, вылез из-за стола и замер, забыв какого черта делал над собой усилие.

— Ваш отец не любит ждать!

Опять ударил по ушам голосок гонца.

Оррик получив ориентир для движения, поплелся к выходу. Его шатало и мотало так, что мальчишка готов был поспорить: внебрачный сын милорда Даган не доберется и до конюшни, не то что до замка отца.

И проспорил бы — мужчина не только добрался до коня, но и смог взобраться на него с пятой попытки. А то, что извалялся в пыли и грязи, частности.

Орри обнял коня за шею и закрыл глаза, решив, что на сегодня с него хватит подвигов.

Спящим он и был доставлен в замок Даган.

— Милорд, ваш сын прибыл, — доложил слуга Боз.

— Так ведите!

— Хм… Э-э-э… Сейчас милорд…

— Сейчас же!! — громыхнул герцог, теряя терпение. Любая минута проволочки отнимает у Галиган шанс, отодвигает лечение. А Даниэлла ждать не станет, у такой невесты всегда найдется жених. Это просто чудо, что ее нареченный погиб прошлой осенью от чумы, а нового ей не сыскали. Боз вовремя подсуетился пристраивая сына и даже устроил заочное обручение, но через двенадцать дней должна состояться свадьба, на которой собрался присутствовать сам король!

Двенадцать дней, у Боз всего двенадцать дней и либо опала, либо триумф.

Галиган должен выздороветь и вскружить голову Даниэлле! Она должна влюбиться в него и стать мягкой в его руках, как воск. И открыть путь наверх ему и его родне. Король щедр к своим и до неприличия скуп к чужим.

Оррика с трудом стянули с коня и подвели к бочке.

— Умойтесь, милорд, — посоветовал наглый мальчишка-гонец. Мужчина покосился на него и сунул лицо в бочку с водой.

Мокрого и еще мало соображающего, что к чему, его доставили в покои герцога.

— Что за вид? — поморщился Боз.

— Извини, — качнувшись, развел руками Орри. Шатаясь, дошел до скамьи и грохнулся на нее всем весом. — Не знал, что понадоблюсь тебе.

Даган искоса посмотрел на него: самая пара он ведьме в таком виде. А что, очень даже хорошо. Хотела получить статус жены ублюдка и хоть так дотянуться до Великих Даганов — пусть получает пьяного, мокрого и грязного как она сама, жениха, и радуется, если он не придушит ее в первую же брачную ночь. Хотя какая брачная ночь? Еще не хватало! Хотела мужа? Она его получит, а на большее рассчитывать ей не придется. Пусть сначала вылечит Галиган!

— Ты должен жениться, — бросил сыну безапелляционным тоном. Орри наморщил лоб, соображая, не послышалось ли ему.

— Извини?

— Ты должен жениться! Невеста уже ждет!

— Э-э…аа… Стоп! Насколько мне память не изменяет, еще час назад у меня не было невесты.

— Была, но ты о том не знал.

— Угу? Это она с таким нетерпением ждала меня?

— Да. Отец Патрик уже все приготовил для церемонии.

Орри честно пытался сообразить о чем речь и склонялся к мысли о розыгрыше, но не исключал подвоха. Он потер лицо ладонями, пытаясь вернуть голове трезвость мышления, а глазам четкость и ясность зрения, и уставился на отца:

— Кто она?

— Неважно. Этот брак необходим твоей семье.

— Она богата?

— Нет.

— Знатна?

— Нет.

— Красива?

— Нет, черт тебя дери! Перестань задавать мне глупые вопросы!

— Извини, но речь идет обо мне. С какой радости я должен связывать себя священными узами с небогатой, не знатной и некрасивой женщиной?… Кстати, сколько ей лет? — нахмурился подозрительно.

— Не знаю!

— А что знаешь?!

— Ты должен жениться на ней — это все что знаю я, что должен знать ты!

— Извини, отец, так не пойдет. Не вижу резона связывать себя с бесполым существом, не имеющим ни возраста, ни каких-либо видимых достоинств.

— Плевать на ее достоинства! У тебя есть долг и ты его выполнишь!

— Кому и что я должен?! — вскочил Орри, возмущенный настойчивостью герцога. — Я не бык, которого берут напрокат для случки!

— Ах, вот как ты заговорил?! Это твоя благодарность за все, что я сделал для тебя? Ты, бастард, носишь мою фамилию, — пошел на мужчину Боз. Лицо было сердитым, а взгляд строгим и холодным, как будто он разговаривал не с сыном, а с провинившимся рабом. — Ты, ублюдок, живешь в родовом замке Даган. Ты, пользуешься правами моего сына. Ты, отродье шлюхи, получил воспитание дворянина! И в благодарность за мою милость к тебе, ты смеешь возражать?!

Герцог был прав, но и не прав.

Орри прекрасно знал, что такое нищета и бесправие — милость отцовская. В замке деда всегда было холодно и голодно из-за отсутствия средств. Сын же отцу не помогал, хоть и получил от него все деньги, что были у Даган. И на несмышленыша Оррика ему было плевать. Он и дед, как могли управляли замком, а когда ситуация стала невыносимой, Орри пришлось стать наемником, чтоб заработать на восстановление замка. Семь лет боев, боли, крови, смерти, стоили мизер. Заработанного хватило, чтобы привести родовую вотчину Даган в относительный порядок внешне, но концы с концами по-прежнему сводились с трудом.

Но разве Боз это интересно, когда-нибудь ему хотелось знать, как живет его отец и внебрачный сын? Нет.

Долг.

Долг, долг, долг, — все, что слышал от него Орри.

Ты должен за то, что я называю тебя сыном.

Ты должен за то, что имеешь крышу над головой.

Должен за то, что родился на свет и был взят на попечение, а не откинут как щенок.

Должен за то, что живешь как дворянин, а не как смерд. Должен за то, что дышишь воздухом владений Даган.

Орри оглядел богатое убранство покоев отца — подобной роскоши в Верфуле нет и не было. Но все можно было бы исправить, удачно женившись. Однако отцу все равно на желания сына, как на него самого.

— Верфул нужно содержать…

— Это твои трудности! Не жалуйся мне как виллан! Ты получил замок, и скажи спасибо, что я не отобрал его у тебя!

Орри склонил голову, пряча недовольный блеск глаз — забрать? Как же! Кому нужны руины? Боз не потянуть развалины — пришлось бы вложить колоссальные средства, чтобы более менее привести их в порядок, и он о том знает, поэтому и не претендовал. Зато можно годами колоть ублюдку глаза своей щедростью — тебе достался замок! Стены, покрытые мхом, два этажа продутых насквозь ветром помещений, в половину из которых нельзя зайти, не рискуя жизнью — пол совсем прогнил. Башня, что ни сегодня — завтра свалиться на головы крестьянам и покосившаяся конюшня, в которой всего две лошади — Оррика и Гарта.

Достался, ничего не скажешь.

И все же, отец прав — какой- никакой, а все же замок, все же крыша над головой.

Но они требуют содержания и, если на то пошло, у Орри есть долг, но перед дедом и вотчиной Даган, а не перед отцом, живущим не зная забот.

— Я готов жениться хоть на ведьме, но за деньги! — объявил Орри.

— Никто не отдаст тебе в жены богатую наследницу. Напомнить твой позор — сватовство к баронам Миро и Дукарри? К мелкопоместным дворянчикам Валенто и Тибу?

Лицо Орри закаменело:

— Тогда заплати ты.

— Я заплатил тебе, отдав Верфул! — грянул Боз. Помолчал и, видя упрямую твердость во взгляде сына, понял, что тот не сдастся. Пришлось применить уступку и угрозу. — Если ты женишься, я тут же подпишу бумаги об отказе на Верфул, если нет — сегодня же мои юристы подготовят бумаги к процессу по восстановлению моих прав на родовую вотчину. И месяца не пройдет, как ты пойдешь пасти овец или вернешься к службе наемником! Выбирай!

Орри понял, что выхода нет: отец могущественный сеньор, а скоро станет тестем троюродной племянницы короля. Орри же бастард без связей, денег, прав.

Одного он не понимал — кого сейчас больше ненавидит: отца, не оставляющего ему выбора или ту женщину, что став его женой, ляжет как валун на дорогу, преграждая путь к нормальной жизни. Выходит, он зря стремился, зря мечтал, зря трепыхался?

— Твоя женитьба может оказаться недолгой, — тихо заметил герцог, качнувшись к уху сына. — Ты всегда сможешь получить развод, не вмешивая в личное дело церковь. Женщины — хрупкие создания.

Намек был более чем прозрачен, но Оррик должен был возненавидеть будущую жену слишком сильно, чтобы решиться на подобный шаг.

И герцог дал пищу к ненависти:

— Это она настаивает на браке с тобой.

— Зачем?

— Как еще нищенке породниться с благородной веткой Даган?

— И ты согласен? — не бывалое дело.

— Шантаж. Она слишком много знает. Любой компрометирующий слух поставит крест на браке Галиган с Даниэллой.

Понятно — все для родного сына, даже прах надежд внебрачного ребенка к его ногам.

Н-да, видно слухи о вольностях Галиган уже достигли королевского двора.

— Убери ее, — предложил Орри и даже готов был сам это сделать.

— Не могу. Лучше держать ее при себе.

Это было непонятно Орри и наводило на мысль, что отец многого не договаривает. Однако пытать герцога бесполезно, как плавать в догадках, ища выход из положения. Стало ясно, что он попал в ловушку, а та фраза, что отец бросил ему, даруя надежду, как собаке кость — еще одни силки. Стоит жене Орри нечаянно отдать Богу душу и уже у Боз появиться право на шантаж. Не только долг будут вменять ублюдку, но и прижимать к стене преступлением, грозя выдать, отдать в руки правосудия.

Кому он, что докажет?

Нет, становиться марионеткой в руках отца Орри не собирался.

— Итак: делаешь услугу своей семье или лишаешься моей благосклонности и наследства. Выбирай.

Орри уже выбрал, но челюсть свело от злости и потребовалось серьезное усилие и время, чтоб выдавить глухое:

— Женюсь.

— Прекрасно.

Герцог открыл двери и крикнул слугам:

— Тащите эту в церковь! И писца сюда, быстро!!… Сразу после церемонии ты получишь документ о моем добровольном отказе в твою пользу на право владения Верфул. Он станет твоим безраздельно и навсегда.

Как же ты щедр! — поморщился мужчина и с тоской подумал, что у него остается один выход поправить состояние дел — вновь пойти в наемники.

Он думал, что самое худшее позади, но увидев невесту, понял, что разговор с отцом был медовой бочкой — а деготь-то — вот он.

Карга, которую иначе не назовешь, в ветхом тряпье, грязная, страшная, толстая, смиренно ждала его у алтаря, вытаскивая из спутанных волос листики. Отец Патрик в ужасе взирал на нее, вжимаясь в стену у аналоя. Слуги недобро косились, держа руки на рукоятках коротких мечей на всякий случай.

Орри замер на пороге церковки и готов был вцепиться в косяк, только бы не идти дальше.

— Мне это мерещится! — затряс головой, отгоняя страшное видение.

— Соберись! — потребовал герцог.

— Ты издеваешься, отец!

— Ни у тебя, ни у меня нет выхода, — Боз потряс перед носом сына свитком с отказом на владение Верфул.

— Спасибо, конечно, но даже за счастье владеть им безраздельно, а не жить под угрозой, что в любой момент ты погонишь меня в шею, — мужчина ткнул пальцем в сторону ведьмы. — На этот подвиг я не способен!

— Я не прошу тебя лечь с ней в постель!

— Да? Благодарю повторно, твоя милость не знает границ, но хочу заметить — я и сам не лягу с ней, причем за все золото мира! И не только в постель, на одну поляну! Ты хочешь сделать из меня импотента?

Боз тяжело вздохнул, понимая состояние парня и, щелкнул пальцами, призывая слугу:

— Вина и побольше!

— Прикати бочку, — посоветовал Оррик, ретируясь за дверь, во двор, подальше от ужасной картины — своей нареченной. Свинья, с хрюканьем завалившаяся в лужу грязи, показалась ему чудеснейшим животным, способным вызвать слезы умиления, тогда как чудовище, ожидающее его у алтаря, вызывало приступ тошноты.

У Орри мелькнула мысль: а не податься ли ему в наемники прямо сейчас? И Бог с ним, с Верфулом.

— Не глупи! Не будь слюнтяем! — громыхнул герцог и, толкнув сына на скамейку у церкви, сунул в руку полный кубок вина. — Пей!

Орри посмотрел на свое отражение в винной глади и уставился на мальчика слугу, что замер с подносом перед мужчинами.

— А ты не хочешь жениться? Приданное — замок Верфул.

Предложение мальчишку явно заинтересовало.

— Вперед, мой друг! — выпил вина Орри и, отобрав поднос, кивнул слуге в сторону закрытых дверей.

— Перестань паясничать, — потребовал Боз.

— Нет, я тверд в своем решении! Вперед малыш! — запихнул растерянного слугу за дверь церкви и привалился к ней спиной. Не прошло и минуты как в нее начали ломиться, с воплями сотрясая поверхность. Боз рывком отодвинул сына и вновь сунул ему в руки полный кубок:

— Решил накачать? Тогда не нужно было стаскивать меня с лошади. Прямо в седле и привел бы к алтарю.

Вырвавшийся из церкви слуга, был явно с ним согласен — глаза парнишки были полны ужаса.

`Надо было помыть и причесать эту суку', - подумал Боз, и тут же отмахнулся от глупой мысли — много чести время на ведьму тратить. Истерики Орри хватает!

А тот уже пил вино прямо из кувшина, проливая на грудь содержимое.

Видно утопиться в спиртном решил.

Кувшин хлопнулся на поднос.

— Еще! — оттерев губы ладонью, потребовал Орри, решив довести себя до свинячьего состояния — когда лужа — в радость, а жаба кажется прекрасным видением зачарованной принцессы.

Когда он дошел до нужной кондиции, без слов вырвал из рук отца свиток с отказной и, сунув его под колет, смело тронулся в путь — на плаху аналоя.

Вино не помогло. Орри шатало и клонило, так что слугам пришлось поддерживать его у алтаря и все же вид руки cуженной с царапками и грязью под ногтями вызывал в нем приступ дурноты, прорываясь сквозь похмельный дурман.

На невесту он и не смотрел, боясь сблевать прямо на нее или на отца Патрика.

Он не услышал, как зовут его невесту — это прошло мимо его затуманенного вином мозга. На вопрос же "согласны ли вы взять в жены"?…Орри пытался ответить минут пять, мыча нечленораздельные фразы из серии: "а о чем речь господа?", "не соблаговолите ли повторить вопрос еще раз?".

— Да! — подсказал потерявший терпение Боз.

— Да? — покосился на него Орри и мужественно кивнул священнику. — Да!

Ему сунули в руку медное колечко и показали, куда его одеть. Орри завис в похмельном пространстве еще на десять минут, безуспешно пытаясь попасть отверстием в грязный палец, и промахивался. Наконец, молодая помогла ему справиться с тяжелой задачей, а потом водрузила свое колечко, ценой в четверть охапки сена, на его палец.

Отец Патрик облегченно вздохнул и обвел дрожащими руками круг над головами новобрачных:

— Объявляю вас мужем и женой. Можете поце…Э-э-э. Как знаете.

Исвильда шмыгнула носом, чувствуя, что в ожидании церемонии и во время нее не на шутку заболела, и прохрипела севшим от простуды голосом:

— Благодарю милорд, что не упали во время венчания.

Оррик услышав скрипуче противный голос, с минуту соображал какому лешему он принадлежит, а когда сообразил, что его жене, почувствовал непреодолимую тягу проблеваться, и рванул со всех заплетающихся ног прочь из церкви. После демонстрации содержимого желудка свиньям, слуги оттащили Орри в спальню.

Исвильда смотрела вслед своему мужу и улыбалась: конечно, церемония была так себе, но это частности. Главное — она теперь жена Орри и защищена статусом от козней его отца, как и от всех бед. Аминь!

— Я выполнил твое желание, теперь дело за тобой, — заявил Боз, нависнув над ней и подгоняя взглядом в сторону покоев Галиган.

— Нет, милорд, я еще не получила кошель.

— Чертова сука! — прошипел Даган и впихнул ей толстый кожаный мешочек полный золотых.

— Приятно иметь с вами дело, милорд. Я готова вам помочь.

Первую брачную ночь, Исвильда провела в обществе Галиган.

Глава 3

Общение с буйнопомешанным, раздражающимся на любой звук, на любое слово — счастье не из легких, и все же к утру девушка добилась успехов — молодой герцог забылся почти здоровым сном.

Исвильда сильно устала и хотела бы прилечь, но нужно было сделать еще кое что срочное, и она пошла искать мужа, надеясь, что не заснет по дороге.

Орри с трудом оторвал голову от подушки. Сел и задумался — не пора ли переходить на простоквашу? С пьяни уже кошмары сняться — венчание с ведьмой. И увидев колечко на своем пальце, вздрогнул, невольно вскрикнув:

— А-а!!

После того как в мозг пробралось осознание, что сон не был сном, по коже побежали мурашки ужаса: куда он вляпался?! Взгляд пошарил по помещению, надеясь не найти женушки, а значит, спасти хозяина от горячки.

— Пыф! — вздохнул облегченно, не узрев никого ни в комнате, ни в своей постели. И порадовал себя мыслью, что можно озаботиться расторжением брака, раз он не был с женой. Но эта светлая мечта наткнулась на реальные препятствия — отец и собственная финансовая несостоятельность. Что первое, что второе не дадут ему не то что закончить — начать процесс.

Значит он останется мужем… Кстати, как зовут его жену?

Орри наморщил лоб, пытаясь выудить в дебрях памяти ее имя, но трудно найти то, что незнакомо и априори, неизвестно, потому что неинтересно.

Даган бросил это гиблое занятие, сообразив, что ему, в общем-то, все равно как зовут ту страшилку, хватит того факта, что она его жена.

Жена!

Мужчину передернуло от ужаса, брезгливости к супруге и ненависти к отцу, устроившему ему праздник сердца. Будущее в ту минуту, казалось Орри светлым, как ночь новолуния, родственные узы нужными, как петля на шее. О той ужасной женщине, что стала его женой, он вообще не хотел думать, а уж видеть — тем более. Но для этого нужно было спешить и смыться из замка, пока мадам не вспомнила о нем и не предъявила права на его тело. Что у нее хватит смелости на то, он не сомневался. Хватило же наглости шантажировать самого Боз Даган и требовать замужества с его сыном? Да еще настолько искусно, что тот не вздернул ее на воротах своей вотчины, а выполнил требование и женил все же на своем, пусть и внебрачном, сыне.

Орри спешно натянул сапоги, схватил колет и цену за кошмар — отказную и вылетел вон из опочивальни. Скатился с лестницы, сбивая слуг, и устремился к конюшне.

Слуги вздрагивали от ее каркающего, совершенно севшего за ночь разговоров с больным голоса и, шарахались в сторону от одного ее вида, как от чумы. Если б не шум, поднятый спешащим куда-то Орри, Исвильда его бы не нашла. Но муж привлек ее внимание своим порывистым стремлением на улицу, не замечая препятствий, и девушка пошла за ним.

Оррик спешно седлал коня, путаясь в ремнях подпруги.

Девушка подошла к нему и невольно чихнула, привлекая внимания. Распухший от насморка нос, нещадно чесался, мешая ей высказаться. Орри же, остолбеневшего от вида ночного кошмара наяву, сначала перекосило, потом передернуло и, наконец, стошнило прямо под ноги Исвильды.

— Вы заболели? — прокаркала она.

Орри оттер ладонью рот, и вяло качнул головой, стараясь не смотреть на чудовище.

— Я ваша жена, милорд, — напомнила ему на всякий случай, чем вызвала повторный приступ рвоты.

— Уйдите! — взмолился он, выставляя ладонь и старательно отворачиваясь от мерзкой бабы.

— Я уйду милорд, но мне бы хотелось закончить начатое вчера священником…

Только не это! — уставился в небо мужчина, моля Господа или убить его на месте или в крайнем случае, сейчас же сделать его жену фригидной. А еще лучше — мертвой!

— Я не в том состоянии… — проблеял он, видя, что женщина настойчиво ждет ответа.

— Вижу, милорд. Вам бы не повредил отвар ромашки.

Какая забота!

— Побеспокойте слуг милорд…

Каких?! Она что возомнила, что у него сотня дармоедов на довольствии?

— Обязательно, — заверил только, чтоб отстала и скрылась с глаз, пока желудок не выпал на улицу от тошноты и рвоты.

— Тогда вернемся к делу милорд…

— Не сейчас! Вы же видите, в каком я состоянии!…

— Конечно. Но надеюсь, болезнь не помешает вам сохранить мое приданное, а так же разумно им распорядиться?

Орри с трудом перевел дух и покосился на ведьму: что за приданное может быть у этой оборванки? Пара забытых в дупле бородавок или узелок сосновых шишек?

— Вот милорд. Это все что у меня есть и оно ваше, — протянула ему тугой кошель.

Орри взял его не без содрогания и взвесил на ладони: а здесь золотых хватит безбедно прожить пару лет, или зиму, но при этом починить пол, побелить помещения, почистить камины, укрепить башню…

Ну, хоть что-то в компенсацию за пережитый ужас.

— Благодарю, — кивнул, но посмотреть на нее заставить себя так и не смог. Спрятал кошель под колет и, спешно затянув подругу лошади, вскочил в седло. Теперь в деревню к первой попавшейся смазливой девке, лишь бы восстановить утраченную веру в свою мужскую силу, а потом домой и спать, спать, спать. Пока из головы не выветриться и тень пережитого кошмара. И отголосок мысли, что он женат на чудовище.

— Вы приедете за мной? — донеслось в спину. — Через неделю я буду свободна!

— Вы и сейчас свободны, мадам, — пробурчал себе под нос Орри, так ничего и не ответив женщине.

Исвильда смотрела на удаляющегося всадника и понимала, что является для него пустым местом, презренной ведьмой. Он ни разу не взглянул на нее, не проявил и доли галантности. А его приступы рвоты на ее вопросы? Мужчину тошнило от нее?

Не иначе.

Это заставляло задуматься о том, чему раньше она не придавала особого значения.

`Ничего', - подбодрила себя: `все наладится.

Интересно, что ему особенно не понравилось во мне'? — почесала голову в раздумьях.

Вернувшись в отведенную ей комнатушку, рядом с покоями Галиган, Исвильда легла на подстилку из старого, набитого соломой матраца и задумалась всерьез о своей внешности, пытаясь найти то, что не понравилось Орри, чтобы потом устранить.

Волосы?

Давно не мыты. Вода в ручье ледяная и на подвиг омовения не манит.

Лицо?

Лицо, как лицо. Бородавок нет, родимых пятен тоже.

Одежда?

Ну, да она не первой свежести — так перестирай всю! А по частям не получается — когда много на себя вздеваешь, не так холодно, и нет риска потерять пару юбок.

А что еще может нравиться или не нравиться мужчинам?

Голос? Ну, да, охрип малость — так она простыла.

Глаза? Так он и не смотрел.

Нос? Причем тут нос? Ну, припух — так в замке сквозняки. Сколько ее в этой холодной комнате продержали, а потом еще в церкви ждать заставили. Да, она закоченела напрочь. «Да» — с зубовной дрожью выдала.

Ножки?

Ножки…

Исвильда приподняла ворох юбок, подняв ноги в старых, рваных чулках вверх, придирчиво оглядела их и нашла абсолютно нормальными, во всяком случае, не хуже чем у Орри хоть и много худее.

А что еще?

Девушка зевнула и решила, что зря ломать голову над поведением мужа не стоит. Какая есть, такой путь ее и принимает. Она же от него ничего не требует? И потом, сохранить себя от похотливых взглядов под маской грязнули и неряхи проще. А то отмойся, переоденься неизвестно еще, кому и что в голову взбредет.

Нет, побудет она каргой, ведьмой, да хоть горшком, зато сохранит себя. А Орри если не дурак, поймет и оценит.

Орри, вымотанный в конец после рандеву с тремя деревенскими красотками, въехал в ворота родного замка и был встречен Гартом у конюшни.

— Да, брат, не щадил ты себя, — протянул тот, видя вялость друга и неуверенность движений.

— Я устал.

— Даже знаю от чего, — кивнул снисходительно на беспорядочность в одежде Орри. Принял коня и помог другу слезть на землю. — О, да ты на ногах еле держишься. Ладно, сейчас спать, а потом расскажешь мне, что тебя на девок потянуло. Золото лишнее появилось?

Орри судорожно прощупал колет и облегченно вздохнул — кошель на месте. И тут же предательница память выдала утреннюю встречу с супругой. Желудок сжался и мужчину скрутило.

— Ты не отравился часом? — забеспокоился Гарт.

Оррик мотнул головой, пережидая приступ колик и тошноты, и еле слышно прошептал:

— Я убит.

— Да? — насторожился Гарт, ощупал взглядом фигуру герцога. — Выглядишь ты и правда, не очень, — и помахал ладонью перед носом отгоняя противный аромат болота, вина, пота и перебродившей пищи, исходящий от Оррика. — Но мертвые пахнут иначе.

— Это не имеет значения, — смог, наконец, выпрямиться мужчина и освободить друга от своей хватки. Пошел в замок.

— А что имеет значение? — поспешил за ним заинтригованный Гарт.

— Уже ничего, — Орри качнуло — вопрос друга навевал воспоминания о женитьбе и возмущал желудок, что только, только успокоился. Пришлось остановиться и зажать рукой больное место, глубоко подышать, восстанавливая покой внутри. — Прошу тебя, ни о чем меня не спрашивай. Ни о чем.

— Сейчас?

— Вообще!

— Это нечестно. С тобой явно что-то произошло, я же вижу. Неужели ты заставишь меня мучиться от догадок?

— Отстань, — с трудом разлепив губы, процедил Орри, тяжело опираясь на перила лестницы.

— Значит ты спать?

— Спать.

— А меня оставишь?

— Хочешь — ложись рядом. Твоему обществу я более рад, чем…

И смолк. Пару минут подъема по лестнице на второй этаж Гарт ждал продолжения фразы и не дождался.

— Интересно, где ты нашел такую девку, что после нее готов спать со мной? — удивился мужчина.

— Именно спать!! — рявкнул Орри, услышав оскорбительный подтекст в голосе друга.

— Понятно. А ты что подумал? — еще больше удивился тот, и к Орри пришло озарение.

— Вот! Вот!! — вскричал радостно, развернувшись к мужчине. Гарт отпрянул от неожиданности, с изумлением глядя в полубезумные глаза герцога. — Благодарю! Ты спас меня! Теперь я знаю, как выбраться из ямы с гадюкой!! Я люблю мужчин! Я равнодушен к женщинам! Ты подтвердишь!

Гарта перекосило, лицо пошло пятнами от возмущения:

— Совсем?!! — постучал себе кулаком по лбу. И дошло. — У тебя горячка!!

— Ты должен мне помочь Гарт, ты должен, — потянулся пальцами к вороту колета Даган. Вцепился в него и начал трясти. — Если не хочешь моей смерти, если ты мне друг!…

— Понял! — попытался отцепить руки Орри от своей одежды мужчина. — Тебе нужно поспать…

— Нет!! — в голосе Орри было столько ужаса, что Гарт невольно обернулся, чтоб проверить, не стоит ли за его спиной армия мертвецов во главе с кланом привидений, чертей и самого Сатаны?

Нет — простор безлюдного двора и ветер, бьющийся в деревянное ведро, подвешенное у колодца.

— Ладно… — силой оторвал Оррика от себя и, поправив одежду, заявил, начиная злиться. — Ты мне конечно друг, но не до такой степени. Я готов ради тебя на все, но даже ради Господа я не стану заниматься английской любовью! И не уговаривай!… Давай ты отоспишься, придешь в себя, и мы съездим в кабак к Хамарту. Я познакомлю тебя с изумительной девочкой, что за пять минут вернет тебе тягу к женскому полу.

— Ты не понял, — качая головой, опустился на ступени Орри. — Я не собираюсь быть содомитом на самом деле, но готов взять на душу грех во всеуслышание объявив о б этом пороке… Это единственный реальный способ получить свободу, избавиться от общества чудовища и ее притязаний. А если завтра она потребует свидетельство о браке?! Я не смогу, я… Лучше в гроб, лучше с мертвецом!… Она ославит меня импотентом! Я не хочу, нет, не за что. Лучше сгореть со стыда один раз, чем гореть в аду всю жизнь… Мне нравятся мужчины — это повод к расторжению брака, к тому, чтобы она оставила меня в покое, а отец… Отец? — Орри представил перекошенную от гнева и брезгливости физиономию Боз и передернул плечами. — Тоже — кошмар. Но я готов его пройти. Зато отец получит по заслугам. Да, мы будем квиты.

Гарт хмурился, слушая друга, и все больше убеждался, что у того горячка, потому что тот бред, что он нес, иной причины иметь не мог.

— Можно вопрос? Ты сам понимаешь, что говоришь? — участливо заглянул ему в глаза и понял, что ошибся — взгляд друга был больным и тоскливым, но совершенно осмысленным.

— Ничего не понимаю, — опустился в прострации рядом с Орриком на ступени. — Ты можешь внятно сказать, что за блажь пришла тебе в голову и из-за чего? Это только вдуматься в то, что ты городишь — волосы дыбом встают!

— Я женат, — тихо сказал Орри.

— Что? — Гарт подумал, что ослышался или фраза друга всего лишь продолжение его бреда.

— Я женат на уродине, на ужасе, на чудовище!! На старой безумно страшной карге!! — рявкнул герцог, выставив палец с кольцом на обозрение Гарта. Тот онемел, видя ободок меди на пальце. И даже потрогал его, чтобы удостовериться в его реальности. Рот открылся сам, но вопрос появился во взгляде, потому что озвучить его мужчина не смог — язык не повернулся.

— Ага, — заверил его Орри. — Отец. Она шантажировала его, и он не придумал ничего лучше, чем связать меня и ее узами священного брака… Я никогда не думал, друг мой, что женюсь по великой любви, но мне и в голову не приходило жениться из-за ненависти. Отец готов убить ее, но моими руками. Чтоб иметь еще большую власть надо мной. Я вещь.

— Не новость.

— Не новость.

Мужчины вздохнули и задумались каждый о своем.

— А какие плюсы во всем этом деле лично для тебя? — робко спросил Гарт. Орри молча вытащил свиток с подписью отца и свидетелей, и подал другу. — Все? — озаботился тот — не маловато ли за подвиг жить со старой каргой?

Герцог вложил в руку мужчины увесистый кошель:

— Приданное… Ее. Хотел потратить, а потом подумал — ни золотого не возьму, — покачал пальцем в воздухе. — Пусть пока лежат — авось на развод пригодятся. Найти б еще продажного епископа.

— Настолько? — взвесил в руке сокровище Гарт и поморщился. — Не найдешь. Нужно как минимум вдвое больше.

— Спасибо за поддержку, — кивнул с сарказмом Орри и тяжело поднявшись, побрел в спальню — спать. Спа-а-ать!

Глава 4

Галиган оказался приятным пациентом и сильным человеком. Не прошло и трех дней, как Исвильда спокойно беседовала с ним, не встречая злости и раздражения. Он привык к ней, успокоился и воспринимал как сестру, которая заботится о нем, потому что он болен, но сама она еще больше нуждается в помощи. И нужно быстрее выздороветь, чтобы помочь ей.

Исвильда довольно улыбалась — она нашла нужную струну в душе парня и задела ее, успела до того, как она омертвеет в этом черством мире. Галиган жил слишком высокими идеалами, что были не поняты окружающими. Он мыслил иначе, чем другие и хотел лишь одного — найти единомышленника, найти то или того, ради кого стоит жить в этом черном от зла и грубости мире, ради чего каждый день воспринимается как малая победа, а не зря прожитые сутки.

Он оказался чудесным, просто слишком тонкочувствующим человеком. И в этом его безумие было прекрасно.

А приступы бешенства…

Исвильда разгадала их причину на четвертый день общения с парнем и тогда же поняла, что ее насторожило в первый день знакомства с Галиган: он был не похож на настоящего безумца. Он всего лишь боялся себя, был уверен, что в нем живет ужасный монстр, и боролся с ним как мог. У Исвильды возник вопрос — кто же убедил его в ненормальности, кто породил страх самого себя? Кого он видел, заглядывая в глаза своего монстра?

Но естественно, все вопросы и подозрения девушка оставила при себе.

Галиган нужна была помощь, а не разгадка шарад.

— Глупый, не стоит ни с кем бороться, — улыбнулась девушка. — Победа не в битве, а в понимании. Ты борешься с ним, он с тобой — это тупик. Пойди другим путем. Не избегай своего монстра — попытайся понять. Не убивай его, а примирись с ним. Не пугайся, глупо пугаться себя. Загляни внутрь, в самую душу и посмотри на себя со стороны. Монстр? Но это ты, а не отдельная личность, и в твоей власти превратить чудовище в комнатную собачку. Только подумай сначала, а для чего Господь, создатель наш, наделил тебя именно такими качествами, а не иными, зачем он дал тебе этого монстра. Не значит ли, что он задумка Господа и когда-нибудь совершит богоугодное дело во славу Всевышнего. Ты, как любой человек — избранник Божий, но одному дана малость, хоть и она гнет его до земли, другого и тяжелейший груз на плечи не давит. Если пугающий тебя монстр сидит в тебе, значит он часть тебя, значит, он нужен Господу и тебе, значит, ты можешь руководить им, а не он тобой. Поверни его на светлую сторону. Но сначала все же попытайся понять его, отнесись как к больному с сочувствием и сожалением, полюби. Да, таким как есть, со всеми самыми жуткими пороками — полюби. И ты увидишь, что монстр — ангел. Поймешь, что сила его — твоя, и убедишься, что она дана тебе не зря и не применишь ее во зло. Ты станешь мудрым, ты станешь способным на многое и никакой грех и страх не коснется больше тебя.

Ты сражаешься с самим собой и доставляешь больше боли окружающим, если б выпустил монстра наружу. Глупо биться с собственным отражением, раскладывать на грехи и проступки каждый свой шаг. Зачем ты это делаешь? Тебе лично это важно? Это важно окружающим, а тебе лишь в свете их глаз, их взглядов, отношения к тебе. Но ты достаточно сильный, чтоб жить самостоятельно, а не идти на поводу чужих желаний. Пойми, ты, такой как есть и таким Господь любит тебя, значит, и ты полюби себя, и Господа в себе до каждой частички. И свет его благости озарит твою душу, откроет его замысел. Больше не будет битв, сомнений, терзаний. Все станет ясно и просто.

Ты можешь, я верю.

Загляни в глаза монстра.

Галиган с мольбой посмотрел на нее:

— Я… боюсь, — ему было нестыдно признаться в том Исвильде. Кому угодно стыдно — а ей нет.

— Не бойся, я побуду рядом, — подошла к его креслу и села у ног герцога, взяв его за руку. — Закрой глаза и выпусти его. Посмотри, так ли он ужасен.

Галиган закрыл глаза и со страхом двинулся навстречу себе.

Минут десять ничего не менялось, а потом…

Лицо парня дрогнуло, пошло судорогой, исказилось гримасой сначала боли и ужаса, затем ярости. Герцога забило от ужаса и злости, он начал метаться, пытаясь оттолкнуть Исвильду, отломать ручку кресла. Девушка не сдерживала его, лишь уворачиваясь от беспорядочных взмахов, не давала вырвать ладонь из ее руки.

Общение с монстром было долгим и утомительным, но все же плодотворным.

Галиган наконец затих. Дыхание еще было прерывистым, пальцы крючило, но лицо разгладилось, а из-под ресниц показались слезы.

Галиган расплакался, не стесняясь. Исвильда обняла его, покачивая, как ребенка и поняла — это перелом. Теперь на долгие годы герцог будет здоров, если закрепить достигнутый результат, еще какое-то время мягко и ненавязчиво поддерживать, лелея уверенность в нем, а потом позволить ему сделать первый шаг самому. Дальше он пойдет сам. Сможет. Уже не такой и не так и, возможно прослывет чудаком в обществе, но страх его переродится в сострадание и понимание, а ярость обратится в целеустремленность и осядет мудростью в душу. Чудовище превратится сначала в картинку из книги, потом в маленького, ничего не значащего персонажа живущего по воле Галиган, и потеряет былую мощь, растворившись в хозяине, гармонизируя его.

Если молодой герцог найдет верного друга, то безумие больше не вернется никогда, тупик в котором он жил, исчезнет, открывая необозримые просторы чудесного мира, к которому не каждому дано прикоснуться, не то что, ступить в него.

И что уж лучше, если единомышленником окажется жена? Если в прекрасный мир покоя и гармонии будут допущены двое?

— Если я была права, и Бог послал тебе испытания как достойному их, если он задумал на твой счет нечто большее, чем тупое прозябание в дебрях холодного рассудочного мира, то твоя жена окажется твоей половиной и примет тебя безоговорочно со всеми демонами и ангелами твоей души. Ваш брак будет одним из самых счастливых, — прошептала Исвильда.

Галиган перестал плакать и задумался. Мысли текли как минуты, плавно и без спешки не запинаясь о секунды эмоций.

— Теперь я верю, что так и будет, — пришло понимание к герцогу.

Его взгляд устремился в проем окна с благодарственной молитвой за каждый прожитый час, за каждое посланное его душе испытание. А воображение уже манило прекрасной феей Даниэллой.

— Возможно, она ранима и слаба, и нуждается в тебе. Поэтому и послано тебе испытание, чтоб ты окреп, выздоровел, понял, что очень нужен и взял на свои плечу весь груз земных забот о Даниэль. Стал сильным, очень сильным. Не для себя — для нее кроткой, ранимой, такой же как ты, чувствительной. Твой монстр не будет убивать, он будет спасать и защищать. Для этого нужна не меньшая сила, но больший свет и вера. У тебя нет возможности болеть и закрываться от этого мира. Да, он не совершенен, не всегда понимает тебя, но кто поможет ему понять тебе подобных, кто превратит его в прекрасный райский сад, как не ты? Закрываться от него дело труса, а ты смельчак, ты воин, а скоро станешь еще и мужем, потом отцом.

— Я буду сильным, моя спасительница, я помогу тебе и Даниэлле.

— Мне — не надо. Разве ты не понял — мы равны с тобой в своем предназначении.

— Но ты живешь иначе, не купаешься в роскоши.

— Главная роскошь, Галиган, находится в душе и сердце. Когда она есть приходит и остальное.

Мужчина улыбнулся ей, закивал:

— Ты права. Я рад, что мы встретились.

— Может, для этого ты и заболел, хитрец? — лукаво подмигнула ему девушка.

Галиган задорно рассмеялся и почувствовал, что сердце в его груди бьется по-особому, не так как всегда. Радость вплелась в его стук, сжилась с кровью и больше не давала рассудку упасть во мрак затмения.

Но Исвильда знала — парню еще нужно время, чтобы прийти в себя, а значит, нужен присмотр и поддержка. Мало заглянуть в лицо своего чудовища, нужно постичь всю глубину его мрака, чтоб достичь, наконец, света. А это невозможно совершить за один раз, за один день.

Путь к себе порой годами длится.

— Ты устала, — скорей почувствовал, чем заметил Галиган.

— Да, не стану лгать. Что ты скажешь, если я исчезну на пару дней?

— Я в порядке, Иволга.

Исвильда внимательно посмотрела на него и улыбнулась:

— Я вижу. Ты уникальный пациент.

— Нравлюсь? — лукаво улыбнулся Галиган.

— Еще как милорд, — заверила девушка и оба рассмеялись, прекрасно понимая, что перешли грань банального флирта и теперь их связывает нечто большее, чем влечение полов.

А души пол и не имеют…

Герцог Даган диву давался сыну. Раньше с ним ни одна сиделка справиться не могла, слуги заходили в комнату как в клетку с тигром, а тут тишь, покой, мирные беседы за настойкой душистых трав.

И сын беседовал! Он улыбался, он был ласков и послушен! Он сидел за одним столом с ведьмой и, казалось, совсем не видит ее безобразного грязного лица, лохмотьев, колтунов в волосах!

Изнеженный ценитель красоты Галиган вел себя так, словно встретил идеал, и разговаривал с ведьмой как с богиней!

Немыслимо! Воистину, влияние дьявольских чар этой чертовки безгранично.

Нужно быть осторожным, очень осторожным.

А в то, что сын выздоровел, герцог не верил.

За пять дней излечить сумасшедшего может лишь чудо, а чудо прерогатива святых и воинства Божьего. Ведьму же и слепой с глухим к ним причислить не сможет.

Однако кем бы она ни была, а на утро шестого дня Галиган, насвистывая, вышел из своих покоев, чтобы присоединиться к завтракающим за общим столом в малой столовой.

Даган отметил, лицо сына посветлело после приступа, а не осунулось и помрачнело, как это бывало. И вел он себя на удивление спокойно и вежливо. Словом вел себя как человек одержавший победу в главной битве и возмужавший в ней. Исчез лихорадочный блеск глаз, кривая усмешка и ехидные ремарки не впопад. Перед герцогом был мужчина, сын, которым бы гордился любой отец, но благодарить за то ведьму и тем более верить в долговременность успеха, Даган не спешил. Однако его пытливый ум, не находящий разгадки произошедшего, требовал удовлетворения любопытства и устранения сомнений.

Боз вызвал Исвильду к себе.

— Вы недовольны результатом? — спросила она, встретившись с подозрительным взглядом герцога.

— Отнюдь. Ты отслужила кошель и отслужишь второй, если Галиган останется таким как сейчас до свадьбы и некоторое время после.

— Это уже будет зависеть от его невесты.

— Не говори ерунды, — презрительно поморщился мужчина. — Скажи мне лучше, как тебе удалось добиться столь быстрых и значительных успехов? Я не хотел бы, чтоб мой сын был в сговоре с дьяволом.

Не поздно ли ты озаботился? — озадачилась Исвильда.

— Седмицы не прошло, как вас интересовал лишь результат, а не то, каким способом я его добьюсь.

— А сейчас интересует то и другое!

— Не беспокойтесь милорд, дьявол тут не причем.

— Я в этом не уверен.

— Что ж, милорд, не стану вас переубеждать.

— Не боишься, что я вздерну тебя за крамольные речи?

— Сейчас нет, милорд. Я вам еще нужна. Вы видно не уверены, что Галиган здоров, что не сорвется, как только я исчезну, перестану присматривать за ним. Самое лучшее в этой ситуации, милорд, отпустить меня на пару дней к мужу. Нам пора с Орри познакомиться ближе, а вам нужно удостовериться, что Галиган излечился по-настоящему, что его здоровье не плод воздействия моих чар на вас и на него.

— Ты слишком умна для женщины, — сухо заметил Боз, которому очень не нравилось когда кто-нибудь, тем более какая-то нищенка, озвучивает вслух его тайные мысли и подозрения.

— Если б я была умна, милорд, я б не была столь болтливой.

Герцог в раздумьях прошелся по комнате, постоял у окна и нашел, что в словах ведьмы есть резон.

— Я даю тебе сутки. Завтра к полудню ты должна быть здесь.

В том, что она не ускользнет, он не сомневался. Ее ждал кошель, от которого не ушел добровольно еще ни один, да и статус, который она выторговала для себя, будет держать ее крепче якоря.

— Хорошо, милорд. Могу ли я взять коня?

Ну, до чего наглая баба! — поразился мужчина.

— Много чести!

— Но пока я доберусь до замка Верфул, будет уже темно, и чтобы успеть к полудню обратно, придется выйти чуть свет…

— Ты свободна! И не вздумай опоздать!

Что оставалось делать?

Исвильда поклонилась и вышла. Конечно она хотела привести себя в порядок перед встречей с Орри, но теперь мечту придется оставить — в лесу много разбойников. Оборванку они не тронут, к ведьме близко не подойдут, и она беспрепятственно, в целости и сохранности доберется до Верфула.

Что ж, и в плохом есть хорошее, если присмотреться.

Галиган сидел на лестнице ведущей на первый этаж и ел яблоко, поглядывая на слуг, затеявших уборку. Исвильда хотела пройти, но он, не оборачиваясь, преградил ей дорогу, выставив руку.

— Посиди со мной, — попросил.

Девушка села, обняв колени, и улыбнулась:

— Откуда вы узнали, что это я?

— У тебя шаги легкие, как у феи, — протянул ей яблоко и захрустел своим.

— Не думала, что у вас такой тонкий слух, милорд.

— Не только слух, — прошептал, качнувшись к ней. — Еще и острый взгляд. Например, под слоем грязи и ветхим тряпьем я вижу недурственную особу, мою ровесницу.

— Предлагаете мне умыться?

— Нет! Предлагаю испачкаться сильней, — засмеялся. — Чтоб окружающие не ослепли от твоей красоты.

— Им и в голову не придет посчитать меня красивой.

— Да. Да-а-а! Поэтому вся грязь в замке в твоем распоряжении, — улыбнулся лукаво. — Ты слишком мудра и образована для простолюдинки. Ничего, скоро тебе не придется скрывать свое прекрасное лицо: я женюсь на Даниэле и возьму тебя к нам.

— Не получится, милорд.

— Я смогу защитить тебя.

— Не сомневаюсь. Но у меня есть муж и уж кому, как не ему защищать свою жену?

— Муж? — Галиган забыл про яблоко, уставился на девушку пытливо и недоверчиво. — Кто счастливец?

— Ваш брат.

— Фелигор?! — лицо герцога исказила гримаса брезгливости и ужаса. — Тогда тем более, ты едешь со мной! Я не допущу, чтобы он приближался к тебе! У него дурные наклонности с детства! Он…

— Не в себе, милорд, и это не излечимо.

В глазах Галиган мелькнуло сожаление, он виновато отвел взгляд:

— Мне жаль.

— Мне тоже.

— Но Исвильда, даже из сострадания не стоит связывать себя узами с дурачком.

— О нет, милый Галиган, я связана святыми узами с самым порядочным и благородным человеком. С Орри.

— Оррик? — лицо герцога посветлело, взгляд прошел по лицу и одежде Исвильды. — Вы обвенчались?

— Шесть дней назад.

— Ты венчалась в таком виде?

— Да, — улыбка сама наползла на губы.

— Представляю шок братца! — хохотнул довольный Галиган. — Великолепная шутка!

— Он так не посчитал.

— Глупец, — беспечно пожал плечами мужчина.

— Я отпросилась у вашего отца — хочу проведать Орри.

— Зачем отпрашиваться — у вас медовый месяц.

— И долг. Ваш отец просил помочь вам…

— Поэтому ты оставила супруга? Ты удивительная, — Галиган поцеловал руку Исвильде, прямо в грязный развод.

— Кто-нибудь увидит и сочтет, что вам не лучше.

— Мне все равно, что и кто подумает. Я хотел и я поцеловал.

— Желания нужно соизмерять с действительностью.

— А о человеке судить по поступкам, а не внешности. Иди и передай привет от меня Орри. Надеюсь, вы собираетесь присутствовать на моей свадьбе? Отказа не приму.

— Я спрошу у него.

Галиган внимательно посмотрел на нее и спросил тихо:

— Ты его любишь?

Исвильда задумалась на минуту и поделилась, не стесняясь:

— Меня тянет к нему. В его глазах живет целый мир и мне хочется заглянуть в него. Остаться в нем…. Там спокойно.

— Конечно, в этом мире тебе скучно и страшно, — с пониманием кивнул мужчина. — Только Оррик никого не пускает дальше гранита лица. Он непробиваемый панцирь, за которым, пожалуй, не один мир уместится, но рай ли там?

— Это я и хочу узнать.

— Тогда удачи.

Девушка кивнула и пошла вниз.

В душе Орри царил ад. Сады Эдемские горели в пожаре ненависти и отчаянья.

Шесть дней о его жене — ведьме не было ни слуху, ни духу и казалось, успокойся, а он не мог. Каждую минуту он ждал, что за спиной раздастся скрипучий голос карги, требующий подтверждение брака, претендующий на Верфул.

Мысли вновь и вновь гнали его к двум воротам — выходам из ада: сказаться содомитом и записаться в наемники. Но ни первое, ни второе делать не хотелось.

Укрепить стены оказалось самым простым делом, но сам замок разваливался и требовал присутствия хозяина, а выдавать себя за любителя однополой любви было просто противно. Был, конечно, и третий выход, но его закрыл деревенский священник, заверив Орри что брак, заключенный на небесах, только на небесах и расторгнут. Оррик чуть не взвыл и потребовал огласить процесс подачи документов на расторжение, а так же все нюансы данного предприятия, включая финансовые вливания. Священник сообщил, чем вовсе заколотил эти `ворота' для мужчины.

— Оказывается, процесс может длиться годами! И все это время я должен содержать жену! — Даган в сердцах воткнул вилы в сено и, тяжело дыша, подпер бока кулаками. Гарт оторвался от работы, с удивлением глянув на друга:

— Ты разве не знал?

— Знал!… Не знал, что проще убить, чем развестись.

— А что? Не худший способ ускорить процесс расторжения и свести траты к минимуму.

— Это говоришь мне ты?

— Просто другого выхода не вижу.

— Уличение в супружеской измене.

— Без проблем, — оперся на вилы Гарт, зацепившись за предложение Орри. — Сегодня же идем в деревню и свидетельствуем, свидетельствуем, пока не станет достаточно…

— Моя измена ничего не значит!!… Нужно уличить ее, а это невозможно, если конечно, не приплатить какому-нибудь слепому и глухому уроду.

Гарт в раздумьях почесал затылок:

— Можно сэкономить, хоть я не слепой, и смею надеяться, не урод, — предложил несмело.

Орри глянул на него и качнул головой:

— Нет. Ты мне слишком дорог.

— Ну-у-у… не съест же она меня? И зубов, я думаю, у нее там нет.

— Не знаю, — с сомнением качнул головой Орри, и лицо Гарта вытянулось от изумления: неужели женушка действительно ужасна и отвратна? Не верилось ему в то, хоть убей.

— По-моему, ты преувеличиваешь.

— Нет, приуменьшаю. Ты понятия не имеешь, что это за ведьма! Поэтому вариант о пострижении в монашки тоже отменяется! Ее ни один монастырь ни за какое золото не примет!

Орри ее почти не помнил, но фрагменты ее образа сложенные вместе нагоняли дрожь, то ли в память о выпитом вине, то ли о произошедшем кошмаре и помогали воображению превратить женщину в сущую фурию.

— Ей сто лет! Она скрипит, как не смазанная телега. Нос как тыква, волосы — копна сена. Она грязна как свинья и толста как мельник Фан! Ты мне друг и спасибо тебе за предложение о помощи, но столь геройский поступок ни мне, ни тебе не по плечу. Я не хочу быть виной твоей болезни, а что ты серьезно занедужишь, не сомневаюсь, — взялся опять за вилы Оррик.

— А если объявить о взаимном желании расторгнуть союз?

— Взаимном? Она настаивала на браке со мной! И вдруг откажется?!

— Влюбилась? — рассмеялся Гарт. — Не думал, что ты сердцеед.

— Мне не до смеха!

— Ладно, ладно. Я просто пытаюсь найти причину ее желания выйти замуж за тебя.

— Она нищенка!

— Ты тоже не богач. Ее кошель против твоего замка — да вы оба просто короли!

— Она простолюдинка. Я Даган.

— Бастард.

— Еще бы она потребовала законнорожденного!

— Но если Боз согласился отдать тебя, мог согласиться отдать и Фелигора, например. А вообще, мне трудно представить нищенку, шантажирующую твоего отца настолько искусно, что тот идет у нее на поводу, а не подвешивает за шею. Либо она очень умна…

— Хитра.

— Либо, Боз заинтересован в ней и имеет свой интерес в вашем союзе.

— Чушь!… Хотя, конечно имеет и какой я уже тебе сказал. В любом случае, чтобы за всем не стояло, мне нужно выбираться из этой ситуации. Я не желаю быть игрушкой в руках отца, как не желаю быть мужем старой карги. И зачем я согласился?

— Странный вопрос. Твой брак подарил тебе этот замок.

— Он итак был моим.

— Сам знаешь, что это не так. Боз постоянно шантажировал тебя им, грозя отобрать крышу над головой.

— Пустые угрозы. Но ты прав, он мог назло или из вредности когда-нибудь их исполнить. Так что у этой свадьбы есть свои плюсы… но Боже мой, какой у нее минус! Замок нужно содержать, а мои мечты поправить дела женитьбой, легли прахом!

— Да, теперь тебе придется содержать еще и жену.

— Она как камень на шее!

— А если обратиться за помощью к твоей родне?

— К кому?

— К Галиган.

— Его невидно. Наверняка опять накуролесил и слег в лихорадке.

— Да, здоровье у твоих братьев хилое, зато они законнорожденные.

Орри перекидал сено с телеги в стог и оперся на черенок вил, задумчиво разглядывая Гарта:

— Да, Галиган бы мог помочь, но я не видел его в замке, значит точно либо опять недужит, либо уже уехал к невесте.

— А ты на их свадьбу не поедешь? Очень было бы кстати — там бы и переговорил с братом или с нужными людьми сошелся. Если невеста Галиган — родственница короля, то при умелой протекции твое дело о разводе быстро бы решили.

— Да, но ты забыл кто они и кто я — смысл ему хлопотать за меня? Нет, не буду я с ним разговаривать, его высокомерие рождает во мне желание дать в зубы. К тому же на свадьбу меня не приглашали и не пригласят.

— Но при дворе тебя знают и ценят.

— Нет, Гарт, там ценят силу, знатность рода и деньги. Из трех аргументов у меня есть лишь один. И потом, не привык я просить, противно. Сам буду соображать, все равно, что-нибудь придумаю.

— Ну, одну придумку я уже слышал, — хохотнул мужчина.

— Вот увидишь, не дай Бог, ту каргу и поймешь, что моя идея не так плоха.

Бросил, унося вилы в сторожку.

Гарт лишь улыбнулся: ерунда. Ты был пьян, а от вина и муха порой волком кажется.

Исвильда подошла к воротам замка уже в сумерках. Высокие стены казались крепкими, мощными — неприступными. Было видно, что хозяин печется о защите своих владений. Это порадовало девушку и породило уверенность в правильности своего выбора — тот, кто защищает свой дом, будет защищать и жену.

Она постучалась в дверцу крепких новых ворот, и принялась ждать. Прошло не меньше получаса прежде чем открылось маленькое смотровое окошечко, и седой старик с факелом не сунул нос в него, придирчиво оглядывая оборванку:

— Нищим не подаем! — заявил он и вознамерился захлопнуть окошко.

— Я жена милорда Орри! — поспешила сообщить ему девушка.

— Вот еще! Что за вздор! А ну иди-ка ты по добру, по здорову, пока я стражу не кликнул!

— Но это правда! Наш брак был освящен шестого дня в капелле святого Патрика в замке Даган! Пожалуйста, доложите обо мне мессиру!

Старик крякнул, не зная верить ли оборванке. Хлопнул дверцей и задумался. Шестого дня и правда, мессира Оррика к отцу вызвали. Гонец еще прибыл, мальчишка, а гонору как у знатного сеньора!

А что взять с наглецов?

Фу, ты, ну, ты!

Но жениться! Орри! На этой оборванке! Неужели такое возможно?

Но она бы не стала лгать, зная, что ее легко разоблачить.

Старик пожевал губы, раздумывая над ситуацией, и потопал в замок: все ж доложить надо.

Исвильда села у ворот на землю и с тоской уставилась в темноту: ничего себе, повидалась с супругом! А впрочем, что она себе возомнила? Рано еще отдаваться унынию, как и иллюзии. Почвы нет: Оррик совсем не знает ее — с чего б ему объятья навстречу открывать?

Орри и Гарт ужинали на кухне.

Проспер не стал ждать окончания их трапезы и объявил сходу:

— Сэр, там нищенка в ворота бьется — говорит, ваша жена.

Орри подавился пивом.

Гарт съездил себе по зубам глиняной кружкой. И оба в ужасе уставились на старика.

— Какая она? — тихо спросил Гарт через минуту молчания.

— По правде сказать, господин, девица грязна и лохмата, как твой лешак.

— Девица? — покосился на Орри Гарт. — Ты ж говорил, она разваливается от дряхлости на части.

— Ей не больше двадцати, милорд, — заметил старик.

— А третьего дня Проспер Фан за аббата Ханса принял, — поморщился Даган.

— Так они оба — о! — растопырил руки старик, показывая необъятные телеса объявленных. — А в глаза я им не смотрю, а лица жиром заплыли одинаково. А у этой глазки молоденькие, и, да простит меня милорд, умные да лукавые как у бесенка.

— А ну-ка, тащи этого бесенка сюда, — постановил Гарт. Орри в ужасе вскочил:

— Нет!!

— Хочешь, чтобы она спала у ворот? — удивился мужчина. Даган сник — так тоже нехорошо. Ведьма она, нищенка, низкая шантажистка, а все же женщина преклонных лет, и кошель ему отдала, хотя могла себе оставить.

— Ладно. Но меня для нее нет!

— Хорошо, скажу, что ты насмерть закусан лошадью.

— Хоть табуном! Я буду в самой дальней комнате — не выдай меня и не вздумай тащить ее на второй этаж!

— Я постелю ей в конуре старой Берты, — поспешил заверить друга мужчина. Очень ему хотелось на жену Орри глянуть и сверить услышанное с увиденным, чтоб беспристрастно выводы делать. Сдавалось ему, Даган преувеличил недостатки женщины.

Он их преуменьшил.

Гарт рот открыл от изумления увидев выступившую из тени… о-о, это трудно было назвать женщиной. Всклокоченное, бесформенное создание с чумазой засушено-курносой физиономией взирало на него испуганно и чуть недоуменно.

— Вы кто? — просипело вместо «здравствуй»

Гарт икнул, и смущенно прикрыл рот рукой.

— А где Орри? — спросило «нечто», не обратив внимания на казус с мужчиной.

— Э-э-э… спит… нет, на охоте… или в деревне…не знаю…

— Жаль, — вздохнуло создание, плюхнувшись на табурет, и потянуло свою руку к кувшину с пивом. — Разрешите?

— А? — Гарт зачарованно смотрел на крючковатые пальцы с грязью под ногтями и силился понять, в каком болоте мадам полоскалась? И не там ли компромат на Боз Даган нашла? — Конечно, берите. Меня… Гарт Фогин зовут, я друг Орри, а вы?…

Мадам выпила кружку пива, оттерла губы и представилась:

— Я его жена.

— Ага?… А зовут вас?…

— Исвильда Даган.

— А… ну, понятно… конечно… Даган. Хм! Исвильда.

— Так где все-таки Орри?

— Ну-у… мужские дела, знаете…Н-да.

Женщина расстроилась:

— Жаль. Меня всего на ночь отпустили.

— Да-а?… Ну-у-у… Что так?

— Я еще нужна милорду Даган, и милорд Галиган желает, чтоб я сопровождала его к невесте. И Орри. Я поговорить с ним хотела, передать пожелание брата. Может погулять. В общем — познакомиться ближе, а то мы совсем не знаем другу друга, что сами понимаете, мессир Гарт, негоже для новобрачных.

Мужчина закашлялся. Теперь как никогда он понимал друга.

— Конечно, — выдавил с трудом, старательно кося на огонь в камине.

Проспер сказал у нее глаза молодые? Ха! Какая разница, какие у нее глаза, если в этом чудище два пуда живого весу и еще два — приобретенного. Грязи!

— Может умыться с дороги? — предложил осторожно, покосившись на пробоины в старой шали, что обмотала грудь старушки. Женщина почесала висок в раздумьях и отказалась:

— Мне еще обратно идти.

Понятно, — кивнул Гарт: а дорога сплошь через болота лежит. Смысл мыться?…

— А почему вы здесь, — обвела руками убогую обстановку кухни. — А не с другом?

— Вы наверно думали, что здесь комфортные апартаменты, куча слуг и залежи золота в сундуках? — невесело усмехнулся наивности гостьи Гарт. Понятно, почему карга вцепилась в Даган — думала, что отец хорошо обеспечивает его. — Ваше разочарование, наверное, велико, но что поделаешь? Такова жизнь. Оррик сам добывает средства на содержание. Он и хозяин, и кузнец, и стражник в одном лице. Нет, слуги конечно есть. Я, например, Проспер, тот старичок, что встретил вас. У него подагра и бессонница, он все равно не спит по ночам, вот и сторожит. Есть еще начальник стражи, но сейчас он в запое… да и все равно стражников мало. Но есть повар. Да. Хороший повар. Он умеет готовить кашу и парную зайчатину. Если она есть. А еще есть…

— Не надо, — попросила Исвильда понимая, что состояние дел Орри плачевно. Убеждать в том лишний раз не хотелось. — Все это поправимо. Потерпите.

— Угу, — не стал перечить Гарт. Видно старуха решила, что старый Даган зарыл где-нибудь клад, который сможет отыскать Оррик. Мужчина не стал разочаровывать мечтательницу, тем более беды в ее оптимизме не видел. Поздно уже переубеждать, неделю б назад ей сюда явиться, может, оставила свои притязания на Орри, побогаче жениха нашла.

— Расскажите об Орри?

— Что? — насторожился мужчина.

— Давно вы с ним дружите?

— С детства.

И тишина. Исвильда подождала, но мужчина пристально смотрел в огонь и видно ничего добавлять не собирался.

— И как? — решилась потревожить его.

— Что как?

— Жили.

— А! Дружно.

И опять молчок и единение с пламенем в камине.

— Орри что-нибудь рассказывал вам обо мне?

— Да-а, много! — крякнул.

— Он не ждал меня?

— Он?…

Ну, спросила!

Конечно, ждал!… Чтоб разобрать кладку стен и удостовериться, что они стояли на фундаменте из золота и драгоценностей!

— Значит, он ничего не говорил обо мне, — расстроилась девушка, понимая, что пришла зря: никто ее не ждал и видеть не желал. — А что женился, сказал?

— Да-а! Конечно. Очень переживал, что меня на церемонии не было. Я тоже. Но позже.

— Что позже?

— Сожалел, — бросил сухо Гарт, одарив старушку настороженным взглядом. — Простите за бестактность, миледи, сколько вам лет?

— К чему вы это спрашиваете?

— Ну-у… я вижу вы женщина…хм, зрелая. Вам бы и мужа подстать сыскать. А Орри двадцать восемь всего и минуло.

— Зрелый возраст. Самое время детей заводить.

Гарта озноб пробрал — да Боже упаси! Нет, прав Орри, лучше содомитом сказаться, чем на это чудище взобраться!

Мужчина заерзал на скамье, чувствуя себя неловко в обществе странной оборванки, и даже немного в опасности — кто знает, что на уме у озабоченной старушки? Подумать только, он предлагал Орри свою кандидатуру в ее совратители!

Спасибо, друг, что не дал погибнуть!

А то до гиены огненной он бы уже не дожил за грех прелюбодеяния — сам скончался, причем до совершения полового преступления.

`Может прямо сейчас и начать? В смысле, умирать'? — подумал Гарт. Что еще делать, он понятия не имел. Говорить не о чем, да и не с кем. Сидеть пнем — маетно, а бросить гостью, вроде нехорошо.

— Не хотите отдохнуть? Я прикажу постелить вам.

Исвильда пожала плечами: Орри нет, Гарт разговаривать не хочет. Зачем она вообще шла сюда? На что, дурочка, надеялась?

— Что ж, хоть высплюсь, — вздохнула потерянно. — Простите, что нарушила ваш покой своим визитом.

— Да ничего, заходите, — благосклонно кивнул Гарт, обрадованный окончанием знакомства. И поспешил вон с кухни, чтобы постелить гостье в единственно приемлемой для ночлега комнате на первом этаже. А потом найти Орри и покаяться в собственных заблуждениях, обнять горемыку в знак сочувствия. И напиться, чтоб забыть ночной кошмар в виде его жены.

Несчастный Орри!

Исвильда не легла спать — нерадостные мысли все равно не дали бы ей заснуть. Она услышала шорохи в коридоре и выглянула, увидела крадущегося Гарата с кувшином в руке. Девушка пошла за ним, понимая, что тот не зря идет наверх с пивом, прокралась на второй этаж, преодолев скрипучие ступени, и увидела силуэт, в котором заподозрила Оррика. Но возможно ли это? Он обманул ее, скрылся, чтоб не видеть, не приветствовать?

— Ну, Орри, надо же быть настолько невезучим?! — сказал Гарт. — Твоя жена — чума во плоти.

— Ты мне не поверил?

— А то. Но можно посмотреть на это с другой стороны — ее можно выставлять пугалом во дворе. Количество ворон значительно уменьшится, и эти чертовки перестанут воровать.

— Ты меня знаешь, Гарт, — вздохнул Орри. — Я всегда пытался видеть в любой самой скверной ситуации только положительное, и это не раз спасало меня, но сейчас, убей, не вижу ничего хорошего. На душе мрак, потому что и будущее кажется беспросветным.

— Безвыходных ситуаций не бывает. В крайнем случае, выполнишь пожелание отца — убьешь ее, устроив несчастный случай. Хотя по мне, она сама развалится от старости.

Исвильда вжалась в стену, с ужасом слушая беседу друзей.

Она понимала, что Боз способен на преступление, но Орри?

— Я не стану марать руки. Есть другие способы.

— Например?

— Действительно дождаться ее естественной смерти, но понятно, не здесь. Поеду ко двору, к Симону Ламберту. Он давно звал меня к себе.

— А если она протянет больше, чем ты?

Орри вздохнул и забрал у друга кувшин.

— Я попытаюсь развестись.

— Может, стоит поговорить с ней, пока она здесь? По-моему твоя лешачиха зарилась на богатства Даган, не понимая, что ты к рангу любимчиков не относишься и обеспечен примерно, как вошь на одежде побирушки.

Исвильде было больно слушать, как о ней отзывается муж и его друг, что думают о ней, еще больнее осознавать, что она не нужна, более того, является досадным препятствием на пути к каким-то мечтам Орри.

Я же люблю тебя, — хотелось сказать ей. Но выдать свое присутствие, показаться, подойти, значит увидеть в глазах мужчин брезгливость и неприязнь, вновь ощутив себя ничтожной, ненужной — не могла. Она понимала, что ее слова значили бы для Орри не больше, чем карканье вороны на пашне.

Но с другой стороны: с чего ему любить ее, питать нежные чувства? Он совсем не знает Исвильду… и не желает знать оборванку, ведьму — старую каргу, как выразился Гарт. Открыться? Ничего это не изменит. Ей не просто статус нужен, а любящий муж, на которого бы она могла положиться. Да и не факт, что он помнит ее. Она ведь забыла.

Думай о хорошем, думай! — приказала себе девушка и начала складывать положительное и отрицательное от создавшейся ситуации.

Выходило, что она не зря проделала долгий путь по лесу.

Она узнала, что Орри брезгует своей женой и мечтает развестись.

Его отец, герцог Даган тоже мечтает — убрать ее.

Галиган мечтает взять на свадьбу сводного брата и его жену.

Орри хочет ко двору, наняться на службу наемником.

Что делать ей в этой ситуации?

— Твоя суженная сказала, что Галиган собирается к невесте и, вроде тебя не прочь пригласить на свадьбу.

— Как же, "на свадьбу"! В сопровождение.

— Какая разница? Езжай, пусть поможет выпутаться, с влиятельными людьми сведет.

— Галиган? Не идеализируй.

— В любом случае одному ехать опасно.

— Не опасней, чем быть болванчиком Боз.

— Но пока-то нет.

— Пока. И если останусь. Случись что с навязанной мне женушкой: сама ли голову свернет или от старости рассыплется — все одно я виновен буду. Уезжать надо. Наймусь к Ламберту, расскажу о своем деле, авось поможет, подскажет. А я отслужу.

— Да, милорд Ламберт благоволит тебе.

— И щедр.

Исвильда тихо скользнула в сторону выхода, спустилась по лестнице вниз, не желая больше ничего слышать.

Легла на приготовленное ей ложе — жесткое и неуютное, но более неуютно было не телу — душе. Девушке хотелось поплакать и наругать себя за подобную слабость, а так же за глупые иллюзии, одновременно. Ведь знала же — за все в этой жизни нужно бороться, всего добиваться самой, и все же поверила своему сердцу, прокричавшему навстречу тому всаднику в капюшоне — это он!

Глупая.

Что пело ее сердце, лишь его трудности и лишь ему они известны.

Сердце Орри молчит — ни тона, ни звука в ответ.

Женитьба его не радует, не рождает желание наладить отношения с женой, хоть как-то сблизиться, просто поговорить. Наоборот — гонит его прочь из дома. Разве этого хотела Исвильда?

А Боз? Сколько он ей отмерил жизни? День, два, еще неделю?

И ведь знала, что тем дело и кончится, подстраховалась, понадеялась на помощь и понимание мужа. Всего лишь на его долг — не на любовь. Но и это оказалось слишком большим и недосягаемым желанием.

Но разве несбыточной надеждой?

Исвильда закрыла глаза: я решу этот вопрос. Потруднее задачи решала. Как бы еще ускользнуть от Боз и при этом быть рядом с Орри? Что сделать, чтобы он обратил на меня внимание, полюбил и защитил от отца? И ведь нужно как-то выжить пока этого не произойдет. А как это сделать, если руки герцога длинные, а голова — дом Хитрости и Коварства? С Галиган ехать? Это не спасет, наоборот заставит поторопиться Даган. И сын его ей не поможет — слаб еще с отцом тягаться. Авторитета же у Боз никто и ничто не имеет. Сыновья родные, что монеты разменные, что о чужих говорить?

Ни на кого у Исвильды надежды нет, не на кого положиться. Хватит ума и ловкости — выпутается, нет — пропадет.

Девушка скрючилась под тоненьким одеяльцем, пряча глубже под юбки замерзающие ноги.

`Позволить себе минуту слабости? Поплакать, отдавая влаге страх? Сегодня можно — завтра уже не до того будет'.

Да только смысл слезы лить?…

Утром она неслышно выскользнула за ворота и исчезла в тумане, кинув прощальный взгляд на величественный замок нищего феодала.

Эх, Орри, разве в богатстве дело? Разве ты сможешь купить на него счастье?

Девушка не сразу пошла в замок Даган, она сначала завернула к себе. Постояла рядом с шалашом, в котором провела много дней и ночей и посмотрела на раскидистый дуб невдалеке от него. Небольшое дупло высоко от земли, прикрытое ветвями и листьями надежно хранило ее богатство. Она хотела применить его на другое дело, но похоже Оррику деньги нужнее.

Однако торопиться Исвильда не станет: она всегда успеет сбегать сюда, чтобы забрать нужное, и уж тем более, всегда успеет лишиться его. Нет, не стоит спешить и передавать его Орри, как бы тот не нуждался в нем, какими бы благими не были его порывы. Золото не столько Бог в этом мире, сколько Дьявол, и козни его велики.

Девушка развернулась и пошла в замок Даган.

Время покажет, спешит она или опаздывает.

Глава 5

Галиган сидел у окна и мечтал. Однако это занятие не помешало ему заметить, что Исвильда расстроена.

— Тебя разочаровал Орри? — спросил мужчина.

— Нет, я разочарованна в себе, — и принялась бродить по комнате, переставляя с места на место ненужные вещи.

— Оставь подсвечник и иди сюда, сядь, — попросил, указывая на соседнее кресло. — Поговорим? — предложил, когда девушка послушно села и, сложив руки на коленях, задумчиво уставилась в окно.

— О чем?

— О ком. О тебе и Орри.

— Ничего интересного, Галиган, не стоит затевать пустую беседу.

— Она не пустая, наоборот, интересная и поучительная. Скоро я сам стану мужем и хочу знать, что происходит меж супругами, чтобы не допускать ошибки брата. Что не так с Орри, что с тобой, как складываются ваши отношения?

— Их нет, Галиган.

— Не хочешь рассказывать о проблемах? Зря, я вижу, ты расстроена, значит, что-то случилось и серьезное. Мне важно знать — что. Я хочу помочь тебе и Орри.

— Тогда помоги ему получить развод, — вздохнула Исвильда.

Мужчина задумчиво потер подбородок, совсем как это делает его отец:

— Для развода нужны очень веские причины.

— Могу перечислить с десяток.

— Начинай.

— Я стара как Лугарская пустошь, страшна как стая демонов, нищая и безродная.

— Все?

— Нет. Орри нужны деньги, только деньги.

— Он человек твердо стоящий на ногах. Облака его не манят. И сколько помню, все, чем он жил — Верфул. Замок его молитвами снаружи ничего, реставрирован крепко, на совесть, но внутри…

— Я знаю и не обвиняю Оррика, а понимаю. Он прав — ему нужны средства на хорошее дело, а тех, что я дала ему мало. Впрочем, он и не собирается их тратить на свой дом, хочет выкупить свою свободу. У него есть возлюбленная?

— Не знаю, насколько понимаю, нет.

— Тогда невеста?

— Нет. Последняя к кому он сватался — Вивиан Тибу. Знаю я ее — вертихвостка и гордячка, но богата. Отказала.

— Может, он влюблен в нее?

— Не думаю. Орри, по-моему, это чувство неведомо. А сколько ты дала ему золота?

— Кошель.

— Ему не хватит на развод.

— Он подрядится наемником к герцогу Ламберту и заработает нужную сумму.

— Все?

— Разве мало?

— Я о том, что тебя беспокоит. То, что Орри не проявляет к тебе должного уважения и желания не удивительно ни для меня, ни для тебя, и не говори мне что тебя гнетет лишь его пренебрежение и желание развестись. Бред. Ему не дадут развод ни за деньги, ни через связи, и он знает о том, Орри не глуп. И ты знаешь, что развод невозможен, но всерьез думаешь о том. Почему?

— Не обращай внимания…

— Нет! Ты достаточно долго нянчилась со мной, ты спасла меня от безумия, что хуже смерти. И пока бьется мое сердце, я буду должен тебе. И хочу помочь сейчас. Если ты доверяешь мне.

— Бог с тобой, Галиган, конечно доверяю.

— Тогда расскажи все.

— Уже рассказала.

— Нет, я же чувствую.

— Орри твердо намерен развестись со мной.

— Этот вопрос мы обсудили — его мечты несбыточны.

Исвильда грустно улыбнулась: милый, наивный Галиган.

— Есть масса способов избавиться от навязанных жен.

Герцог отпрянул и качнул головой:

— Невозможно. Только не Орри.

— Орри — нет. Но я и сама не хочу быть ему обузой, стоять преградой к его мечте.

— Какой — превратить развалюху в идеальное творение? Я дам вам денег, и проблема исчезнет.

— Дело не только в деньгах.

— В чем же? Орри не любит тебя, не хочет…

— И я не хочу навязываться ему.

— Ты уже навязалась, — рассмеялся Галиган. — И он должен благодарить Создателя за то, что твой выбор пал на него.

— С чего ты решил, что я его выбрала?

— Но не он же предложил грязнуле в рваном тряпье свою руку и сердце? Кстати, как ты добилась этого союза?

— Твой отец помог.

— Странно. Отец ничего не делает просто так и уж тем более не помогает нищим… Хотя он всегда мечтал прибрать Орри к рукам и управлять им, как мной и Фелигором. Но если так и он сделал ставку на тебя, то просчитался. Ты же не предашь своего мужа, не будешь крутить им в угоду моего отца?

— Нет, — покачала головой Исвильда.

— Не будешь, — протянул Галиган: в его голову пришла мысль, возмутительная по сути, объясняющая все неувязки этого дела и открывающая задумку Боз. В то, что он способен и не на такое, Галиган знал, поэтому спокойно допустил, что его догадка — реальный факт.

Раньше бы он отдался эмоциям и взвился, изошел на возмущенный крик, безумную пляску, в которой выплеснул отвращение к действиям отца, злость и ненависть к его низости и… опять был бы заперт в четырех стенах с клеймом сумасшедшего на лбу.

А кто лечил его от безумия и кто позволил это сделать, зачем, для чего? Сложи эти факты и вывод будет очевиден. И отвратителен.

Но сейчас вместо ужаса и ярости к отцу, Галиган испытывал жгучее желание обвести его вокруг пальца, переиграть, отдавшись не эмоциям, а глубоким раздумьям. Он воспринял свою догадку как задание, которое он должен выполнить, как испытание, которое обязан пройти. Отец больше не должен властвовать над своими детьми, они выросли и вполне сильны и самостоятельны, чтобы жить своей жизнью, как хотят они, а не старый тиран.

Зря он Исвильду вмешал. Не она, Галиган так бы и оставался ручной собачкой отца и все глубже уходил в мир своих иллюзий, подальше от грубости этого мира. Исвильда помогла ему очнуться и направить монстра в благое русло. Теперь монстр должен отплатить ей и встать на защиту нуждающихся.

Галиган сам себе удивлялся — ни единой мутящей разум эмоции не появилось, не отравило рассудок желчью и ядом, лишь в груди сжалось в комок сердце, закрывая самое черное, не проявленное. Рано проявляться, не таким способом Галиган возьмет реванш. Он будет биться с отцом его же оружием: хитростью.

А припадки от безысходности пусть остаются в прошлом. Вырос он из них как из сапог.

Мужчина лукаво улыбнулся — мысль обыграть отца грела душу, а если еще сподобиться и соединить два сердца уже не узами брака, но куда более сильными — любви, то можно считать, что монстр действительно не зря был дан Галиган Господом.

Сколько он на плохое работал? Пора и на хорошее послужить.

— Иди сюда, — поманил Исвильду герцог, и зашептал на ухо свой план.

Зрачки девушки расширились. Она отпрянула, желая посмотреть в глаза Галиган и проверить, не вернулось ли к нему безумие. Но глаза того выдавали лукавый блеск довольного донельзя реваншиста, однако не безумца, а скорей поумневшего в одночасье и знающего, что делает человека.

— Угу, — кивнул герцог на ее немой вопрос. — Знаю. Орри прост как блюдо для пирогов. С ним проблем не будет.

— А с милордом Даган?

— Куда он денется? Главное, чтобы ты смогла дойти до конца.

Исвильда улыбнулась, представив план Галиган в действии, и согласилась:

— Будь по-вашему милорд. Но знайте, ваш отец будет очень, очень недоволен.

— Понимаю, — рассмеялся мужчина. — Но не все старому хитрецу поганки в чужую тарелку накладывать, пора и самому их вкусить. Только, тс-с, — приложил к губам палец.

Исвильда кивнула и не удержалась, чмокнула герцога в щеку:

— Спасибо. Не знаю, чем отблагодарить тебя.

— Живи. И живи долго и счастливо. Это будет самой лучшей благодарностью для меня, — нежно провел ладонью по ее щеке мужчина. — Ну-с, приступаем? Тебя кто-нибудь видел?

— Если и видели, то не обратили внимания.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся Галиган и пошел в соседнюю комнату, чтоб найти нужное и крикнуть слугам о своем желании принять ванну. Те начали носиться вверх вниз по лестнице с ведрами горячей воды, наполняя огромную лохань, Исвильда — терпеливо ждать, притаившись за дверью, а Даган ушел искать отца.

Герцог отбирал лошадей в подарок невесте, ее родне и конечно, королю.

Дивных скакунов из конюшни Даган водили под уздцы слуги, но ему не нравился не один. Боз морщился и придирчиво оглядывал рысака за рысаком, по второму разу.

Галиган встал рядом с отцом, оперся на жердь, делая вид, что заинтересован происходящим, и бросил:

— Я слышал, Филипп Лавсли недоволен предстоящей свадьбой. Он имел виды на Даниэллу.

Боз дернулся:

— Фигляр!… И откуда у тебя такие сведения? Я ничего подобного не слышал.

— У меня есть свой человек в свите Лавсли.

Боз покосился на сына с уважением: растешь! Молодец!

— Я пошлю с тобой Орри, лучше него никто не обеспечит охрану. Вайолет слишком стар, давно надо списать его.

— Оррик не поедет…

— Поедет, — хитро улыбнулся Боз. — А потом еще при вас останется, сторожить станет как пес.

— Не верю.

— Не надо. Я прикажу, и он не посмеет отказаться.

Галиган не стал перечить — чего он хотел, добился. Тешь себя отец, тешь.

— Пойду. Ванну приму.

— Твоя сиделка явилась?

— Нет, а должна? Я думал ты выгнал ее.

— Не сейчас.

— Может, с собой ее возьмешь? В подарок королю вместо коня. Откуда вообще ты взял это чучело? Зачем?

— Она справилась с работой, остальное не имеет значения. Если ты уверен, что больше сиделка тебе не понадобиться, я сегодня же, как только она явится, рассчитаю ее.

— Да, отец. Избавь меня от этого кошмара, — бросил Галиган и пошел к себе.

Даган внимательно посмотрел ему в след — а ведьма-то мастерица. Придержит ее, пожалуй, в укромном месте. В подвале? Стоит ли рисковать? А если молодые с гостями сюда приехать пожелают, а среди гостей король окажется? На подъем он легкий человек, молодой, резвый.

Нет, не станет Боз рисковать. Пусть Оррик о жене позаботится, с глаз скроет своих да чужих, а чтоб и ему или кому другому из челяди чего не наболтала лишнего, приставит-ка он ей человечка неприметного. В помощь в работе по замку сыну пошлет, по-отцовски о его делах радея.

Ладно получится: ведьма под присмотром — чуть что — послать за ней можно, а если рот откроет — шею свернуть недолго. Орри с Галиган поедет, от нее подальше будет, не узнает ничего, а если и случись ей умереть, так ни печали не следствий затевать не станет. Вздохнет с облегчением.

Не поедет? Как же!

И приказывать не надо, только спроси — с женой останешься или с нами на свадьбу? И все — "с вами". Никакого давления — сам решит. Должен. А там, если все с Галиган действительно хорошо, то столкнуть с ведьмой Орри не проблема. Тот ее и уберет, куда денется. Не хочет же он всю жизнь с этой каргой жить?

Да и Боз то невыгодно. Сыновья лишними не бывают. С той родней, что он по женитьбе Галиган приобретает и ублюдка устроить можно довольно прилично. Баронесску какую, а то и графиню найти.

— Хельга! — окрикнул герцог стражника. — Пошли гонца за Орри. Пусть немедля явиться! Да, поторапливайся! И позови Миррона.

Вообще-то план Галиган показался Исвильде интересным, хоть и неожиданно услышать было такое от высокородного дворянина. Ведь против отца пошел, за какую-то девку-оборванку, что знал всего ничего.

Но с другой стороны хоть доверяй Галиган, хоть не доверяй, а выхода действительно иного нет. Не скрыться иначе. Пустит герцог собак по следу и дай Бог ноги унести. Было уже такое с ней, травили собаками как зверя какого. Отпустить же Даган ее не отпустит — не нужна ему свидетельница болезни сына, и что нищенку никто слушать не станет, он не думает, видно было уже, отпустил сиделку и та петь начала на каждой опушке. Не иначе. Стража-то на этаже примечательная. Одни и те же стоят у входа и никого не пускали, кроме нее да герцога, пока сын недужил. Посмотришь — обычные воины, а попробуй что спроси — не ответят. Немые.

Пищу больному они приносили, они же и от любопытных этаж сторожили, и за Фелигором они присматривают.

Опять же, живут отдельно, питаются отдельно от остальных слуг, угрюмы, взгляды, что у псов цепных, а ручищи — не то что Галиган в приступе скрутить, а и великана, пожалуй, смогли бы.

Исвильда прислушалась — ушли слуги. Лохань полная. Пора.

Девушка поспешила скинуть с себя тряпье и залезть в горячую воду. Отскребла себя, волосы вымыла и оделась в предоставленную Галиган одежду.

Взяла со стола блюдо, глянула в него и головой качнула — ну, вылитый мальчишка. Как точно Галиган решил — и вправду никто не признает ее в таком виде. Волосы только обрезать придется. Да не беда — отрастут.

Взяла кинжал и обрезала их, не жалея. В тряпье кинула, в узел все связала.

Осталось его куда-то деть. Сжечь бы, да чадить будет, внимание привлечет. Ничего, в лес ночью унесет и закопает. Все равно ей за своим богатством идти надо, потом не получится — возвращаться она сюда не станет в любом случае.

Пусть герцог думает, что дьявол ее забрал или еще какая живность из его воображения.

Галиган еще побродил по двору, посидел в зале у камина, давая больше времени Исвильде, и, наконец, двинулся к себе, надеясь, что та успела привести себя в порядок.

Зашел в комнату и обомлел:

— Ты ли это?

— А что? — испугалась Исвильда, начала себя оглядывать: что не так?.

— Совсем другой человек!

— Да? — обрадовалась, заулыбалась. — Похожа на пажа?

— Нет, — не сдержал в ответ улыбки Галиган. — На эльфа похожа. Мужчины, девочка, так открыто и ласково не улыбаются.

— Вот уж неправда, — не поверила, улыбку Орри вспомнив. — Твой брат улыбается светло и лучисто, как солнышко.

— Оррик солнышко? Ты удивила меня, — солгал Даган. Сейчас его Исвильда удивляла и он сам, потому что глядя на стройную фигурку девушки и недурственное лицо с очаровательным вздернутым носиком, Галиган чувствовал влечение к ней и зависть к Орри. — Как он не разглядел тебя? — оглядывая подругу, обошел ее мужчина.

— Он не смотрел.

— Глупец, — качнул головой. — Какое еще сокровище нужно?

Исвильда смутилась, заметив далеко не дружеский взгляд Галиган:

— Не смотрите так милорд.

— Как? Как можно на тебя смотреть, если не с восхищением? Да ты красавица, Исвильда! Я подозревал это, но сейчас поражен, убедившись! Какой Орри, дорогая моя? Может ну его, поищем мужа получше, не настолько слепого и озабоченного лишь своими делами?

— Я замужем…

— Исправимо.

— Галиган, прошу тебя! — испугалась девушка, что тот передумает и вместо того, чтобы помочь, запутает ситуацию еще больше, уже к своей выгоде, как делал его отец.

— Извини. План остается в силе. Надеюсь, Орри прозреет, — видя, что девушка встревожилась, поспешил успокоить ее герцог. — Отец, кстати, уже послал за ним и спрашивал о тебе. Уверен, уже сегодня ты бы попала в лапы Анхельма. Ни одна из моих сиделок не вышла живой за ворота замка — ты будешь первой.

— Значит, мои подозрения?…

— Имеют основу, — посерьезнел мужчина. — Отец всячески пытался сохранить мою болезнь в тайне.

— Но я еще здесь.

— Да, — очнулся мужчина и пошел к стопке бумаг на маленьком столике, написал пару строчек. — Теперь ты паж Филиппа Лавсли — Исай Губерт, которого выгнали за шпионаж в мою пользу… Впрочем, не так — тебя никто не выгонял, ты служишь у Филиппа. Пусть останется возможность маневра. Ты мой знакомый и пришел сообщить нечто важное. Отец терпеть не может Лавсли, потому что тот претендовал на руку Даниэллы, и Боз уверен, претендует до сих пор. Мы же с Филиппом довольно коротко сошлись еще года два назад, и я точно знаю, его сердце занято другой. Но не будем разочаровывать отца и не оставим его без врага-соперника.

— А если Лавсли узнает, что его имя использовали в интриге?

— Как, Исвильда? Неужели ты думаешь, что отец проявит свои истинные чувства, встретившись с ним? Станет откровенничать? О, наивное дитя! Боз будет мило улыбаться и городить чушь до небес, разыгрывая кроткую ничего не ведающую овцу. Ему в голову не придет выяснять отношения с Филиппом открыто! Да-а-а, тебе многому придется учиться. Двор — сплошное притворство. Верить никому нельзя, запомни это, и моему отцу — меньше всех, — и протянул ей свиток. — Это рекомендация Лавсли. Без документа тебя любой задержит, так что, береги его. Пока поедешь с нами, а потом у тебя будет возможность устроиться в его дом. Боз успокоит сомнения на счет тебя, и у тебя будет крыша над головой, в крайнем случае. А там, посмотрим. Все и сразу предугадать невозможно.

— Как же я пришел к вам, милорд? С этажа не выйти — стража.

— Есть окно. Сможешь? Спустишься, пройдешь через калитку слева, она не запирается, и переждешь в лесу. Там встретимся. Я объявлю, что желаю прогуляться и подъеду к ручью. Вернемся в замок вместе — подозрений это не вызовет.

— А что, я с вами на свадьбу поеду?

— Тем более. Одинокий путник — лакомый кусок для разбойников. Ты мальчишка совсем, естественно, боишься, поэтому возвращаться ко двору тебе лучше с нами, безопасней. Вопросов по этой части не возникнет. Другое дело, из какого ты рода, — Галиган задумчиво потер подбородок, разглядывая Исвильду и припоминая, кто более менее может подходить на роль ее родителей, причем так, чтобы подставной сын не столкнулся с ними.

И бровь выгнул, вспомнив подходящий род, давнюю историю, связанную с ним, страшную, надо сказать. Говорят, их замок был сожжен дотла вместе с хозяевами, графом Куртунуа, за то, что те отказали выдать за него дочь. Говорят так же, она погибла в пламени, обесчещенная графом, а с ней погибли родители и младший брат. Правда, доказательств у этих слухов нет, а граф не понес возмездия за преступление, так что вполне возможно, что все это сплетни. Однако Де Ли невидно, неслышно.

Но они вообще жили отшельниками. Поэтому живы они или мертвы — столкнуться с ними Исвильде будет трудно. Один шанс из ста.

Значит, можно использовать историю Де Ли и создать очередное чудо, заявив, что младший отпрыск знатной фамилии жив, если слухи о их гибели правдивы, но скрывается от Куртунуа. Это будет понятно.

— Ты будешь сыном Де Ли, который прячется от врага своей семьи графа Куртунуа, под фамилией Губерт. Твои родители и сестра погибли, родни нет. Ты одинок и свободен, но вынужден прятаться.

Исвильда слушала Галиган, а сама поглядывала в окно, прикидывая как лучше спуститься. Риск, конечно есть, но она справиться если будет достаточно ловка, чтоб зацепиться за проемы в кладке стены.

— Не выдумывай! — испугался за нее мужчина, видя, что та уже лезет в окно. — Сейчас веревку сделаем, я подстрахую тебя!

— Благодарю, незачем. Лучше скиньте мне тюк с тряпьем, когда спущусь, — посоветовала девушка, уже перебравшись на улицу.

— Ненормальная! — прошептал Галиган, с замиранием сердца следя, как девушка, рискуя упасть, стремится вниз, цепляясь за камни. И оттер выступившую испарину, когда Исвильда оказалась на земле. — А еще мне говорили — я безумец!

Глава 6

Когда Исвильда оказалась в лесу, в ее душу опять прокралась печаль и беспокойство.

А что если с Орри ничего не получиться? У него всего один друг — значит, он недоверчив и не станет расширять свой круг близких знакомых. Но если с ним не подружиться, не получиться расположить его к себе, проникнуть в сердце и понять что движет Орри, кто его идеалы, какую женщину он может полюбить, если вообще способен любить.

Способен, конечно, способен — в этом Исвильда уверенна.

И все равно нервничает, переживая за будущее: как оно там сложится, не окажется ли план Галиган напрасным? То, что он еще и спасает ее от Боз Даган, девушку заботило сейчас меньше всего — угроза, нависшая над ней как грозовая туча, рассеялась, как только нищая никому ненужная женщина превратилась в пажа, в дорогой, добротной одежде, слугу влиятельного господина. Даган при всем его уме и прозорливости вряд ли узнает в мальчишке ведьму, и даже если что заподозрит, то не маскарад, устроенный собственным сыном.

Решилась бы Исвильда на подобное сама?

Пожалуй нет, хотя было дело, по-первости хотелось вырядиться парнем, но слишком густые и длинные волосы под шапку не спрячешь, а обрезать жалко было. Потом же надобность прятаться отпала сама собой — она превратилась в грязную оборванку, нищенку без роду-племени и возраста. Исвильда быстро смекнула, что грязь неплохая маскировка и отпугивает похотливых гуляк и разбойников не хуже кинжала…

Девушка забралась на дуб и, достав свое сокровище, первой развернула тряпицу с именным кинжалом. В свое время дамасский клинок завораживал ее, но сейчас рождал грусть и желание расплакаться — когда-то он принадлежал ее отцу…

Девушка сжала зубы и приказала себе не думать, не вспоминать о плохом и прикрепила клинок к поясу — теперь он будет служить ей, как служил мужской части ее семьи.

Рука развернула другую тряпицу и перебрала драгоценности: жемчужное ожерелье, брошь, сапфировый гарнитур. Остановилась на кулоне матери. Пальцы потерли чуть запылившуюся оправу, знакомые до каждого зернышка узора каменья — мать носила его не снимая, считая что он приносит удачу женщинам ее рода. Исвильде вспомнился ее заливистый смех когда они играли в саду, тихие шаги, когда она приходила в детскую благословить дочь на ночь, теплый поцелуй в лоб и мерцание этого кулона перед лицом, свисающего с шеи матери на толстой витой цепочке.

Лицо Исвильды закаменело — она одела кулон на свою шею и спрятала его под колет — прости, мама.

Завернула свои сокровища в тряпицу, спрятала под одежду и слезла с дерева — сейчас не до воспоминаний. Слишком больно, слишком свежо, хоть и прошло три года.

— Орри, там опять гонец твоего отца во весь двор горланит: подать сюда мессира Даган! — объявил Гарт, прислоняясь к косяку дверей.

Оррик, мазнул по нему пустым взглядом и продолжил обедать.

— Подождет, значит? Так я и думал, — хмыкнул мужчина и присоединился к хозяину, налил себе свежей простокваши, отломил горбушку от горячего каравая.

Но поесть спокойно не пришлось — следом за Гартом на кухню прилетел стражник Хамонд и взвыл с порога:

— Милорд, избавьте меня от этого сопляка!! Он кричит как безумец! У меня уши не выдерживают!!

Орри тяжело вздохнув, бухнул кусок недоеденного мяса обратно в подливу и тяжело встал.

— Поветрие на визиты! — проворчал, двигаясь к выходу.

— Может, ворота замка заколотим? — предложил Гарт, между прочим, и быстро допив простоквашу, побежал за другом, решив доесть хлеб по дороге.

— Чего надо? — хмуро уставился на верткого мальчишку Орри сверху вниз. Гонец притих, перестав взывать его светлость пред свои очи и расшаркался в приветствии:

— Гонец милорда Боз Даган, Оррик Сингрет, — поклонился важно.

— Плевать мне на твое имя, у меня такое же, — буркнул Орри. — Чего надо, говорю, чего орешь, слуг пугаешь? — проворчал, хмуро разглядывая гонца.

Тот растерянно огляделся — где слуги-то? И чтоб он кричал тогда, требуя хоть кого-то, чтобы доложили Даган о его прибытии? Неувязка, однако.

Парень засопел, мигом разозлившись на ублюдка, который его, законного сына родовитых дворян на посмешище выставляет, еще и пенять смеет.

— Вам должно поспешить на встречу в герцогом Даган.

Тон Орри не понравился

— Я поспешу, — заверил. — Так поспешу, что мало не покажется.

Угроза подействовала, и мальчик вспомнил, что рано господина из себя разыгрывает — сник, скис, принялся носки своих сапог изучать, бубня под нос:

— Мое дело маленькое, меня послали передать вам желание герцога. Я передал.

— Вот и иди, — разрешил Орри и, развернувшись, потопал обратно на кухню, желая продолжить прерванный обед.

— А как же?… — проблеял малец ему в след.

— На лошади! — заверил его Гарт и, хлопнув по плечу, благословил в путь, сунув в руку недоеденную горбушку. — Счастливо!

— Что на этот раз надо, как думаешь? — спросил Оррика, усаживаясь за стол.

— Не знаю и знать не хочу.

— Придется.

— Не порти аппетит, он итак не к черту! — отрезал Даган.

— Почему? Что-то не припомню, чтобы у тебя с ним проблемы были.

— Я не выспался! — солгал, лишь бы друг перестал задавать глупые вопросы и лезть, куда не просят.

— Я даже знаю причину бессонницы, — хитро улыбнулся Гарт. — И сдается мне, она же является причиной требования Даган, чтоб ты срочно прибыл к нему.

— Удивил, — поморщился Орри.

— Ага. Значит, нас одна мысль на двоих посетила.

— А другая в голову не придет. Эта была? Не соло нахлебавшись, ушла? Ясно, что Боз решил мне нравоучения о супружеском долге почитать, а не приз в виде сундука с золотыми выдать за терпение да послушание.

— Ну, за таким счастьем спешить не стоит.

— Я и не собираюсь. Поем, с мельником дела улажу.

— Сено опять же перекидать надо, — согласно кивнул Гарт, понимая, к чему клонит друг.

— Вот, вот, — лениво качнул в его сторону кружкой Орри. — А то все брось и беги. Сбегал в прошлый раз, благодарствую, — грохнул кружкой о стол, насупился.

Покоя ему не давало, как там старуха.

Штучка она та еще, но все ж не по-человечьи с ней он обошелся. Надо было хоть «здравствуй» и "до свидания" сказать.

Но опять же, как скажешь — это же видеть ее придется, от омерзения тошноте отдаваться. И неизвестно еще что она хотела, заявившись.

Пыф!

Нет, к черту все, надо собираться да срочно к герцогу Ламберту подаваться на заработки, искать влиятельных сеньоров, платить им и освобождаться от этой постыдной женитьбы.

`И как я мог согласиться'?! — вздохнул в сотый раз и в сотый же ответил: `Верфул. Негоже родовое гнездо на произвол судьбы кидать. Деду бы то не понравилось, а у меня долг перед ним. И перед Гартом'.

— Ничего, сдюжим. Поеду к Ламберту. Пока развод выхлопочу, другую жену пригляжу.

— На сильно знатных не зарься, толку не будет. Говорил тебе уже — смотри на не высокородных и кичливых, а на богатых, но незнатных. Они к деньгам своим как раз титул ищут, а ты все ж Даган.

— За то золото что у них в сундуках спрятано, они любую самую гордую и высокородную фамилию купят. Тот кто при дворе короля пасется, как правило лишь родословной своей и гордиться, да дырами в штанах щеголяет.

— Да-а, — вздохнул Гарт. — Выходит опять тебе на уродине или перестарке жениться придется.

— Да, — вздохнул Орри, совсем скиснув. — Видать судьба у меня такая.

— Можно еще вдову взять.

— За богатыми вдовами охота еще больше, чем за незамужними наследницами. На все готовое желающих немало прийти, да не к какой-то неженке, что семейной жизни не знала, а к зрелой, домовитой да умелой. Мону Брукберти вспомни. Сорока дней не прошло, как Федерико схоронила, а уже три предложения руки и сердца получила.

— Еще бы! Угодья Брукберти богатые, замки добротные, хозяйство справное. Мона — красавица, умница, а за спиной родня — тетки да дядьки в самых видных королевских домах Европы пристроены. Ха! Я б тоже ждать не стал, с момента похорон соловьем заливаться начал, хороводы вокруг нее водить и в любви объясняться. Бабы-то известно, ушами любят. Наплети вздора до небес и твоя.

— Не все Гарт.

— Ай, да не говори…

— Берту свою вспомни, — а сам о совсем другой задумался — было дело, встретился он в своей жизни с видением, которому песни о любви до хрипоты бы пел, луну с неба достал, любой бы взял и не покаялся, и из себя бы вывернулся, а обеспечил, защитил…

Да, что мечтать?

Было и прошло.

Тогда он девушке и слова не сказал, смотреть в ее сторону и то боялся. Та его не заметила, поди. А если и заметила, то приняла за угрюмого, неуклюжего, немого придурка, не иначе. Правильно — как вспомнит себя, от стыда до сих пор щеки горят.

`Вернуть бы хоть миг', - вздохнул тяжко и встал: `хватит ерундой заниматься, более важные дела есть'.

Гарт внимательно посмотрел на его хмурую суровую физиономию и, заподозрив неладное, заявил:

— Поеду с тобой. Пригляжу, а то чую, устроишь ты отцу битву под Иерусалимом, или опять во что вляпаешься. Нам бед хватает…

— Хватает, поэтому за Верфул лучше пригляди.

— Проспер да Хамонд здесь, присмотрят. Небось, за наше отсутствие он не рухнет.

Галиган задерживался и Исвильда заняла время ожидания сном, пристроившись в кустах у старой сосны, недалеко от ручья. Хорошее место, безопасное.

Галиган уже приготовился занять место в седле, как увидел незнакомого сеньора в черном с типично служивой наружностью — не иначе посыльный бальи. А что ему надо здесь? Тяжб у отца не было — это Галиган точно знал. И побледнел, подумав, что Даниэлла или ее родственники передумали и отказную, чтоб шума меньше было, через судью шлют.

Хотя подумать — с чего светскому суду несостоявшейся свадьбой заниматься? Но иного в голову не шло, и Галиган поспешил в тревоге за посыльным. Однако в залу к отцу его не пустили, чем еще больше растревожили душу. Герцог напрочь забыл о Исвильде, ждущей его в лесу и принялся бродить по коридору, не зная куда деть себя от тревоги. В голове уже роились мысли одна отвратнее другой и сердце сжимало в предчувствии чего-то ужасного.

Отказа, конечно, отказа, потому что ничего ужаснее этого Галиган не предствалял.

Его вызывали к бальи.

Какого черта и почему именно сейчас кому-то в голову пришло затеять этот процесс и ворошить дело, давно покрытое мхом забвения?

Кто настолько ненавидит его, что решился скомпрометировать накануне свадьбы сына?

Что хотят? Расстроить ее? Обвинить Боз черт знает в чем?

Что же делать?

Герцог Даган хмуро обозревал пространство внутреннего двора замка, слушая постановление суда, зачитываемое посыльным.

Свидетель, — резануло по уху, и Боз еле сдержал вздох облегчения.

Значит все не так плохо и если повести себя с умом, то и на столь скандальной почве можно получить изрядную долю выгоды. Правда, поступиться кое-чем придется. И подсуетиться, чтобы заваренная кем-то каша не выползла из котла.

И кто, кто мог затеять столь трудоемкий и, по сути, бесперспективный процесс? С протекции ли короля? Последнее было бы очень скверно.

— Кто обвинитель? — спросил не оборачиваясь.

— Прошу извинить меня милорд, но дело разглашению не подлежит, потому как находится под личным контролем нашего многоуважаемого короля Гая.

Даган до хруста сжал зубы, чтобы не накричать в ярости и от страха на слугу.

— Мой сын женится и король естественно в курсе. Я не могу ехать.

— Его Величество просит вас всего лишь о содействии в восстановлении справедливости. Вы встретитесь с ним в его резиденции, где и планируется провести торжественные празднества в связи со свадьбой миледи Даниэллы.

Какая честь! — передернуло Даган. Ему показалось, что его загоняют в силки.

— Хорошо. Я выеду завтра утром.

— Мое дело передать распоряжение короля и бальи, а решать вам.

Герцог покосился на посыльного: послышалось или тот действительно угрожает? Лицо мужчины ничего не выражало, но Даган понимал, что ничего это не значит, кроме одного — хороший слуга, вымуштрованный. На Боз глянь, тоже само спокойствие, а в душу б заглянули — ожгло. Ад там стоял и жег в пламени злобы каждого заподозренного в том, что происходит.

— Я прибуду на суд вовремя.

Посыльный слегка поклонился и вышел из залы.

Боз дал выход эмоциям и опрокинул стул, отшвырнув его в стену над камином:

— Дьявол всех побери!!

— Отец? — испугался влетевший в покои Галиган.

— Ты что здесь делаешь?!!

— Пошел за этим человеком, — кивнул в сторону выхода, настороженно поглядывая на мужчину. — Что он хотел? Плохие вести? — с беспокойством заглянул в глаза отца. Тот поспешил отвернуться и взять себя в руки.

— К тебе это не имеет отношения.

— Даниэлла?…

— Нет. Свадьба состоится! Король удостоил вас чести провести торжество вашего венчания в своем замке!… Другое дело, что ты поедешь без меня. С Орри. Он присмотрит за тобой и обеспечит охрану. Сильно к нему не цепляйся. Я постараюсь быть на свадьбе… Нет, я обязательно буду присутствовать на венчании.

— Куда ты уезжаешь? Когда? Зачем?

— Перестань задавать дурные вопросы! Надо и еду, а куда — не твое дело! Думай как очаровать невесту и побыстрей заделать ей сына! Это твой долг, главная задача на ближайшее время!!

— Не кричи, я прекрасно слышу, — спокойно заметил Галиган, вновь почувствовав покой в душе. — Ты нервничаешь? Почему?

— Я сказал, не задавай мне вопросов!!

— Хорошо, — пожал плечами мужчина. — Я пойду. Когда уезжаешь?

— Завтра рано утром. Орри явился?

— М-м-м… Не знаю…

— Ну, так узнай!! И прикажи явиться своей сиделке сюда, сейчас же!!

— Ее нет отец, и не кричи, а то заболеешь.

— Что? — герцог побледнел, и казалось, сейчас рухнет в обморок.

— Отец? — растерялся Галиган и протянул руки, желая придержать от падения родителя, но тот откинул их и процедил сквозь зубы, злобно сверкнув глазами:

— Позови Миррона.

— Хорошо, — и попятился испугавшись страшного от злобной судороги лица герцога, вылетел прочь из залы и прикрыв дверь прислонился к ней, чтоб перевести дух.

Он-то думал, внутри него сидит монстр.

Ерунда, то чудовище что живет в отце — вот воистину настоящий монстр.

Нет, он поостережется приводить Исвильду в замок. Как бы не напугалась девушка, Галиган-то привычен, сколько раз уже приступы ярости видел, монстру отца в глаза смотрел, и все равно, не по себе. А каково будет Исвильде?

А Даниэлле?

Решено, в замок после свадьбы они не поедут — будут жить в ее вотчине.

Молодой герцог передал приказ Даган слугам и пошел к себе, чтоб взять теплый плащ — Исвильде придется заночевать в лесу от греха, а ночи нынче прохладные.

Глава 7

Девушку разбудил шум шагов и тихий зов:

— Иволга?

Галиган — сообразила, потерла лицо ладонями, сгоняя дремоту. Вылезла из кустов, ежась от прохлады вечернего воздуха:

— Здесь я.

— Замерзла? — накинул ей на плечи плащ.

— Есть немного, спасибо, милорд.

— Да будет тебе, величать меня, — нахмурился и сел на землю, уставился на журчащую ленту ручейка. — Придется тебе сегодня переночевать в лесу.

— Что-то произошло? Ты расстроен. Что случилось, Галиган?

— Ничего, кроме того, что отец в ярости. Тебя ищет.

Исвильда опустилась на траву рядом с мужчиной и обняла колени: страшно стало.

— Здесь тебя не найдут, — заверил Галиган. Девушка кивнула, но не согласилась с ним и решила отойти подальше от ручья. Если ее где будут искать, то в-первую очередь здесь.

— Утром отец уедет — приходи в замок, проси вызвать меня.

— Ага, — ответила без оптимизма. Дожить бы до утра.

— Он не из-за тебя зол — из-за вызова к бальи, в суд, накануне свадьбы.

— Что за суд?

— Не знаю, но судя по отцу, весть для него неприятна и неожиданна. Он явно в ярости и в страхе. Мебель ломает. Глаза… Не надо тебе его таким видеть.

Исвильда задумалась:

— Часто с ним приступы ярости случаются?

— По всякому.

Она кивнула. Теперь ей стало ясно в кого сыновья Боз. Ей еще тогда мысль в голову закралась — как же так, мать сумасшедшая, а пострадали сыновья? По логике — дочери должны были болезнь унаследовать, а здесь — сыновья.

Орри ее сбил с толку. Абсолютно нормальный, смышленый, добрый.

Незаконнорожденный? Вот и ответ — может и так, но явно не Даган. Может?…

— А дед твой таким же был?

— Не знаю. Мы редко виделись — они с отцом повздорили крупно.

— Понятно.

А сама подумала, что надо будет обязательно со стариком сторожем замка Верфул побеседовать на предмет родословной. Он-то точно знать должен, откуда внебрачный сын да еще такой ладный у бесноватого Даган появился.

Хотя, какая разница? Дело итак ясное.

— Мать свою помнишь?

— Смутно. Отец рассказывал, что она в припадке хотела сбежать из дома и прихватить с собой Фелигора, но слуги вовремя всполошились, настигли ее. Она со стены спрыгнула, вместе с моим несчастным братом.

`Странно ее слуги настигли', - задумалась девушка.

— Зачем спрашиваешь? — посмотрел ей в глаза Галиган.

— Любопытно. Как можно настигнуть женщину — госпожу, с ребенком на руках, да еще безумную, на стене? Слуги не понимали, что она может совершить?

— Мне самому хотелось бы знать, — бросил хмуро мужчина. Видно это больная тема для него была, хоть и прошла тьма лет.

— Прости, я лезу не в сове дело, — погладила его по руке.

— Ничего, — улыбнулся вяло. Взгляд скользнул по фигурке девушке и наткнулся на незамеченную прежде деталь — кинжал в дорогих ножнах. — Откуда? — заподозрил ее в воровстве.

— Нашла.

— Где же такие дорогие вещи веляются? — прищурился недобро, забирая оружие, осмотрел его придирчиво и задумался — вензель на рукояти, что-то напоминал ему, но что — вспомнить Галиган не мог.

— Он не валялся, а был воткнут в пень около потухших углей. Видно какой-то знатный сеньор ночевал да его и оставил, забыв.

— Здесь? — уточнил.

— Нет, далеко отсюда.

— Давно нашла?

— Давно.

— Что ж с собой не носила?

— Представь нищенку с таким дорогим оружием — что подумают? Тоже что и ты — украла. Я его под корнями прятала, на всякий случай. Вот случай и пришел — пригодилась находка.

Галиган пристально посмотрел на девушку — та взгляда не отвела и смотрела открыто и как всегда бесхитростно, но недоверчиво. Как ребенок, который стал взрослым не успев понять, что такое детство.

В эту минуту мужчина поверил ей и тихо спросил:

— Сколько тебе лет?

— Ай, милорд, разве даму спрашивают о возрасте?

— Ты паж.

— Тогда мне четырнадцать лет.

Галиган кивнул, задумчиво разглядывая ее: "что-то в ней не так" — билось в голове. Но что — понять не мог, как не мог вспомнить, где видел тот вензель, что выгравирован на рукояти находки Исвильды. А ведь он видел его, точно видел.

`Потом вспомню. Память штука странная: ее мучаешь — она молчит. Бросил, плюнул — она вдруг все, что достать не мог выдала', - решил Галиган. Кинжал девушке отдал и поднялся.

— Пойду. Боюсь, хватятся меня или Оррик приедет да отцу под горячую руку попадет. Ума хватит подраться у обоих.

Уже к коню подошел и досадливо хлопнул себя по бедру вспомнив, о чем и не подумал, когда в лес собирался:

— Я же провианта тебе не взял!

— Ничего, за одну ночь от голода не умирают, — успокоила его Исвильда.

— Прости, Иволга, потерпи.

Девушка лишь отмахнулась — нашел из-за чего переживать. И не такое она проходила и выжила. Сейчас тем более жить будет.

Ведьму не нашли и Даган вовсе впал в приступ безумия.

Что он думал, выпуская ее из вида?! На что надеялся, желая придержать ее, а не убрать сразу?!

Болван! Нужно было действовать немедля!

Убрать, сейчас же убрать ее, чтоб не могла рта открыть и навредить Даган!

А Орри заплатит за развод.

— Найти и убрать любой ценой!! — приказал Миррону, щедро оплатив будущую работу. То, что он найдет плутовку, герцог не сомневался — тому и не такие задания по плечу были. — Возьми кого надо из людей! Завербуй, оплати! Но она должна быть мертвой и быстро!!

— Не беспокойтесь, милорд, сделаю, — степенно поклонился мужчина, зажав в ладони кошель.

— Если вывернешься и представишь дело как семейное… — прищурился на него Боз: понимаешь о чем толкую?

Тот медленно кивнул, не спуская с мужчины глаз.

— Оррик.

— Да. Сделаешь его крайним в этом деле — получишь еще кошель.

`Щедро', - поклонился мужчина: `но хватит ли у герцога средств? Сомнительно.

Хотя Галиган удачно женит, значит, часть приданного невесты думает к своим рукам прибрать. Что ж', - Миррон взвесил на руке кошель и улыбнулся.

— Постараюсь, милорд. Подставить человека нетрудно, тем более такого горячего, как ваш сын.

— В лесу темнеет быстро. Надо было раньше выехать, — заметил Гарт, направляя лошадь вслед всаднику.

— Нет, надо было дома остаться, — бросил ему через плечо Оррик.

— В прошлый раз остался — ты в историю попал. Больше не хочу, спасибо.

— Будешь мой хвост изображать?

— Буду, если надо.

— Может, еще с ложки кормить начнешь?

— Не ворчи.

— Что ты! Не знаю как отблагодарить тебя за заботу и участье! — кинул Оррик с сарказмом.

— Давай остановимся и заночуем — в благодарность. Темно совсем, так заблудиться недолго.

— Мы даже до ручья не добрались.

— Когда доберемся, смысла ночевать в лесу не будет. От ручья до замка Даган рукой подать.

— Двумя.

— Ну, двумя. Давай остановимся.

— Отец будет в бешенстве, — без особого огорчения заметил Орри.

— Он уже спит наверняка. А мы приедем глубокой ночью, начнем биться в ворота, перебудим стражу, разбудим его — вот тогда он точно вне себя будет.

Орри и сам не прочь был отдохнуть — устал за суетный день, поэтому недолго раздумывал на словами друга:

— Найдем подходящее место для ночлега, остановимся, — пообещал.

Гарт в темноту справа рукой указал:

— Видишь еле заметный огонек? По-моему кто-то уже нашел приличное место для стоянки. Присоединимся?

— Кто бы это мог быть? — удивился Даган.

— Вряд ли разбойники.

Орри согласился: разжигать костер в лесу ночью, чтобы привлекать к себе внимание будет либо очень смелый, либо глупый человек. Разбойники же свое логово охраняют и были бы это они, Гарт и Орри уже бы познакомились с ними.

Даган направил коня в сторону костра.

Друзья замерли, разглядывая в отсвете костра лицо молоденького несмышленыша, что мало развел огонь так еще и заснул.

Орри спрыгнул с коня, стараясь не шуметь, привязал его у сосны и присел над закутанным в добротный плащ мальчишкой, что в беззаботности своей мог лишиться головы, случись другим прийти на свет огня.

— Молодой еще, беспечный, — шепотом заметил Гарт, оправдывая мальца.

— Злым людям все равно на прожитые годы, — так же шепотом парировал Орри, не спуская взгляда с нежной кожи ребенка. Если б не короткие волосы, припачканная сажей щека и сапожки, выглядывающие из-под края плаща, он бы подумал, что перед ним девушка, причем очень напоминающая одну особу из его прошлой жизни.

— Прихорошенький какой. От девиц, наверное, отбоя нет, — хмыкнул Гарт, подкидывая в костер валежник.

Орри же думал совсем о другом разглядывая мальчика:

— Чего он один здесь делает? Гонец?

— Разбуди, узнай.

— Жалко, спит сладко. Ладно, — поднялся. — Нам тоже поспать не мешает.

Однако не спалось. То ли мысли заснуть не давали, то ли прохлада, пробирающая до костей, то ли предчувствие тяжелого разговора с отцом, а может мальчишка, разбередивший память.

Гарт давно спал и ворочался во сне, похрапывал. Мальчик тихо сопел и даже не шевелился, словно примерз к одному месту, а Даган все лежал и смотрел на звезды, что виднелись сквозь кроны деревьев.

Еще в детстве он заметил, что только небо дарит ему успокоение и уверенность в собственных силах. Любые печали, самые тяжелые беды и неприятности отступали перед его глубиной и бескрайностью, чистотой и нежностью, что не встретить в чистом виде на земле.

Может затем оно и лежит над головой человека, чтоб тот хоть иногда вспоминал о высоте чистоты, что не спустится на грешную землю, но может быть достигнута в конце земного пути? Ведь говорят же священники, что все люди уходят на небо. Но как не хочется и там встречаться с Боз Даган и другими, которые по мнению Орри заработали ни хрусталь небес, а черноту подземных пещер.

Но ему ли судить о том?

Что он сам заработал — небо или подземелье? Сколько раз мечты увлекали его вверх, и сколько раз опускали на землю в обыденные дела, ставя крест на любых чаяньях?

Сколько мертвецов на его душе? Сколько нелицеприятных поступков? И где гарантия, что не будет еще одного, учитывая, что его опять вызвал Боз?

Даган перевернулся на бок, положил руки под голову и закрыл глаза, приказывая себе спать.

Разбудил его шорох, и чувство что кто-то на него смотрят. Воинские привычки сколько бы их не затеняли заурядные дела и мирная жизнь, никуда не уходят, они лишь засыпают, чтоб проснуться в нужный момент, напоминая хозяину — рано расслабился, и подгоняя — хочешь жить? Борись, действуй.

Инстинкт сработал сам собой — Орри еще не открыл глаза, а мышцы уже напряглись, рука крепко сжала кинжал, положенный рядом с вечера.

Мужчина резко сел и уставился на охотника тревожить чужой сон, предупреждающе держа оружие наготове. Но противника не нашлось и нападать никто не собирался — на Орри испуганно таращился малец, пытаясь видно сообразить, что он сделал плохого сеньору?

Наверное, Орри выглядел устрашающе, потому что парень испугался не на шутку и даже когда мужчина спрятал кинжал и мирно представился, тот все таращился на него и молчал.

Дурачок какой, — качнул головой Орри, разглядывая мальца: богатая одежда, знатный кинжал на поясе. Парень явно из богатой семьи или служит богатому господину, но надо же быть таким беспечным, чтоб приглашать к костру любого страждущего и выставлять на обозрение свой достаток?

— Спасибо за приглашение, — кивнул ему.

— Кк-акое?… — хлопнул ресницами мальчик.

— Ты костер разжег, предлагая разбойникам свой дорогой кинжал или приглашая нас, чтобы не мучались в темноте?

Мальчик замотал головой ничего не понимая, покосился на Гарта. Тот начал потирать глаза, зевая ото сна, но уже проснулся.

— Неужели тебя не учили, что жечь огонь в лесу опасно? — спросил Орри поднимаясь. Светало, и пора было двигаться к замку.

— Х-холодно было.

— Да, ночи в наших местах довольно прохладны. Но в следующий раз, выбирая меж своей головой и возможностью немного замерзнуть, уповай не только на Мадонну, но и на себя. Ты чей? Какая надобность заставила тебя в лесу ночевать?

— Я…И..Исай.

— Исай? — покосился на него Орри. Что за имя?

— Исай Губерт, паж его высочества герцога Филиппа Лавсли.

— О-о! Слуга какого высокородного господина забрел в наши края! — улыбнулся Гарт. — Я тоже слуга, но по доброй воле, этого вот господина, — кивнул на Орри, поднимаясь. — И я точно знаю, зачем еду и почему ночую в лесу, и спина моя прикрыта другом, а вы молодой человек, об этом не думали?

— Н-н-нет.

Орри лишь вздохнул, умиляясь недальновидности и беспечности подрастающего поколения

— Чему же вас учит ваш господин, сэр Губерт?

— Кстати я знавал одного Губерта. Шалуном его прозвали. Отменный был вояка, но наивный как дитя — открыл свою спину врагу, уверенный, что раз сам сражается по чести, то и с ним тем же способом обходиться станут. Как же! Пал в битве под Иерусалимом. Не ваш отец? — спросил Гарт.

— Нет, — нахмурился парень. — Я прекрасно знаю, что поступил необдуманно, но врагов у меня нет, и разбойников здесь тоже невидно. А добрые люди… вы ведь добрые люди? Не страшны.

— Малыш, доброта понятие относительное, — снисходительно заметил Орри, отвязывая коня от ствола.

— Так что же вы здесь делаете, мессир Губерт? — решил узнать Гарт.

Мальчик молчал, разглядывая Даган. Он словно гипнотизировал его.

Фогин помахал перед его лицом рукой, но не добился никакой-то реакции и, пожав плечами, пошел к своей лошади, кинув на ходу другу:

— Смотри, как бы твоя бредовая идея не получила осуществления в жизни.

— Ты о чем? — озадачился Орри и получил многозначительный взгляд и кивок в сторону мальчика:

— Смотрит на тебя, как влюбленная девчонка, — пояснил тихо, чтобы не оскорбить ненароком пажа. Орри зыркнул на Исайя, вскочил в седло, но уезжать не спешил — в голову закралась мысль: почему нет? Почему правда не использовать мальчишку в своих целях, выставив перед отцом как своего… Тьфу!

И постучал пальцем по лбу, глянув на ухмыляющегося Гарта.

— Твоя мысль, — хохотнул тот. Направил лошадь в сторону друга и шепнул, качнувшись к уху. — Я слышал, таких при дворе много. Развращают по малолетству, а потом…

Орри брезгливо поморщившись, отодвинул Гарта от себя и покосился на мальчика. Тот казался расстроенным и подавленным.

— Мы уезжаем, спасибо за ночлег.

Иса кивнул, отводя взгляд.

— Странный малый, — направил свою лошадь прочь Гарт.

— Несмышленыш, — заступился за него Орри, присоединяясь к другу.

— С какой радости ты его оправдываешь? Понравился?

— Знаю, каково быть пажом или оруженосцем знатного человека. За ними совсем не смотрят, но каждый норовит обидеть.

— Лучше б чему-нибудь научили.

— Сами учатся. Приходится. Особенно когда господин богат и знатен как Лавсли. Таких дурачков больше десятка набирается и каждый друг перед другом бахвалится, козни строит, задирается. Тут поневоле драться научишься, как ненавидеть и дружить.

— Да уж. Но этому малышу с дружбой не повезло — один. Кстати, он так и не сказал, что здесь делает.

— Может это великая тайна его господина? — Орри обернулся и заметил одинокую фигурку, двигающуюся за ними. — Похоже, он направляется в Даган.

— Предлагаешь взять с собой? Только с сопляками возиться нам не хватало!

Но Орри уже решил, руководствуясь одним из своих правил: почему не помочь, если можешь?

— Идите сюда, мессир Губерт!

Иса подбежал и уставился на мужчину, как на учителя — с уважением и готовностью внемлить словам. Гарт усмехнулся:

— Ты не отразимо действуешь на женщин и мужчин.

— Не говори ерунды, — отмахнулся тот и спросил парня. — Вы направляетесь в замок Даган?

Иса кивнул.

— Тогда прыгайте, — качнул головой себе за спину. — Мы тоже едем в Даган.

Парень без раздумий принял приглашение и поспешил забраться на лошадь Орри, но был настолько неуклюж, что чуть не свалил того на землю.

— Что за дурачок, — умиляясь и удивляясь, усмехнулся Гарт. — Я в вашем возрасте был более ловок.

Мальчик лишь носом шмыгнул. Вцепился в протянутую Орри руку помощи и в его одежду, и, наконец, забрался на коня. Обнял мужчину и тяжко вздохнул.

— Э! Ты меня ни с кем не спутал? — дернулся Орри, пытаясь ослабить объятья мальца, взгляд прошел по лицу и остановился на кинжале.

Где-то он видел и то и другое. Нет, точно видел и точно знает где, но может ли такое быть?…

Гарт рассмеялся, лукаво поглядывая в лицо друга, что пошло пятнами от раздражения и смущения. Иса чуть отстранился от мужчины, но хватку не ослабил. Орри покосился на него, желая повторить свои слова более грубо, но понял, что мальчик испуган и смущен.

— Ты что, коня первый раз видишь? — спросил мягко.

— Нет, — неуверенно протянул тот.

- `Нет' — буркнул недовольный мужчина, мысленно смиряясь со странностью мальчишки.

Гарт только головой качнул, смеясь:

— Повезло тебе с попутчиком.

— Сейчас ты с ним поедешь!

— Нет, уж, сам пригласил, сам и мучайся.

Оррик зубы сжал, чтобы не сорваться на крик: Гарт насмехается, мальчишка, словно младенец в грудь кормилицы вцепился, сопит в спину. `Хорошо' день начался!

Но не стряхивать мальчишку, не одергивать, ни тем более оставлять одного в лесу он не хотел. И мелькнувшее еще при первом взгляде на лицо Исы подозрение, отчего-то не спешило исчезнуть. А может, виной тому схожесть парня с образом из прошлого Орри?

Бред, конечно, но жизнь штука странная и он готов примириться с некоторыми из них, если она способна творить чудеса, и преподносить приятные сюрпризы.

А пока он присмотрит за мальчиком и решит, что делать дальше, когда поймет — демоны ли играют его воображением или правда, свершилось одно из чудес, о которых любят говорить люди, уповая на милость Божью и с этим упованием умирая.

Глупо, конечно, все что происходит — дело рук и помыслов человеческих, и не всегда чистых. Но он не из соломы делан и как-нибудь уж сможет отличить черное от белого, понять кто же играет его разумом ангел или демон, и не повторить прошлой ошибки.

Если б только Господь совершил действительно чудо и дал ему шанс.

Еще один, самый маленький и зыбкий, Орри б не упустил его.

Исвильда вжалась в спину Оррика, радуясь и этой малости и не веря, что это на самом деле происходит. Вот он, рядом. Под ее пальцами ткань его потрепанного колета, сквозь которую проникает тепло его тела. И пусть близость мужа дело временное, чувство защищенности, что он дарит, всего лишь иллюзия, и трудно назвать любовными объятьями общение с его спиной, но сейчас это есть и того довольно. Его жена-ведьма не могла рассчитывать и на эту малость.

Девушка не знала, радоваться ей или печалиться, оттого что Орри оказался не настолько прозорлив, как она думала, и не признал в ней женщину?

Но к чему спешить, чему огорчаться?

Сейчас он здесь, рядом, с ним тепло и покойно — остальное неважно.

Пусть минуту, час, но она под защитой Оррика, рядом с тем, кому можно доверять, кто не оттолкнет, не причинит боли, не втопчет в грязь ради забавы.

А может, эти качества своего избранника она придумала?

Нет, она может ошибиться, но Лемзи никогда…

Четыре года назад

Лемзи стоял у калитки и смеялся, глядя на сестру, что тряслась в седле и вымучивала улыбку, делая вид, что все прекрасно. А все действительно было прекрасно: лето, солнце, зелень травы и брат, что, наконец, приехал домой. А лошадь? С ней у нее всегда были проблемы как и с седлом.

— Лемзи! — спрыгнула с лошади, обрадованная Исвильда и кинулась на шею брата ни чуть не стесняясь хмурого незнакомца, что стоял с ним рядом, придерживая двух коней.

— Ты приехал, ты приехал!! — звенел голос девочки, летя через поле к лесу, обгоняя ветер, и радость что звучала в нем, стирала усталость с лиц мужчин, заставляя губы улыбаться, а глаза сиять, вторя счастливому звону детского голоска.

— Ну, все, все, задушишь проказница! — смеялся, кружа девочку Лемзи. — Что о тебе подумает мой друг, а?

— Что я очень люблю тебя! — Исвильда глянула на лицо незнакомца и встретилась с его взглядом, в котором недоверчивость и восхищение, удивление и печальная зависть, сплелись воедино, окрашивая лицо в угрюмые краски одинокого человека, которому не довелось на себе испытать подобную радость от встречи, которого видно не ждали и не любили, как Лемзи.

Девочка, выпустила шею брата, смутившись своей несдержанности, что видно причинила невольную боль незнакомцу и потупилась, рдея от стыда.

— Познакомься Орри, моя дорогая сестрица Исвильда, ей минуло тринадцать и она мнит себя взрослой женщиной, — с долей насмешки, но с нескрываемой гордостью и любовью представил ее Лемзи другу. Тот неуклюже поклонился, не зная, куда деть узду. Растерянный взгляд то устремлялся к лицу девочки, то скользил в сторону.

— Мессир Оррик Даган, мой лучший друг и воин, равных которому нет в королевстве, — представил его сестре Лемзи и Даган вовсе растерялся, смутился, почувствовав пытливый взгляд девочки на своей физиономии, что предательски покраснела. В эту минуту он готов был рявкнуть на весельчака Лемзи: какого черта ты городишь?! Но слова застряли в горле.

Исвильда поклонилась мужчине и не сдержала улыбки — тот показался ей чудаком и неуклюжим рохлей, способным краснеть как девица и протирать лошадям копыта взглядом.

— Воин? — с лукавой улыбкой переспросила брата.

Тот обнял ее и повел в замок, доверительно поясняя по дороге, шепотом в ухо, чтобы еще больше не смутить Орри:

— Не обращай внимания на его неуклюжесть, он не светский фанфарон и более привычен к общению с мечом, чем с дамой. Но, поверь мне, сестренка, именно таким и стоит доверять в трудную минуту. Запомни его и если что, обращайся. Он никогда не откажет и не предаст.

Слова брата проникли в душу девочки холодком плохого предчувствия, а серьезный тон, озаботил:

— У нас неприятности?

— Да, ты слишком быстро растешь, — серьезно ответил Лемзи.

— Разве это плохо?

— Плохо, что у тебя один брат и тот в разъездах.

— А как же Максимильян?

— Пока он подрастет, ты будешь уже под защитой мужа и дай Бог, чтобы он оказался достойным человеком.

— Ты не сватать ли меня собрался? Может привез отцу предложение о хорошей партии? — покосилась на Орри и опять встретилась с ним взглядом, смутилась своих мыслей: хорошенький, но глупый и старый.

— Нет, дорогая моя, достойную тебя партию найти трудно. Хотя, я бы смело посватал тебя за Оррика, но это невозможно. Да и отец давным-давно решил, что мужа ты выберешь себе сама.

— Ты вздыхаешь, словно жалеешь о том и готов поспорить с отцом.

— Представь, готов. Ты похорошела за этот год, что мы не виделись, настолько, что даже я, твой брат сражен твоей красотой. А скажи, не появился ли у тебя рыцарь сердца?

— Что за глупости, Лемзи, — рассмеялась девушка.

— Действительно, вас по-прежнему увлекают лишь уроки матушки: травы и общение с лесными жителями. Ах, колдунья, твое сердце также занято раненым да попавшим в беду зверьем? Что ж, я рад за них… и за тебя. Оставайся малышкой по-дольше, Исвильда, зверь человеческий куда страшнее зверя лесного…

Исвильда ничего не поняла тогда и по наивной беспечности отмахнулась от странных слов брата. Орри же почти не запомнила — он не сказал ей и слова за те сутки, что провел в замке и был неприметен, как их священник, робкий и немногословный отец Кассель, что целыми днями молился Мадонне…

— Что вы забыли в замке Даган, мессир? — спросил Орри, обрывая воспоминания Исвильды.

— Дела, — а что еще сказать?

Орри кивнул.

— Служите у Лавсли?

— Да.

Насколько Оррик помнил, тот претендовал на руку Даниэллы, невесты Галиган — не это ли служит причиной визита парня в Даган?

— Давно служите?

— Да.

— Сколько же лет?

— Три года, — солгала несмело.

Орри задумчиво покосился на мальчика: три года. Случайность?

— Можно ли посмотреть на ваш кинжал?

— Зачем? — насторожилась девушка.

— Любопытно.

Отдать? Он все поймет и что тогда?

Нет, что может же он помнить о мимолетной встрече почти пять лет назад?

Хотя Лемзи говорил, что память у его друга удивительная.

— Вам жалко? Не беспокойтесь, я не отбираю у слабых, — протянул руку Оррик, лишая колебаний пажа. Ничего не оставалось как вложить кинжал в руку Даган.

Тот оглядел узорную рукоять и внимательно изучил знакомый ему фамильный вензель.

— Ваш? — уточнил, отдавая обратно. Ни взгляд, ни жест не выдали подозрение.

— Нашел.

— Давно?

— Давно.

Оррик кивнул, но не поверил — слишком неуверенно заявляет о находке парень, и взгляд прячет и смущается, и рука крепче сжала ткань колета, словно хотела вцепиться в кожу Орри. Тот поморщился и хотел ослабить хватку, оторвав руку мальчика, но лишь посмотрел на впившиеся в колет пальцы и не посмел.

Черт знает, что! Куда я на этот раз вляпался? — качнул головой, прекрасно понимая, что теперь не выкинуть Исайя ни из головы, ни из своей жизни. Долг другу, который он бы был рад отдать много раньше, пришло время платить сейчас.

Жаль, что мертвому, и все же спасибо Господи, что хоть мертвому заплатит.

Что ж, он его не подведет и не обманет.

Исвильда, буквально прилипнув к Орри, тяжело вздохнула ему в спину, с трудом сдержав всхлип — может это конец ее мытарств?

Может, она конечно не права, заставив его жениться на себе, но как еще обрести его защиту, приблизиться к нему, войти в его дом? Ту ведьму он бы не пустил, а девушке негоже жить под одной крышей с мужчиной не с родственником, не со стариком. Все равно бы этим дело кончилось — к чему было тянуть? И потом, отец сказал "выбирай мужа сама" — она выбрала и уверена — родители и братья порадовались бы ее выбору.

А то, что Оррик незаконнорожденный, значения не имеет. Как неважно род, племя звание, статус и богатство. Для Господа же все равны: варвар и кельт, богач и бедняк, так отчего людям в голову приходит делить друг друга по глупым условностям? Душа-то у всех одна, Богом даденная, чистая, ангельская. А вот скорлупа у нее порой как кожура ореха — грубая да черствая. Бьешься в такую, а та как броня литая. У одного крепче стали, у другого тоненькая да хрупкая как листик и все потому, что внутри душа одинаково чувствительна, но один научился закрывать, другой нет. И кто прав, кто виноват — вопрос не к Господу, к законам жизни, которые люди сами создали.

Исвильда глаза закрыла, блаженствуя под защитой близости Даган. Впервые за долгие годы ничего больше ее не беспокоило, ничего не надо было, зато отдать за эту минуту абсолютного покоя и умиротворенности — цену которую только путем горьких уроков она смогла узнать, девушка была готова жизнь. А случись Оррику оттолкнуть ее и лишить того, Исвильда бы завыла как в тот день, когда рухнула вся ее жизнь вместе со стенами родового замка.

Оррик лишь головой качнул, жалея мальчика и искренне недоумевая, зачем Господу устраивать невинным созданиям тяжелые испытания. Они-то в чем перед ним провинились?

Глава 8

Боз Даган рвал и метал, не зная где взять Орри.

Эскорт герцога был готов к выходу, а ублюдка до сих пор не было, хоть тому и приказали явиться еще вчера!

— Едет, едет! — влетел в покои Даган запыхавшийся слуга.

— Сейчас же веди его ко мне!

— Он не один…

— Мне нужен только он!! — рявкнул герцог на глупца, который не мог понять простой вещи.

Парня вынесло за дверь.

— Что это их всполошило с утра пораньше? — удивился Гарт распахнутым воротам и суетящимся стражникам и слугам. Обычно такими толпами в праздник и на ярмарку собираются. — Столпотворение. К добру ли?

— Мессир Оррик! Мессир Оррик! — замахал руками щуплый паренек, призывая мужчину к вниманию, ринулся чуть не под копыта лошади, схватил ее под уздцы и заверещал, как испуганная сорока. — Милорд ждет вас немедля! Гневается! Поторопитесь, мессир! Вас еще с вечера ждали! Где же вы пропадали?! Побыстрей же мессир!

Орри облокотился на холку лошади и холодно уставился на слугу, внимательно слушая его крики, а потом лениво объявил:

— Приготовь завтрак. Я и мои друзья голодны.

Парень потерял дар речи, лицо вытянулось от возмущения:

— Да, что вы, мессир Оррик! Вас ждут!

— Плевать! — слез с коня и недовольно уставился на слугу. — Ты слышал? Мы голодны!

Исвильда сползла с крупа и, не удержавшись, плюхнулась на землю усыпанную соломой — ноги не сдержали, закостенев за время пути в форме циркуля, да и лошадь помогла — толкнула корпусом.

Гарт фыркнул:

— Ах, какой знатный конник!

Орри услышав замечание друга, обернулся, чтобы понять о чем речь и не увидел Ису.

— Я тут, — несмело пискнул тот. Даган глянул вниз и нахмурился:

— Какого черта ты делаешь на земле?

— Ноги, мессир, не сдержали, — вяло оправдался мальчик и попытался встать. Эти маневры уже насмешили не только Гарта, но и челядь герцога Даган. Стражники и слуги дружно захохотали, заставляя Ису гореть от стыда и смущения. Спас его Орри, без церемоний подняв за шиворот и поставив рядом:

— Что за неуклюжий дурачек! Ты что, совсем не знаешь, как с лошадьми обращаться? — качнул головой.

— Простите, мессир, у нас с ними разный язык…

— Я о другом!

— Мессир Оррик! Прошу вас, пойдемте! — взвыл опять слуга.

— Иди, мы на кухне подождем, — заверил его Гарт. Даган нехотя двинулся за слугой. Иса же юркнул в сторону и, петляя, помчался в замок, мечтая как можно скорее оказаться в покоях Галиган, потому что вслед ему раздавался хохот.

Гарт лишь рукой махнул: ну, его, несмышленыша, и кинув поводья слуге потопал на кухню — есть и правда, хотелось.

— Я ждал тебя еще вчера! — вместо приветствия громыхнул Боз. Орри сделал вид, что оглох в пути сразу на оба уха и, как ни в чем не бывало, протопал к столу отца, налил себе полный кубок вина.

— Ты меня слышишь?!

— Ага, — выпил под грозным взглядом отца и сел на скамью. — Я только и делаю, что езжу к тебе, а мне за хозяйством смотреть надо, — сказал тихо. Взял яблоко с вазы, повертел, решая с какого бока укусить.

Наглец! — побагровел Даган и вдруг улыбнулся: а почему нет?! Молодец, умеет себя подать.

— Ладно, — уселся рядом. — Голоден?

— Угу, — вгрызаясь в плод, кивнул Орри.

— Позавтракаешь позже. Я вызывал тебя по делу. Мне нужно уехать, а завтра нужно выезжать Галиган — его невеста ждет, все уже готово к церемонии. Но некоторые против этого союза, поэтому путь может оказаться опасным, да и разбойничьих шаек хватает. Ты будешь его сопровождать…

— Нет.

— Да! Обеспечишь безопасность.

— Нет, у тебя есть начальник стражи, есть воины, капитан. Нет, я никуда не поеду.

— Ты мне перечишь? — взгляд Боз стал злым и колючим.

— Да. Я выполнил долг, перед семьей женившись на той ведьме, что ты мне подсунул. Больше я никому ничего не должен.

— Ты поедешь, — уверенно заявил Боз, разливая вино по кубкам.

— С какой радости?

— Поедешь. Обеспечишь своему брату безопасность до и после свадьбы. От его благополучия зависит и твое благополучие.

— Намекаешь на богатую и знатную родню невесты? Мне-то что с того?

— Развод, — кинул аргумент, как кость собаке. Орри нахмурился:

— Что-то я не понимаю. То женишь меня, то разводишь — какой в том смысл?

— Ведьма больше не нужна, более того опасна. Ты видел ее?

— День назад приползала.

— Говорили? — уставился пытливо на сына.

— Угу, — заверил, скривившись тот. — Тесно общались до утра.

— А потом?

— Что `потом'? — уставился на мужчину: издевается он, что ли? — В кости играли!

— Не дерзи!… Она сейчас в Верфуле?

— Нет.

— А где?

Орри хлопнул огрызок на стол со злости:

— Откуда я знаю?! Она ушла утром. Куда? Да плевать мне куда, хоть в пасть к дьяволу! Тебя-то что заботит?!

— Она не вернулась.

Орри удивился и растерялся: неужели что случилось?

— Да нет, не могло. Разбойников здесь нет, разве что одиночки, так ни один в уме к ней не подойдет. А что еще могло случиться?

— Я скажу что, — вкрадчиво сказал Боз, поддался к сыну. — Эта тварь наверняка побежала ябедничать кому-нибудь из наших врагов, и если то, что она знает, дойдет до ушей короля, свадьбы нам не видать… а значит тебе — развода. Будешь жить с этой ведьмой до конца своих дней.

— Что же она такого узнала?

— Понятия не имею, но эта бесова дочь исчезла, а меня вызвали к бальи. Смекаешь? Теперь твой отец должен оправдываться в суде, перед женитьбой сына на племяннице короля, и в чем — вопрос. Что она нагородила? Не знаю, но стыда уже не обберешься, а для врагов то знак, что свадьбу можно разладить. Лавсли, говорят, голову поднял, опять свои притязания на Даниэллу начал. С чего? Решил что Даган пал?

— Причем тут ведьма?

— А это ты мне скажи, ты ее муж.

Тьфу! — перекосило Орри:

— Я ее не видел и не разговаривал с ней, и не собираюсь! Если ты думаешь что я буду лобызаться с этой старой образиной, то ошибаешься! Я к ней близко не подойду!

— Не подходи, — легко согласился Боз. — Но брату безопасность обеспечь. Вайолет стар для сопровождения, Монти глуп как дуб, Сервен должен остаться здесь и обеспечить порядок и спокойствие в замке и округе. Да и кто кроме тебя сможет справиться с трудным заданием и помочь брату избежать опасности? Нам нельзя давать врагам возможности посмеяться, взять реванш! Свадьба Галиган разобьет их планы, она выгодна не только мне, но и тебе. Ты обязан помочь своей семье.

— Но семья ничем мне не обязана.

— Не правда. Я помогу тебе с разводом, как только Галиган обвенчается с Даниэллой. Но до этого очень, очень далеко.

— Пять дней пути.

— Шесть. Свадьба назначена в королевской резиденции. Король оказывает нам честь, предоставляя свой замок для церемонии и празднеств.

— Тогда у Лавсли и других нет шанса.

— Есть. Гай молод, но хитер. Он заманивает нас в свою резиденцию, с одной стороны оказывая честь и закрывая рты нашим врагам, с другой… вызывает меня в суд!

— Король?

— Король. Гай лично следит за процессом.

— Подожди, какой процесс?

— Не знаю, но чувствую массу подвохов. Мне ничего не сказали, но вызвали именем короля. Отказать я не могу, сам понимаешь. Но таким образом Галиган вынужден один ехать к невесте. Я не верю в дружелюбие Гая, он мальчишка, но мудр и хитер не по годам. Не специально ли он разделил нас с сыном?

Орри задумался — скверная ситуация, что и говорить. Галиган неженка, воин из него как из того мальчишки, что в лесу ночевал. Мальчишка, паж Лавсли…

— Теперь понимаешь, что я могу довериться лишь тебе, своему сыну, опытному воину?

Оррик вздохнул — чтобы там не было, но резона бросать замок и хозяйство перед сбором урожая он не видел.

— У меня много дел.

— У тебя их будет еще больше, если мы не избавимся от ведьмы.

— Я не собираюсь брать на душу грех убийства жены, отец, а развод, даже если получить благосклонность папы, продлится пару лет и потребует вложений, что мне не по силам…

— Это не твое дело. Я сам решу вопрос. Твое дело сопроводить Галиган, доставив целым и невредимым к невесте, присмотреть за ситуацией и людьми на свадьбе и позже. За это я помогу тебе с разводом. Епископ Адриан мой знакомый, очень вменяемый на золото человек. Решай — остаешься в своем замке и живешь с ведьмой, решаешь сам любые проблемы — я тебе не помощник. О семье и нашей поддержке в этом случае забудь. Или сопровождаешь Галиган, охраняешь мальчика — получаешь свободу от ненавистной карги и наше содействие. При дворе много хорошеньких девиц из знатных и богатых семей. Ты станешь родственником короля — партию подыскать будет проще, а уж поправить твой любимый Верфул на деньги жены не составит проблем.

Орри задумался. В нем бродили сомнения: с одной стороны все складно и верно, но с другой…

— А если я не смогу защитить Галиган? Учитывая, что ты мне сказал, нужно иметь серьезную охрану из проверенных людей

— Наберешь, кого захочешь. У тебя есть сутки. Я разрешаю тебе делать все, что ты посчитаешь нужным на благо Галиган. Ты же знаешь, что он глуповат, ему не доехать без тебя — пропадет.

Орри задумчиво потер щеку, пытливо разглядывая отца — крутит старый лис. А то, что ублюдка начальником стражи ставит, говорит о том, что путь для Галиган действительно может оказаться последним, и опасности нешуточные. Нервничает старик, значит, повод есть и серьезный.

Подставляет. Случись что — Орри первому достанется. Но да, сынка-бастарда не жалко.

Оррик усмехнулся:

— Значит месяц службы семье?

— Может и меньше.

— А плата — свобода от уз с твоей каргой?

— Твоей.

Мужчина думал минуту и качнул головой:

— Не верю. Извини, отец, но ты можешь поманить и ничего потом не сделать. Сейчас у тебя нет выбора, как обратиться ко мне за помощью, но когда надобность минует, ты легко откажешься от своих слов.

— Ты сомневаешься в слове Даган?!

— Сомневаюсь. Если хочешь помощи — я готов, но хочу более серьезного подтверждения оплаты за свою услугу, чем твои слова.

Боз сжал кулаки от злости и недовольства: совсем обнаглел щенок! Что он возомнил о себе?!

Взгляды мужчин встретились и в той вспышке молний, которой они обменялись, герцогу стало ясно, что мальчик давно вырос и больше не желает быть игрушкой в руках отца.

Не пожалей о том, — предупредил Боз.

Не пугай, — парировал Орри. Он прекрасно осознавал, что тот способен на любую подлость и все же пора ему прекратить загребать жар чужими руками, марая свои игрушки и обеляя себя. В его возрасте пора бы и о Боге вспомнить, не к золоту и власти, а к иконам да псалмам тянуться.

— Хорошо. Я сейчас же напишу ходатайство епископу Адриану…

— И оплатишь расходы, — настойчиво предложил Орри. Боз сверкнул глазами, упреждая, что сын умер для него, раз перешел границы дозволенного и ведет себя скорей как враг, чем как друг.

И как бы он не умер не только в мыслях, но и на деле…

Но Орри понимал, что пока нужен Галиган его меч и умение постоять за него и за себя, отец его не тронет, а потом будет, что будет. В любом случае он был рад, что сбросил, наконец, ярмо Даган. Хотя надо было на неделю раньше — до дурацкой женитьбы!

`Болван! Какого черта он на нее согласился'?! — спросил себя опять осадил: Верфул.

Герцог брызгая чернилами от злости начертал прошение на бумаге, поставил печать своим перстнем на сургуч и кинул лист сыну.

— Договорились, — перечитав написанное, сказал Орри. — Можешь ехать. Я пригляжу за Галиган.

— Вон из моих покоев! — бросил Боз, не желая больше видеть наглеца.

Но Орри не гордый — пожал плечами и вышел.

`Беснуйся, мне-то что? Замок при мне, прошение на развод, тоже. А там дай Бог, и дела поправятся. При дворе, правда, жену можно неплохую подыскать'.

Оррик пошел на кухню, предполагая встретить там Гарта. Так и есть, мужчина сидел в обществе гусиного паштета, куринной грудки и пышных караваев, и мирно беседовал с кубком вина.

— Мы остаемся, — возвестил ему Даган, усаживаясь за стол — подкрепиться и ему не мешало бы.

— Согласен, — кивнул Гарт, запихивая в рот ложку паштета.

— На месяц, — пояснил Орри. Гарт подавился и, откашлявшись, с недовольством уставился на друга:

— За какой надобностью?! Нет, я не против, повара у твоего отца что надо, но месяц сидеть под лапой паука? Уволь!

— Сидеть не придется. Будем сопровождать Галиган к невесте и охранять молодых.

— Так и знал, опять что-нибудь Боз на нашу голову придумает! — вздохнул Гарт.

— На мою. Ты можешь уехать, но без тебя мне будет трудно. Его людей я плохо знаю, а путь, судя по всему, легким не будет. Хотелось бы верного человека рядом иметь.

— Опять, значит, кто-то веселиться будет, кто-то голову подставлять. За какое счастье?

— Развод, — Орри протянул другу прошение и с жадностью накинулся на курицу и хлеб.

Гарт весьма скептично отнесся к герцогской милости — отдал Орри бумагу и тяжело посмотрел на друга:

— Кому нужна эта ерунда? Ты что, поверил, что из-за этой записульки тебя разведут?

— Нет, но шанс становится более ощутимым, если я приду к епископу через протекцию.

— Ты сначала приди. Если Боз тебя нанял сына сопровождать, значит, дело плохо.

— Не из таких передряг выходили и сейчас даст Всевышний, выйдем.

— Ой, не знаю, — протянул Гарт, с прищуром поглядывая на Оррика. — Наивный ты, брат. Тебя лучшие дворяне нанимали, платили щедро, а ты решил Даган за пустую бумагу послужить? Родственник? То-то он тебя в жертву приносит, а не своих людей. Очнись, Орри! Дело-то дурно пахнет, не иначе кому-то свадьба Галиган что нож у горло, и уж скупится в таком деле никто не станет, наймут отъявленных головорезов. А ты с чем против них? Со мной да лошадью?

— Сами людей отберем, — пробурчал мужчина, обгладывая косточку.

— Каких? Ты их в деле видел? Это же самоубийство с непроверенными в опасный путь пускаться. За что ты рисковать своей жизнью собрался? За брата? Он помнил, что твой брат все эти годы? А может, за эту ерунду, что Боз тебе всучил? — шипел раздосадованный Гарт. — Почему ты даешь им ездить на себе?!

— Они мои родственники. Да, не лучшие. Но единственные, — отрезал Орри.

— Кроме тебя, об этом никто не помнит.

— Неважно. Моя совесть чиста, остальное не существенно.

Гарт вздохнул: вот ведь упрямец!

— Ты из-за ведьмы, да?

— Да! И из-за нее тоже! А чтобы ты на моем месте сделал? Сидел и ждал манны небесной? Мы будем при дворе и не одни в путь двинемся, а с эскортом. Меньше риска, больше возможностей. Мы будем охранять не только Галиган, но и племянницу короля…

— Кто тебя подпустит к ней!

— Слова не скажут! Меня знают…

— Знают. Потому не поймут, почему ты нанят к родственникам.

— Глупости, вполне естественно помочь своим.

— А в каком деле, Орри? Я здесь сидел не зря, краем новости послушал. Болтают у Боз неприятности, в суд королевский вызывают. Накануне свадьбы? Это опала, Орри. А ты всегда был законопослушен и был на стороне короля. Сопровождай Галиган и докажешь обратное. Хитер герцог, ни кого-то нанял — тебя. Траты нулевые и отказа не услышишь. Еще бы, какой глупец марать свою репутацию станет, связываясь с опальным.

— Тогда бы свадьбу отменили.

— Может, и отменят, король у нас не дурак. Вот явитесь ко двору и в темницу вместо аналоя, к папеньке. Смысл вас здесь брать, осаду устраивать. Дорого, хлопотно.

— Стратег ты Гарт. Одно не вяжется — зачем Гаю нас в темницу сажать? Если Боз в чем замешан — ему ответ и держать, а вину отцов на детей король никогда не перекладывал.

— Ой, не зарекайся. Может он вас по дороге уберет или устроит показательную казнь.

— За что? Ты не перемудрил, друг мой, с предположениями да догадками?

— Душа чует — не простое дело будет, с подвохами да силками.

— Все проще — я даром отслужу и по чести, а тот, кого нанять придется, неизвестно как, да еще за плату. Ешь, да пошли людей смотреть. Надеюсь, отец уже уехал.

— Даган не ангел, грехов за ним на века ада хватит. Я бы на твоем месте внимательней был и в простоту его предложений не верил, — опять за свое принялся Гарт.

— Я на ребенка похож?! Может, калекой безголовым да безглазым стал?! — разозлился Оррик. — Вот и не зуди! Месяц, и мы свободны! Совсем!

— Ты?!… - Гарта даже откинуло от подозрения. — Ты Боз намекнул, что не собираешься с ним больше считаться?

— Да.

Гарт побледнел, головой качнул:

— Глупец. Теперь он и тебя уберет, помяни мое слово. Мало грудь была открыта, теперь и спина. Все, можно не возвращаться.

— Ничего не будет, стар Боз мне угрожать.

— Ой, не скажи. Прирежут в темноте и виновного не найдешь.

— Да что на тебя нашло, паштет, что ли пережаренный попался?!

— Ничего! Но за жизнь твою я теперь и гроша не дам.

— Я за нее и раньше не давал. Да и нет у тебя гроша. Так что поднимай свою задницу и неси во двор — пусть построятся вояки. Полюбуемся на отцово воинство.

— А ты куда?

— С Галиган повидаться. Сдается мне, мальчишка к нему шел. Хочу узнать с какими вестями.

Глава 9

Исвильда позавтракала и теперь сидела на окне, поглядывая вдаль на очертания леса.

— Что загрустила? — подал ей персик Галиган.

— Тебе показалось. Боз точно уехал?

— Лично проводил, ладонью помахал, — заверил мужчина, присаживаясь рядом. — Орри едет с сопровождением. Будет меня охранять. Первая часть плана удачно исполнена — отец уговорил его.

— Говорят, он один из лучших воинов королевства.

— Правильно говорят. Его клинок в свое время ценили полновесной монетой, и от предложений отбоя не было. Мог бы разбогатеть, но дед стал плох — пришлось ему вернуться, ухаживать за ним.

— А вы?

— Дед меня терпеть не мог, Фелигора вообще не замечал, а с отцом только и делал, что ругался. Вздорный был старик.

Три года назад.

Исвильда сдавила плод, подумав: что было бы, если б старый Даган решил умирать всего на месяц позже? Как много бы изменилось. И ее дорога к Орри оказалась на пару лет короче…

Боль, грязь, страх. Кому скажи — кто знает, что стоит за этими словами? Кто почувствует запах горящей плоти, услышит визг служанок, которых тащили насиловать и довольный крик наемников, грохот обвалившейся от пожара стены и деревянных перекрытий, увидит изуродованное тело младшего брата, погибшего как зрелый воин, стоящий на защите родных и зарезанный как свинья на Рождество. Кто почувствует ком в груди и панику, желание бежать обезумев от страха и, вернуться, в пустой надежде, что-то изменить. Кто услышит улюлюканье погони и будет стыдиться разорванной рубахи еле прикрывающей обнаженное тело. Кого обожжет ветер и начнут хлестать ветки в лицо. Кто будет рыдать, скинутый в кювет не от боли и неизвестности, а от того, что чувствует себя раздавленным, потерянным — предавшим. Живым, но умершим пять минут назад вместе с матерью, что, сунув перепуганной на смерть дочери узелок с чем пришлось, стеганет коня по крупу, закрывая всадницу от летящей стрелы…

Три года она бежала лишь бы бежать, шла лишь бы идти и, только увидев Орри у ручья как видение, как приведение из прошлой жизни, поняла, куда вел ее Господь.

А ведь Орри тоже наемник…

— Наемники — звери, Оррик на них не похож.

— Наемники разные бывают. Есть сброд, есть регулярные войска, например у короля. Ему служат не только за деньги, но и за идею, за саму честь служить богопомазаннику.

— Орри из таких?

— Ты сомневаешься?

— Нет.

Но сомнения все же были — скользили как салазки по мокрому снегу и исчезали, оставляя неприятный звук в душе, как следы на снегу: осторожно, осторожно…

`Прости Орри!

Я не должна плохо думать о тебе. Это не я, это мама стоит в моей памяти у калитки, умирает от раны, напоминая — беги, не верь никому и беги'.

`Беги'!! — словно наяву послышался голос матери, сродный вою, и девушка вздрогнула.

— Что с тобой, Иволга? — склонился к ней Галиган, озабоченный печальным выражением лица девушки. — Ты не заболела часом?

— Нет.

— Плохо выспалась?

— Нет, мысли невеселые посетили.

— Какие? Нет, стой, угадаю, — ласково улыбнулся ей Галиган. — Ты думаешь: способен ли Оррик полюбить тебя? Нужна ли ты ему? Достаточно ли умна, красива, чтобы он обратил на тебя внимание и проникся теплыми чувствами?

— Любовь это чудо Господне. Оно не каждому дано.

— Нет, любовь как мечта — дана каждому, только именно, как мечта, она у всех разная. Я лично уверен, что Даниэлла любит меня, как я люблю ее.

— Ты видел ее?

— Да, пару раз. Один раз даже удалось поговорить. Она мила и застенчива. Я сразу понял, что никто кроме нее не станет моей женой. И именно меня она ждет, именно я и только я смогу защитить ее, понять. Что-то случилось с нашими сердцами в ту минуту, когда встретились взгляды.

— Ты ей что-нибудь говорил?

— Да — люблю, — с блаженной улыбкой прошептал Галиган, глядя мимо девушки в пространство. Исвильда улыбнулась:

— Я рада за вас. Это здорово, когда двое находят друг друга и обретают крылья для полета в небо, прочь от всех бед и печалей — вдвоем, вместе во всем… А не камнем на шее, как я у Орри, — вздохнула тяжело.

— Ну, уж такой камень и я не прочь бы иметь на шее, если б не Даниэлла. Улыбнись, Иволга, все еще будет и чудо придет, только чуть-чуть потерпи.

— А что нужно для этого сделать?

Галиган задумался и развел руками:

— Ничего. Просто любить всем сердцем, не закрывая его.

Все множества путей у сердца твоего сойдутся

и возложу к ногам твоим и жизнь и помыслы свои

— Кто это?

— Я, — смущенно отвернулся Галиган.

— Ты пишешь стихи? — удивилась и порадовалась девушка: Галиган выздоровел окончательно, вот что значило его стремление к поэзии. Повернула мужчину к себе. — Чему же тут смущаться — они прекрасны!

— Не лги, я неуклюж в рифмах.

— Не скромничайте милорд!

— Серьезно хорошие? — не верил Галиган.

— Очень! — засмеялась.

Мужчина обнял ее и закружил по комнате:

— Мне пришла в голову еще и мелодия: та-та-та та, та та-та-та…

— Да вы бард милорд!

— Я подарю эту балладу о любви Даниэлле.

— Уверена, она оценит. Лучшего подарка новобрачной не придумать.

— Честно? А я сомневался! — глаза мужчины сияли от радости и гордости, и Исвильда не могла не залюбоваться их блеском. — Я обожаю тебя, — в порыве благодарных чувств обнял девушку Галиган и замер. На пороге комнаты стоял Орри и с хмурым удивлением и долей брезгливости смотрел на пару.

`Бог мой! Я думал он гонец, а парень любовник Галиган! Как низко пасть отпрыску славного рода! Лемзи бы не пережил — убил бы только узнай!… А впрочем, с чего я решил что Иса Губерт — Максимильян Де Ли? Очень бы хотелось, чтоб как- то отплатить мертвому другу и не чувствовать себя предателем'? — поморщился Орри, видя как мальчик поспешно отпрянул от герцога, покраснел как девчонка, потупил глаза.

— Не стесняйтесь, — буркнул раздраженно. — Я собственно ненадолго отвлеку вас…

— Перестань, Оррик, это совсем не то, что ты подумал.

— Ну, ну. Я пришел предупредить тебя, что отец назначил меня начальником стражи и я буду сопровождать тебя на свадьбу. Тебе придется подчиняться мне и слушать, что я говорю. Если нет, и ты начнешь устраивать какие-нибудь капризы, я сейчас же возвращаюсь в Верфул.

— Я буду послушен брат.

— И не станешь вмешиваться в мои приказы!

— Не стану. Тебе видней, что и как.

Какая покладистость! И это Галиган? А в чем подвох? — прищурился Оррик.

— Какие-нибудь пожелания, предложения будут?

— Мы берем Ису с собой.

Вот оно! `Не то, что ты подумал'! А что тут думать?

— Нет.

— Да! Малышу опасно одному бродить по лесу, дороги неспокойны, а с нами он в безопасности. Тем более ему все равно возвращаться ко двору, куда надо и нам.

Орри покосился на мальчика, что с пылающими щеками стоял у окна и исподлобья настороженно смотрел на мужчину.

— Ладно, — нехотя согласился Оррик. Может, правда он, что не так понял, но даже если и правильно, мальчишка слишком слаб и мал, чтоб путешествовать в одиночку. Чудо что сюда дошел. Может его еще можно спасти от тлетворного влияния Галиган — несмышленыш вряд ли понимает что к чему. — Выходим завтра рано утром. А ты со мной! — приказал Исе, чтобы вытащить из покоев брата. — Посмотрим, на что ты годен!

И пошел на выход.

Галиган хотел возразить, видя как побледнела девушка, но Исвильда еле заметно качнула головой: не надо. И пошла за Орри.

Во дворе уже шли бои на деревянных мечах. Гарт взялся за дело и, забравшись на бочки, смотрел, кто как дерется, с азартом прихлопывая ладонью по ноге.

Орри на ходу выхватил деревянный меч у какого-то мальчишки и не глядя кинул Исе. Тот еле увернулся от летящего в него острия.

— Ты должен был его поймать, а не уронить! — процедил Оррик сам не понимая, отчего так зол. Парень испуганно глянул на него и поспешил подобрать меч.

Даган забрал оружие у скучающего стражника, уже прошедшего отбор, скинул колет и встал в позу:

— Нападай, — приказал Исе. Исвильда растерялась:

— Я могу вас поранить.

— Прекрасно. Попытайся.

Девушка оглядела дерущихся во дворе мужчин, чтобы как можно правдоподобнее скопировать их манеры и неумело замахала мечом. Оррик чуть свое оружие не выронил, глядя на зверский оскал, что изобразил парень — более смешной, чем страшный и абсолютно неуместный, как тупое махание мечом без цели.

Кто его обучал? — озадачился мужчина, заподозрив, что мальчишка в принципе незнаком с мечом.

Даган посмотрел на пируэты мальчика в потуге достать его и просто легонько ударил мечом плашмя по его мечу. Тот сбрякал в пыль.

Иса смущенно уставился на хмурого Оррика, не зная, есть ли смысл продолжать тренировку.

Орри крикнул Гарту:

— Принеси арбалет!

Ну, это уже проще, — порадовалась Исвильда. С арбалетом Лемзи ее знакомил и даже обучил неплохо управляться с ним.

Но видно отсутствие практики дурно сказалось на ней — из пяти пущенных стрел лишь одна попала в цель. Две улетели в молоко, одна в колодезное ведро, другая в ноги проходящего мимо мишени стражника.

Гарт похлопал в ладони:

— Берем с собой, он будет незаменим в пути, — усмехнулся, презрительно глянув на стрелка. Орри лишь тяжко вздохнул:

— Напрашивается вопрос — что он вообще умеет?

— Я б другое спросил, — поддержал Гарт. — Зачем ему кинжал?

— Грибы собирать в лесу!

— Пожалуй.

Насмешки и пренебрежение, с каким разговаривали мужчины, не обращая на нее внимания, разозлили девушку.

Она сжала зубы и, недобро сверкнув глазами на Гарта, вытащила клинок, чтобы продемонстрировать умение им обращаться. Кинжал завертелся в руке с удивившей всех скоростью, поблескивая каменьями. Выпад и сталь прикоснулась к горлу Гарта, который не успел ничего сообразить. Еще пару еле уловимых движений и клинок срезал с насмешника шнуровку на колете и ремень. И ушел в ножны.

— Кто научил?

— Брат, — не стала скрывать.

— Годится, — с некоторым подозрением бросил Орри: он знал только одного человека, способного настолько же виртуозно управляться с кинжалом и это был Лемзи Де Ли.

И вдруг резко перехватил пацана, сжав горло локтем: интересно — дерется парень так же как его брат?

Исвильда сильно испугавшись от неожиданности, вскрикнула и не думая, лягнула мужчину в пах. И тут же была откинута прочь. Прокатилась по траве и пыли, и остановилась у колодца. Орри согнувшись пополам, пытался восстановить дыхание и справиться с резкой болью.

— А дерется как девчонка, — констатировал Гарт, поймав недовольный взгляд друга. Орри прищурился и с трудом выпрямившись, повернулся к Исе: девчонка?

И протянул руку, проверяя. Исвильда не думая, вложила свою руку в его ладонь и была рывком поднята с земли, притянута к груди Оррика. Он пристально оглядел ее, и хоть ничего, говорящего за версию друга не нашел, тихо шепнул в ухо:

— Миледи, вам колет не жмет?

Дама бы отвесила пощечину, смутилась или испугалась, но расчет Даган не оправдался.

Ивсильда не нашла лучшего ответа как топнуть пяткой по ступне супруга. Тот охнул, выпуская ее, и невольно склонившись, бросил:

— Понял.

— Я свободен мессир? — грубым голосом спросила девушка, испугавшись прилюдного разоблачения. Орри лишь пристально глянул ей в глаза и кивнул.

Она поспешила скрыться с его глаз, а мужчина еще долго смотрел ей вслед, путаясь в догадках и предположениях. И решил — кем бы не был этот странный паж, его обязанность теперь присмотреть за ним.

Гарт склонился к нему и, проследя за взглядом друга, толкнул того в плечо, упреждая:

— Так на женщин смотрят, когда ищут любовницу. Или твоя идея о фаворите нашла достойное воплощение?

Орри выпрямился, хмуро глянул на друга и пошел в гущу тренирующихся воинов — у него еще есть дела, а говорить об Исайи он не хочет. Не зачем.

Если это девушка — то видно у нее есть веская причина скрывать свой пол под мужской одеждой. И не ему раскрывать секрет дамы.

Если мальчик — то говорить вообще не о чем.

Если Максимильян Де Ли, то тем более, раскрывать его тайну, подвергая опасности, Оррик не собирается, а вот защищать и помогать — пока кровь в жилах есть.

Одно ему покоя не давало — кинжал Де Ли. Как он мог попасть в руки постороннего человека? Через Галиган или Лавсли? Подарок? Это в том случае, если паж — девушка и любовница либо того, либо другого. Тогда кто-то из них замешан в злодеянии.

Или все же паж — любовник?

От этих мыслей настроение Орри к чертям уехало…

Исвильда поняла, что Оррик что-то заподозрил, но не поняла, что и пребывала в растерянности. Ей хотелось подойти к нему и все рассказать, но тут и появлялись глубокие сомнения: что она ему расскажет? Что она его жена, та самая ведьма от одного вида которой его тошнило? Что Боз приказал прочесать лес в ее поисках, и она вынуждена скрываться, чтобы сохранить свою жизнь, потому что случайно узнала тайну Галиган? Тогда смысла в его плане никакого и толка тоже.

Мужа она не приобретет, но с жизнью расстанется. Оррик обольет ее презрением и лично сдаст отцовскому палачу, чтобы избавиться от ненавистной карги, которая мало навязалась ему, так еще и обманула, стала врагом его отца. Докажи что она не желала того, и выбора у нее не было. Кто послушает лгунью, нищенку, ведьму?

Выбора нет, остается уповать на волю Божью.

И Исвильда уповала, надеясь, что Оррик привяжется к ней и тогда не сможет оттолкнуть, а гнев Боз схлынет, он забудет о ведьме, перестанет ее искать, уверившись, что та сгинула. И тогда не будет столкновения меж отцом и сыном, и опасности для нее.

А пока девушка продолжала играть роль мальчика, сидела с воинами Даган за одним столом, как и положено пажу и поглощала завтрак. Ей было неуютно в обществе вояк, под пристальными взглядами Даган, сидящего справа от нее наискосок, а тут еще воин слева начал проявлять любопытство, заставляя девушку нервничать, но она держалась, спрятав испуг и растерянность под маску равнодушия.

— Зовут-то тебя как? — спросил воин — дородный мужчина с простоватыми чертами лица и хитрыми, блеклыми глазами.

— Иса Губерт.

— А меня Тори Хумгор. Лет-то тебе сколько?

— Четырнадцать, — буркнула, запихивая больше каши в рот, в надежде, что тот отстанет от нее видя, что она не может говорить.

— У меня тоже брат есть, тебя младше. Шалун. Бойкий парень, далеко пойдет. На Рождество тринадцать сравнялось, а девок уже табуны водит. А ты как, девку-то опробовал? — подмигнул ухмыляясь. Иволга с трудом проглотила застрявшую в горле кашу и неопределенно мотнула головой. — Я смотрю, ты бабам нравишься, — покосился на служанку, что отирала взглядом Ису, пытаясь поймать его взгляд. — Ох, я в твоем возрасте!… - протянул мечтательно.

Исвильда зыркнула на служанку, удостоилась ее улыбки и вновь уткнулась в тарелку.

— Смотри, смотри, не иначе Мона глаз на тебя положила, — толкнул ее Тори, щербато заулыбавшись женщине. — Хочешь устрою?

— Мне худые нравятся и молодые, — буркнула Исвильда.

— Да? Зря, че с ними делать? Мне вот такие по душе, веселые, зрелые, в теле.

Начал показывать на себе привлекающие его выдающиеся особенности женщин. Орри заинтересованно уставился на него, потом на Ису.

Под его взглядом, девушке стало вовсе не по себе — казалось, он видит ее насквозь, уже все знает, только вот еще не решил, сейчас от нее избавиться или подождать? Девушка в серьез подумала закончить трапезу и сбежать, причем не только из-за стола.

Может, она придумала себе Орри, как его придумал Лемзи?

А может, он изменился и того Даган, что знал ее брат как верного друга, нет?

Такое бывает. Пять лет большой срок, и за меньший степь лесом зарастает, а лес редеет. Что о человеке говорить?

Но как не хочется верить в это. Думать об Оррике плохо, все равно, что память брата предать, его веру попрать и свои надежды разрушить.

А много ли она об Оррике знает?

Ничего, кроме того, что вскользь сказал ей Лемзи, но слова могут оказаться обманом, как ее ощущения, что Даган тот к кому она шла, тот, кому можно верить и довериться. Отец Куртунуа тоже привечал, и глаза у него были как у Оррика — чистые…

Но не верить этому, все равно, что сравнять с тем и оскорбить себя и его, родителей, братьев.

`Это все твои страхи. Приручила монстра Галиган, а со своим справиться не можешь, знахарка', - посетовала на себя девушка, и успокоилась: что будет, то будет, а выводы делать рано.

— Ты у Лавсли служишь? — качнулся к ней воин.

— Угу.

— И как господин, крут? Говорят франт и транжира.

`Откуда я знаю'? — чуть не брякнула Исвильда, но вовремя опомнилась и неопределенно плечами повела.

— А ты, смотрю, разговорчивый, — хохотнул мужчина и приложился к кружке с пивом. — Ты же с нами поедешь? Предлагаю посидеть перед дорогой, знакомство отметить. Мы с другом в деревню собрались. Есть там у меня знакомая бабенка, мастерица! Тебе мигом подружку сыщет. Посидим, поговорим, ну?

Иса покосилась на Оррика. Тот ответил сонным взглядом, за которым угадывалось не шуточное внимание к ней, и пожала плечами. Мужчина, узрев переглядки, нахмурился:

— А ты часом не из этих?… Слышал я при дворе господа своим пажам хорошо за такие услуги платят.

Исвильда с полминуты недоумевающее смотрела на мужчину и схватив первое попавшееся под руку, хотела этим ответить. Тори перехватил летящую ему в лицо кружку и примирительно заулыбался:

— Эк, горячий ты! Так бы сразу и сказал, что девственник еще, а то с Даган переглядываешься, а от баб нос воротишь — че здесь думать?

И по дружески хлопнул мальчика по спине, так что того чуть в блюдо с рагу не унесло. Исвильда с испугом глянула на силача, а тот довольно оскалился во всю кривую зубную наличность:

— Меня держись, мужиком станешь, — пообещал доверительно.

Вот честь-то! Всю жизнь мечтала! — выдавила улыбку девушка.

Оррик с них глаз не спускал и заработал тычек от друга:

— Мессир Даган, мне напомнить вам, что вы женаты и брак освящен? — качнулся к Орри. — Твой пристальный интерес к мальчишке нервирует меня.

— Я не им интересуюсь, — буркнул мужчина.

— Его кинжалом? Знатная вещица. И вензелек приметный.

— Тебе о нем, откуда знать?

— А то я не помню как ты месяц пил, узнав о резне в замке Де Ли. Перестань пялиться на мальчишку — мертвые не воскресают, а интерес к живым того же пола подозрителен.

— Оставь, Гарт.

— Ладно…А хочешь я узнаю, откуда у мальчишки кинжал?

— Он уже сказал — нашел.

— Ты веришь? Что такая вещь где-то валялась — быть не может.

Орри был того же мнения, но, зная въедливость друга, предупредил, чтоб тот ненароком своими расследованиями бед не натворил:

— Тему закрыли, Гарт. Мальчишку не трогай.

— Ой, Орри, — недовольно качнул тот головой. — Я-то не полезу, но как бы ты, куда не надо не влез.

— Уже, — успокоил друга поднимаясь.

— И куда ты?

— Рысаков отбирать.

— Ты ненормальный, — совсем скис Гарт. — Боз убьет тебя за них.

— Он хотел безопасности сыну — он ее получит. Его рысаки выносливы и быстры, а те клячи, что стоят в общей конюшне, годны лишь для сельских работ.

Отрезал мужчина и пошел на выход.

Гарт склонился над тарелкой с недоеденным рагу в смурных мыслях о будущем. Многое ему не нравилось, если не сказать — все.

Куда Боз Оррика втягивает? И этот мальчишка, откуда нарос и что до того Орри? Не спроста он им интересуется.

Фогин прищурился в сторону пажа и решил, что будет держать ухо востро, поглядывать, прослушивать. Оно лишним не бывает.

Кивнул сам себе и принялся доедать обед.

— А вот и мой дружок! — пихнув Ису, объявил Тори, глядя на появившегося в проходе мужчину с жесткими чертами лица и неприятным, пронзительным взглядом черных глаз. — Миррон мужик пробивной, с ним не пропадешь. Чуешь, малец? Нас держись, мы своих не бросаем. Ежли чего, не послужиться там у Лавсли или еще чего — пристроим, — благодушно прогудел мужчина, благосклонно поглядывая на мальчика.

И выгнул бровь, уставившись на Мирона. Тот еле заметно кивнул и чуть раздвинул блеклые тонкие губы в улыбке.

— О, разжились, гуляем, — вовсе обрадовался Тори и, подхватив мальчика, без разговоров потащил за собой к дружку.

Гарт с прищуром следил за ними, делая вид, что смакует не добродившее пиво.

Тори он знал — подлец, каких мало. А Миррон насколько слышал — на посылках у Боз по особым делам, в фаворе хитрец. И этот мутный мальчишка — ничего компания подбирается. Занятно.

Если Оррик возьмет их — будет дураком.

Исвильда не знала, как избавиться от навязчивого общества новых `друзей'. Тори был глуп непробиваемо, и хоть настырен как стая ос по осени, большой тревоги не вызывал, а вот Миррон — еще какую. Острый взгляд мужчины, казалось, блуждал без темы по окружающим и своим спутникам, но девушка могла поклясться, что ничего от того не ускользает и спроси сейчас, кого встретили, во что те были одеты и сколько кружек стояло на подносе пробегавшей мимо девчонки — тот ответил бы не задумываясь и не моргнув.

Мужчина не нравился ей все больше. Улыбка ассоциировалась с разинутой пастью змеи, взгляд с отточенным клинком, а снисходительное поддакивание болтовне Тори и панибрацкое отношение мальчику, с подталкиванием Исы к яме со скорпионами.

Спас ее Галиган, вовремя заметив, что ее куда-то уводят. Приказал вернуться и обнял за плечи, уставившись в глаза Миррона. Тот поклонился и усмехнувшись, пошел с Тори дальше, а Исвильда удивилась выражению лица Галиган, с каким он провожал этих двух воинов.

— Никогда больше не подходи к Миррону, — посоветовал Исе.

— Почему?

— Сама не поняла?

— Он нехороший человек, но бегать от него не стоит. Это вызовет подозрения. Он очень прозорлив.

— И подл как гремучая змея. Он любимец отца. Думать не хочу, какие преступления он совершает его руками. И жаль, что не дурак. Если поймет кто ты — тебе конец.

— Надеюсь, он не едет с нами.

— Едет. Миррон мой личный охранник, правда, я чаще думаю, что он мой тюремщик. Те, кто сторожит вход на мою половину — его люди. Куда бы я не поехал — они будут рядом.

— Орри это не понравится.

— Эх, сестренка, кто ж его спросит? Держись рядом со мной или с Орри. Хопер, — мужчина кивнул головой в сторону плечистого, высокого воина с рыжей бородой, занятого осмотром лошади. — Прекрасный человек, положиться на него можно. Гарт, понятно, друг Орри. Симон, Лебрент, — кивнул на двух о чем-то спорящих мужчин. — Тоже люди порядочные. Это те, в ком я абсолютно уверен. Остальные — кто, как и зачем. Сброд по большей части, верный моему отцу. Им что пить, что резать — одно. Как прибудем ко двору, я сам с Лавсли поговорю — он не откажет, пристроит тебя к себе, а там и Орри, глядишь…

— Добьется развода. Нет, Галиган, оставь меня у себя, рядом с Орри. Пока тот служит, буду служить и я. Надеюсь, мы подружимся, а потом, кто знает, может он не станет гневаться, узнав кто я.

— Он не терпит лгунов.

— А на свою жену вовсе не смотрел. Зато с меня глаз не сводит.

— Это-то и настораживает.

— Ты о чем?

— Странный интерес. Или он заподозрил что, или решил тебя в своих целях использовать.

— Как?

— Масса вариантов: передать через тебя прошение Лавсли, воздействовать на меня, выставить щитом. Да мало ли?

— Нет, Оррик не такой.

— Не идеализируй. Он мужчина, воин, и когда у такого появляется цель, остальное становиться неважным. Сейчас его цель развестись и заработать денег, поэтому он согласился на предложение отца. Уверен, тот был щедр на обещания. И ничем не рисковал, учитывая, что объявил твои поиски. Найдет, познакомишься с Анхельмом или получишь стрелу в спину.

— Речь идет о твоем отце, а ты совершенно спокойным тоном говоришь о нем, как о злодее.

— Так и есть. Ты была в нашем подвале? И не смогла бы — никого туда не пускают. Если не отдают палачу. Я как-то забрел пацаном… После мне стало ясно куда исчезают мои лекари и масса других людей. Но отец не знает, что я это знаю.

Опасно, — поняла Исвильда.

— Как ты жил? — вздохнула, сочувствуя. И чему удивляться, что Галиган был на грани безумия? Жить в родном доме как в заточении, быть причиной смерти других людей и пешкой в руках родного отца. Не каждый выдержит.

— Все позади. Больше я сюда не вернусь, — заявил мужчина твердо. — Если не хочешь переждать у Лавсли, останешься со мной и Даниэллой. И с Орриком. После свадьбы я смогу противостоять отцу.

— Возьми Орри в друзья, он поможет.

— Мы мало общались и сдается мне, он меня не жалует.

— Почему? Должна быть причина ваших натянутых отношений.

— Отец. Чую и здесь без него не обошлось. Мы с детства жили обособленно, любые контакты обрывались и что такое дружба, я не знал.

— Это исправимо.

— Уже, — заулыбался ей Галиган. — Не знаю, как Бога благодарить, что он послал мне тебя.

Ивсильда скорчила смешную рожицу:

— Вы о той страшной старухе, милорд?

Оба беспечно рассмеялись, чем привлекли внимание спорящего с конюхом Оррика. Тот повернулся на звук и нехорошо посмотрел на пару. Постоял и двинулся к ним.

Исвильда насторожилась, а Галиган убрал руку с ее плеча, сообразив, что брат придумал себе.

— Брысь! — приказал Орри мальчику и как только тот ушел, раздраженно уставился на брата. — Кто он тебе?

— Ты о чем, Орри? — с хитрой улыбкой спросил Галиган, довольно щурясь на него. Нравилось ему состояние брата, которое иначе, чем ревностью он назвать не мог. Иволга, девочка глупенькая не поняла, что Орри, похоже, уже по уши в ней увяз. И не иначе это любовь, учитывая, что они и суток незнакомы. Та фальшивая репетиция женитьбы не в счет.

— Оставь мальчишку в покое, Галиган. Забавляйся с кем-нибудь другим.

С лица Даган сползла улыбка — подтекст был слишком прозрачен. И оскорбителен.

Галиган думал, что ответить и сделал выпад, считая, что иначе Орри за оскорбление не отплатить. Однако тот легко перехватил брата и, развернув его, зажал горло в сгибе руки, заломив ему руку за спину.

— Не стоит идти против меня Галиган. Ты мой брат, но я могу забыть о том, если ты тронешь мальчика. Ты запомнил?

— Ублюдок! — вне себя от злости и осознания собственной слабости, выплюнул Галиган.

— Не секрет. Как и твои наклонности.

Гнев схлынул, под охлаждающими разум словами Орри: что он выдумал? С чего он счел его любителем юных пажей?

— Что за вздор пришел тебе в голову, Орри?

Тот выпустил брата, видя, что сопротивляться он не думает и повторять попытку въехать кулаком в зубы тоже.

— Ты меня понял. И брось задаривать мальчишку.

— Да о чем ты мне толкуешь?!

— Ты знаешь, о чем.

— А-а, — улыбнулся опять Галиган, оглядев брата с ехидным прищуром: я верну тебе оскорбление. — Сам на него запал?

И получил под дых. Даган отнесло к стене, согнув пополам — сил Оррик не пожалел.

— Не калечь новобрачного! — с трудом остановил его от повтора как всегда, кстати, появившийся Гарт.

Галиган с трудом поднялся, исподлобья глядя на брата:

— Дурак ты Орри, — прошептал без злости и поплелся к себе.

Исвильда увидела плетущегося Галиган и поспешила помочь ему, подставив свое плечо:

— Вы подрались?

— Да, Иволга, — неизвестно чему радуясь, рассмеялся мужчина. — Оррик взревновал меня к тебе.

— Чушь, — отмахнулась девушка.

— Нет. Он тоже пока не понял, что с ним, но это дело времени.

Исвильда открыла дверь в покои герцога и процедила, помогая тому дойти до постели:

— Лишь бы он не убил тебя по глупости!

— Нет, это вряд ли. Жаль, что дружбы не получится. Твоя идея мне нравилась. У Орри есть чему поучиться и положиться на него можно. Я даже завидую ему и его другу. Они с ним заодно.

— Все получится, Галиган, все еще будет, — уверяя, помогла ему лечь девушка.

Тот засмеялся, зажав живот.

— Что смешного?! — возмутилась Исвильда. — Он чуть не покалечил тебя!

— Мне смешно смотреть на вас и радостно, что жизнь наполняется совсем другим смыслом. Столько всего впереди! У вас, у нас с Даниэллой! Я счастлив, Иволга!

Девушка улыбнулась, погладила его по голове как малыша:

— Глупенький, какой же ты еще глупенький.

— Ой, ой, миледи, глянули бы вы на себя!

— Да, — приняла справедливость намека. И тяжело вздохнула: ей бы хотелось как Галиган, думать только о хорошем, но в голову лезли лишь отвратные мысли.

И то, что Оррик взревновал ее — она могла поверить. Не могла — что ревновал женщину, а не мальчика.

— Ты с ума сошел! — качнул головой Гарт.

— Пусть не лезет к Исе! — зло дернулся Оррик, вырывая свою руку из хватки друга.

— Только не говори мне, что ты ревнуешь.

— Что?! И ты туда же?! Других мыслей не рождается?!

— Все, молчу! — выставил ладони мужчина, предчувствуя туже траекторию полета, что продемонстрировал Галиган, молитвами Оррика.

Даган одарил друга неприязненным взглядом и пошел обратно к конюху.

— Только другое-то в голову не идет, — тихо бросил ему вслед Гарт.

Галиган заснул, а Исвильда села в кресло и долго рассматривала подвеску матери, что хранила на груди. И молила о помощи, уме и терпении не только для себя, но для тех, кто стал ей дорог.

К вечеру Оррик валился с ног от усталости, но все что хотел, сделал. Все было готово, чтобы тронуться в путь, отобраны лошади, люди, проверенно оружие, заправлены арбалеты, вычищены мечи и сложена провизия, в Верфул отправлен гонец с распоряжениями Просперу. Уже в темноте слуги скидали в повозки приготовленное Галиган — сундуков набралось как у хорошей девицы.

Орри морщился, но молчал, а Галиган, тем более, не разговаривал и даже не смотрел в его сторону. Одно радовало — сцепиться повода не было — Иса вместе с Гартом и парой воинов общался на кухне со служанками, которые щедро одаривали их вниманием и пирогами.

Повод появился позже, когда выяснилось, что мальчишки нет в казарме воинов.

— Где он? — спросил Орри у Гарта, что закинув руки за голову, лежал на скамье у входа и с немым укором поглядывал на друга. Переводить о ком он спрашивает Фогину не надо было — сразу понял кто заботит друга, который вместо того чтоб спокойно поспать отмеренные пару часов перед подъемом, рыщет по лежакам в поисках известного экземпляра.

— Орри, мне уже не смешно, — тихо заметил Гарт, с сочувствием и упреком в голосе. — Твое внимание к нему переходит любые допустимые объяснения.

— Недопустимые я уже слышал. Где он, спрашиваю?

— Не знаю, но предполагаю, что ты не один неровно дышишь в его сторону, — протянул мужчина не зная, чтобы такого сделать, чтоб образумить Орри. И можно б было посмеяться или спокойно пропустить мимо его тревогу и заботу о мальчишке, приняв ее за воплощение бредовой идеи, навеянной женитьбой. Да вот беда — интерес Оррика был не фальшивым, а самым настоящим, да таким пылким, что подобного Гарт и по отношению к понравившимся тому девицам не видел.

Как на все происходящее реагировать Гарт не знал и начал серьезно нервничать.

Орри понял на кого тот намекает и помрачнел. Собрался вон из казармы, но Гарт его остановил, преградив путь:

— Не надо. Одумайся, Орри! Куда ты лезешь? Щенок в фаворе у Галиган — тебе-то что? Пусть резвятся. Или хочешь испачкаться? А может спасти заблудшую овцу Ису от дьявольских козней своего брата? А если он не хочет, чтобы его спасали? Не думал? Я весь день за ними наблюдаю — воркуют как голубки, прямо влюбленная парочка. Не лезь в эту грязь, Орри!

— Ты кинжал видел?

— И что? Мертвые не воскресают, чудес не бывает. Если б кто выжил из семейства Де Ли, мы бы узнали о том много раньше. Их земли перешли королю. Тебе о чем-нибудь это говорит?

— Я знаю Гая, он бы не стал мараться.

— Принцем, а он давно король. Люди меняются, Орри, власть и святых в подлецов превращала. Де Ли мертвы. Все. Не тешь себя иллюзией.

— Он похож, — тихо сказал Даган, отводя взгляд.

— На кого? На приведение? На Максимильяна, Лемзи? Может на их несчастную сестру, что стала утехой сначала воинам Куртунуа, а потом пищей для ворон?

Лицо Оррика закаменело, взгляд стал пустым и потерянным:

— Замолчи, — прошептал, моля. Больно было думать, что могло бы быть иначе, выполни он просьбу Лемзи и не вернись по требованию деда домой, а направься в замок Де Ли. Но кто бы знал, что такое может случиться? Кто думал, что кто-то посмеет напасть на них? И разве только Орри виноват в том, что произошло? Разве не Лемзи, которому приспичило двинуться в сотый крестовый поход, добывать славу благородного рыцаря и тешить свой горячий нрав? Какого черта он уехал? Какого дьявола бросил семью, понадеявшись на друга?

И какого лешего именно сейчас, когда история и боль от нее начали притупляться, появился этот парень, у которого кинжал с родовым вензелем Де Ли?

Похож он на Максимильяна?

Пожалуй, да. Было в нем многое от черт и Максимильяна, хоть того Оррик совсем не помнил, и от Лемзи, которого не мог забыть, и от Исвильды…

Даган дернулся, не желая бередить воспоминаниями сердце, и попытался отодвинуть с прохода Гарта.

— Не ходи! — процедил тот, упрямо стоя у дверей.

— Отойди.

— Оррик!

— Гарт, ты всегда понимал меня, пойми и сейчас, — попросил, глядя в глаза друга. Фогин понял, что упрямство Орри вышло наружу и того уже ничем не сдвинешь и загрустил. Покоя теперь не будет. Пороховая бочка вскрыта.

Нехотя отошел, пропуская друга и сел на скамью, уставившись в темноту перед собой. Черт бы подрал Боз Даган! Если б не его коварство, они бы с Орри сейчас спокойно пили отменное пиво в кабаке Рори и строили планы на завтра, в которых нет подвигов и опасности, а лишь приятная суета обыденных дел и забот. Да, бесславная, но нужная им обоим, уставшим вгрызаться в эту жизнь, отстаивая больше чужие права, чем свои.

Неужели Оррику не надоело подставлять себя?

И главное за что, зачем?

Неоплаченный долг другу — понятно, но Лемзи мертв, как мертвы те, кому Оррик считает себя должным. И кому он что докажет, нарываясь на неприятности?

Видно мало ему проблемы с женитьбой на ведьме.

Оррик без слов спустил с лестницы стражника пытавшегося его не пустить в покои Галиган. Рывком открыл дверь и увидел братца, вольно разлегшегося на постели в брюках и исподней рубахе, и мальчика, что листал пожелтевшие страницы книги, устроившись в кресле, сняв сапоги.

— Чтение на ночь? — спросил, подходя к Исе. Вырвал у него книгу, не в силах справиться с кипящей внутри злостью, причину которой и мог бы найти, да не хотел. — Вон, в казарму, — приказал испугавшемуся мальчишке. И кинул ему вслед сапоги, которые бухнулись в коридоре.

— Что ты себе позволяешь? — возмутился Галиган и видно решил устроить битву, забыв, что силы неравны.

— Я тебя предупреждал! — выставил палец Оррик.

— Мессиры… — попытался влезть мальчишка, глядя на двух петухов готовых к драке.

— Помолчи! — оборвал его Орри. — Ты еще щенок, чтобы служить таким псам!

Исвильда спешно натянула сапоги, проклиная собственную неуклюжесть, и молила о перемирии для мужчин. Рванула обратно, справившись, наконец, с обувкой, но была силой выставлена за дверь:

— Я сказал, иди в казарму! — рыкнул Даган, выпихнув ее, и хлопнув дверью, придержал за грудки Галиган, устремившегося за пажом.

— Совращай кого-нибудь другого…

— Ты рехнулся, Орри!

Оскорбление лишь раз оскорбление, его повторение уже насмешка и не над оппонентом.

— Больше не подходи к нему, Галиган, я не шучу.

— Ты видно сам такой, раз думаешь подобные гадости обо мне.

— Я не думаю, а знаю.

— Что? Откуда и что ты можешь знать?! — возмутился Галиган, чувствуя жгучую обиду, от которой защипало в глазах. — Почему ты считаешь нормальным оскорблять меня и Ису? Что тебе нужно от нас?

От нас — смыло раздумья и сомнения, что прокрались в голову Оррика при виде расстроенного брата, утвердив худшие догадки.

— Мне плевать, что ты хочешь, плевать, о чем говоришь и думаешь, но этого ребенка ты не подучишь!

— Ты получишь?

Оррик бы ответил в своем обычаи, но сдержался — руки марать не хотелось. Развернулся, желая уйти, но Галиган схватил его, повернул к себе. Даган уже приготовился вразумить забияку рукой и словом, но взгляд брата был не задиристым, а просительным.

— Ему нужна защита, — сказал тихо. — Никакой грязи меж нами нет, не знаю, кто в голову тебе гадости вбил.

Оррик опустил руку, пытливо посмотрел в глаза Галиган и заверил, хоть и не поверил:

— Я дам ему защиту.

Странно, что герцог тут же успокоился и даже улыбнулся:

— Благодарю.

Оррик несколько растерялся благодушию брата: небывалое дело! А уж благодарность из его уст и вовсе — диво дивное.

— Ты ему кинжал подарил? — спросил, чтобы хоть что-то понять.

— Нет.

— А кто?

— Не знаю, — отвернулся отступая. Слишком поспешно, что не понравилось Даган. Он понял, что Галиган знает, откуда эта вещица у мальчика, но выпытывать не стал. Не время. Дорога впереди долгая и он обязательно узнает, кто скрывается под именем Исаий Губерт, откуда у него кинжал Де Ли, и какого черта во всей этой истории замешан Галиган. И если тот окажется злым гением во всем деле, он убьет его.

Именно это и пообещал взгляд Оррика, прежде чем мужчина покинул покои брата.

— Ваши манеры ужасны, мессир, — заявила Исвильда, искренне огорченная трениями братьев. Оррик подтолкнул ее к выходу с половины Галиган:

— Подрасти, потом будешь меня манерам учить.

— Манерам в детстве учат, мессир…

— Таким каких нахватался ты? Уволь. И прими совет — учись уважать себя, а не ложиться под господ за красивый подарок.

Звонкая плюха ввела Оррика в шок, а Исвильду, что сама не ожидала от себя подобного, бросило в дрожь от испуга.

Даган во все глаза смотрел в расширенные от страха зрачки Исы, потирая щеку, и готов был в эту минуту поспорить с кем угодно — перед ним не мужчина. Он протянул руку, делая вид, что готов ответить той же плюхой, хоть и легкой, но лишь опустил ее, увидев упрямые и злые огоньки, что зажглись в глазах мальчика. Девушка бы зажмурилась или отпрянула, а этот готов был встретить удар и ответить на него, не пряча лица, не уворачиваясь.

Не трус.

Но дурачок.

Оррик качнул головой — вот только забот о ребенке ему не хватало. И головоломок.

— Научитесь сначала драться, сэр Губерт, как подобает мужчине, а потом указывайте мне, что позволительно, а что нет. А сейчас марш в казарму! Еще раз увижу тебя рядом с Галиган — уши оборву и при всех отшлепаю!

Мальчишка покраснел до корней волос:

— Вы грубиян мессир, — прошептал укоризненно и этот шепот подействовал на Оррика не хуже пощечины, потому что породила желание, абсолютно ему не свойственные и неуместные в данном случае — извиниться и очень мягко, как перед нежным, кротким и безответным созданием. Как перед женщиной.

Взгляд мужчины стал острым, пристальным, чем еще больше взволновал и встревожил Исвильду.

— Ты уже брился?

— Нет еще мессир, — слегка удивилась девушка, ожидая услышать что угодно, но не это.

— С женщиной был?

— Нет.

— Нравятся?

— Женщины?

Оррик вздохнул — и какого слепца обманывает это создание?

— Миледи, если вам нужна помощь, я готов ее оказать.

Иса довольно прилично изобразил оскорбление:

— Как вы смеете, мессир! Кто дал вам повод?!…

— Ладно, — хочешь сохранять инкогнито — сохраняй, но тогда не обижайся, что к тебе относятся как к мужчине.

И схватив Ису за руку, потащил вниз, чувствуя себя полным болваном, что заблудился меж двух сосен и никак не может понять, что это за деревья.

Если Иса — женщина, в чем у него все меньше сомнений, то можно предположить, что она любовница Галиган. Это многое объясняет, кроме пары существенных вещей: что она делала одна в лесу? Зачем ей рядиться в одежду мужчины, обрезать волосы — что кощунственно для любой леди — и играть роль пажа Лавсли? И откуда у нее кинжал Де Ли?

На Исвильду она непохожа…

Вернее похожа не более чем любой другой из рода Де Ли.

Да и случись чудо, выживи та, где бы она скрывалась три года? Отчего не появилась в Верфуле сразу? Сейчас не сказала Оррику кто она?

Не помнит его?

Допустим.

Но та Исвильда, что он помнил, была нежна и невинная как ангел.

Благородная девушка из знатной семьи, прекрасно воспитанная, не стала бы вести себя как парень, оскорблять себя грубостью воинов, крутить кинжалом как факир. Она бы не знала, как взять в руки арбалет и, насколько помнил Орри, Исвильда была прекрасной всадницей, а это чудо тряслось на лошади как мешок с зерном, зато показывало чудеса владения холодным оружием.

И потом у Исы грубые, совершенно не дамские руки, кожа обветрена как у простолюдина. Манеры далеко не светские. Но опять же это ни о чем не говорит, ни за, ни против версии Оррика. А вот понимание того, что та хрупкая девочка, что он видел заехав с Лемзи в замок Де Ли, не смогла бы выжить, даже допустив чудо Господне, что помогло ей пережить трагедию. Совершенно не приспособленное к грубой жизни дитя стало бы добычей либо чумы, либо разбойников превратилось в опустившуюся шлюху, либо в сумасшедшую дикарку и труп. Психика Исвильды слишком хрупка, чтобы она смогла пережить весь ужас, не повредиться умом и рассуждать как Иса, смотреть прямо и открыто, а не прятать затравленный взгляд.

Любовница Галиган? А он бы позволил ей спать в казарме воинов, передал Орри?

Не похоже, что Галиган связывает с Исой трепетные чувства любви. Дружбы? С дамой, которая преодолевает черт знает сколько миль, чтобы увидеться с любимым?

Не-ет, ни тот, ни другой не похожи на пылких влюбленных, хотя и чувствуется — связаны друг с другом и не равнодушны.

И потом, насколько знает Оррик, Галиган женщинами не увлекается.

Значит мальчик?

Похоже. Парни более живучи, к тому же Максимильян был мал и мог спрятаться где-нибудь пока шла резня в замке.

Но как случилось, что мальчик — наследник Де Ли стал Губертом? Вынужден скрываться, а не требовать правосудия и восстановления своих прав? Кто-то прознал о нем и охотиться? Кто? Временный владелец разоренных угодий — король. Но тот Гай, которого знал Оррик, не мог бы поступить столь низко, присвоив себе земли вассала, к которому благоволил, да еще охотиться на его единственного выжившего наследника.

Путаница!

Пытать Ису?

Этот вряд ли что скажет — упрям и непримирим, взгляд как у волчонка, но умный не по годам.

Пожалуй, ни Боз, ни желание развестись, а Божье провиденье направляет Оррика в резиденцию короля, где он сможет найти ответы на все вопросы, восстановив картину событий трехлетней давности и воздать по заслугам каждому участнику. Куртунуа-то жив и здравствует, что не вяжется с происходящим, если в истории действительно не замешан сам король и его планы на угодья Де Ли.

Или молва по злобе не приписала `подвиг' Куртунуа, в чем был уверен Даган, лично зная Андриса как честного воина и рыцаря, способного скорей умереть за даму, чем оскорбить ее.

Оррик прошел в помещение со спящими воинами не обратив внимания на Гарта, сверлящего его упрекающим взглядом. Скинул прочь хмельного стражника, освобождая место для мальчишки и себя, и указал Исе на лежанку:

— Ложись. И быстро спать — через пару часов подъем.

Исвильда поморщилась от спертого запаха стоящего в помещении, но обращать на то внимания не стала — и не в таком месте ночевать доводилось. Раз было, в торфянике спала, спасаясь от холода.

Она не стала сопротивляться, только недовольно зыркнула на Даган и, растянувшись на ложе, мирно засопела, положив ладони под щеку.

Оррик даже позавидовал способности парня мгновенно засыпать — ему это не грозило. Близость Исы волновала, бросая то в жар то в холод, и мужчина даже осмелился протянуть руку к нему, чтоб перестать маяться от сомнений и проверить — парень перед ним или девушка, но, только коснувшись колета, отдернул руку, устыдившись своих мыслей.

И скрипнул зубами, уставившись в потолок: ах, если б это была Исвильда — он бы, пожалуй, жизни не пожалел. Но мечты остаются мечтами и незачем ими душу бередить.

Спасибо, хоть на том, если Иса окажется Максимильяном, и Оррик сможет отплатить долг погибшему в далеких землях другу.

А если, правда, любовница Галиган или того хуже, любовник?…

Посмотрим, — решил, устраиваясь удобнее и закрыл глаза. На сон времени совсем не осталось — не стоит его тратить на раздумья без почвы. Будет день, и будет пища.

Глава 10

Утром, чуть свет, замок наполнился гомоном готовящихся к отъезду стражников, слуг. Гул стоял в столовой, оружейной, во дворе и на конюшне. Сновали служанки, бегали поварята.

Орри протолкался в столовую, посадил Ису меж собой и Гартом к неудовольствию последнего, быстро перекусил, подивившись аппетиту парня, и погнал всех во двор.

Выбрал Исе самого спокойного рысака, помня о его неумении обращаться с лошадью. Кинул ему поводья и пошел присматривать за людьми. Но стоило ему обернуться, как стало ясно, что за сборами придется проследить Гарту, потому что мальчишка вместо того чтоб забраться в седло, гарцевал вокруг рысака, а тот повторял его маневры. Такими темпами они бы не сошлись и ко второму пришествию Господа.

— Долго будешь с ним нянчиться? — хмуро глянув сначала на друга, потом на Ису, спросил Гарт. — Он элементарного не знает. Остается удивляться, чему его учит Лавсли. Явно не воинском делу. Смотри, танцует бурру, как заправский франт.

— Он боится, — заметил Орри, пристально следя за маневрами парня.

— Лошади? Славный воин! — презрительно скривился Гарт. — Ох, и намучаемся мы с таким воинством!

— Радуйся, что Миррона и Тори с нами не будет, остальное часности. Присмотри за сборами, — кивнул и пошел обратно к Исе. Придержал его за плечо и спросил:

— Ты впервые встретился с конем?

— Нет, мессир, — опустил голову тот.

— Тогда в чем дело? Чего ты боишься?

Парень с минуту молчал и тихо ответил, стараясь не смотреть в лицо Даган:

— Лошади скидывают, мессир.

Орри отчего-то стало больно, по лицу судорога прошла:

— Ну-у…

Что сказать? Да, скидывают, а бывает лягаются — тут ничего не поделаешь. Если боишься животное, то и животное боится тебя, справиться же со страхом слова не помогут.

— Боишься боли?

— Не люблю, — призналась Исвильда.

— Хорошо, тогда не думай о плохом и не пугай коня своим страхом.

Подхватил парня и усадил в седло.

Тот побелел и на смерть вцепился в поводья, но было видно, что в седле держаться умеет.

— Не торопись, привыкни, — посоветовал Орри.

Исвильда глубоко вздохнула и поерзала в седле, предполагая, что свалиться или лошадь понесет. Но рысак переминался с ноги на ногу и мирно жевал удила, с пониманием поглядывая на Орри. Мужчина улыбнулся:

— Как видишь, скидывать он тебя не собирается.

Девушка, сообразив это, улыбнулась в ответ, чем смутила Оррика, и тот поспешил прочь.

Выехали не спеша, но как только перешли подъемный мост пошли рысью, стремясь прочь от замка.

Даган поставил во главе отряда Гарта, а сам шел в хвосте, подгоняя отстающих.

Как правило, это оказывалась Исвильда, что тряслась в седле с бледно-зеленым видом, окаменев с поводьями в руках.

Девушку мало укачивало, так еще и страх свалиться сжимал желудок и туманил голову. И она постоянно сбивалась с ритма, лишний раз боясь подогнать коня.

Кто-то пускал ехидные ремарки в ее сторону, кто-то что-то предлагал, кто сочувствовал, но она не слышала — ей казалось, она вновь несется по лесу и вот-вот будет скинута лошадью в овраг. Тело онемело и болело, солнце пекло голову, в висках бился ритм копыт и мелькали перед глазами спины товарищей, ряды деревьев.

Она старалась не спешить, чтобы как-то справиться со страхом и общим состоянием души, которая казалось, скачет под копытами.

Орри в сотый раз обернувшись, эаметил, что мальчишка значительно отстал, оставшись за поворотом и чертыхаясь, развернул коня.

К этому времени Исвильда наконец заметила, что впереди, никого нет и в панике пришпорила рысака, не соображая что делает. Тот пустился вскачь, мутя разум девушки.

Даган выехав из-за поворота, увидел одинокого всадника и замер, не зная видение перед ним или реальность — волосы Исы ореолом окружали голову, лицо было несчастным и в тоже время отрешенно прекрасным, глаза же полны слез и страха.

И только тупица мог принять всадника за мальчика.

Оррик остановил ее лошадь, перехватив поводья и, с укором уставился на девушку, а у той слов не было, только немая мольба в глазах, от которой сердце мужчины сжалось. Он подхватил фальшивого пажа за талию и пересадил к себе, крепко прижав к груди:

— Не бойся, все в порядке, я рядом.

— Где же ты был раньше?! — всхлипнула Исвильда, не в силах сдержать накопившееся отчаянье, боль, страх. Прижалась к Орри, пряча слезы в глазах, вцепилась в колет.

Глупец, как он мог усомниться?

Как мог не увидеть сразу кто перед ним?

— Господи… Исвильда… — прошептали губы, ладонь сама легла на голову девушки, обнимая как сокровище. Горло сдавило спазмом и стало оглушительно тихо в голове, в груди. — Что же ты молчала, малышка? Где же ты была?…

А в голове туман, и сердце забыло как гнать кровь по жилам, и ничего не надо, и ничего не имеет значение — только она, рядом.

Град вопросов и ответов теснят грудь, но ни один не вырывается наружу, не нарушает минуту озарения, сходного с прикосновением к чуду. Миг счастья ради которого стоило жить и только ради него.

Ради нее.

Остальное не в счет…

— Ты меня вспомнил? — удивилась и обрадовалась она, доверчиво заглядывая ему в лицо.

— Не забывал, — прошептал, как `люблю'.

Зрачки девушки стали огромными от удивления.

— Ты помнил ту глупую девчонку?

Орри замотал головой, хотел сказать самую красивую, самую чудесную, самую, самую… Да не смог, пошлыми слова показались, глупыми.

— Поедешь со мной, — вместо этого, с трудом ворочая онемевшим языком, глухо сказал Даган, а рука, боясь, что девушка исчезнет, все прижимала ее к груди.

— Нет, — дернулась Исвильда. Как не хотелось ей остаться с ним, открыться, рассказать о своих мытарствах — но стыд от разоблачения во лжи, страх оттого, что, узнав, что она та карга, что женила его на себе, Даган выгонит ее из своей жизни, не простит и не поймет, смел все желания, заставив покраснеть и смутиться.

Я обрела Орри и не хочу его терять, прости меня, Господи! — всхлипнула.

У Орри дыхание перехватило от жалости:

— Только не плачь, прошу! Я с тобой и все будет хорошо. Я помогу тебе… только не плачь.

Он и сам был готов разреветься как пацан от сонма чувств, что будоражили душу и кровь.

Он понимал, что девушка боится, но не стал выпытывать подробности, благоразумно решив поговорить потом, когда представиться удобный случай. И не здесь, а в тихой, спокойной обстановке, вдумчиво, долго. Когда силы в себе найдет разбередить ей сердце тяжелыми воспоминаниями.

Главное она жива, главное с ним, остальное он узнает со временем.

Он огляделся на всякий случай, и хоть ему показалось, что кто-то смотрит на них, никого не увидел. Нехотя пересадил девушку и повел ее коня под уздцы, чтоб не пугать Исвильду. Достаточно та намучилась.

Миррон, прячась с товарищами в гуще деревьев, проводил хищным взглядом всадников и, покосившись на вытянувшееся от удивления лицо Тори, кинул ему:

— Понял? Так и знал, нечисто дело.

— Девка! — выпалил тот.

— Точно, баба, да еще с клинком Де Ли. Езжай к милорду, гони как только можешь, но его нагони, доложи о ней, о кинжале и об Оррике. Сдается мне, не все Де Ли мертвы, а то для милорда без надобности. Скажи, я выясню все и буду готов убрать ее. Встретимся в "Трех петухах". И про тюк с тряпьем, что у ручья нашли, не забудь доложить! — бросил уже в спину.

Двинул лошадь в глубь леса на глухую, малоезжую, но короткую дорогу и пробубнил себе под нос:

— Не ведьма ли в мальчишку переоделась? Колет-то Галиган, и с Орри она словно век знакома. Н-да-а…Выходит сыновья заодно и против отца?

Оррик почти не спускал глаз с девушки, боясь, что та исчезнет, стоит только отвернуться. Он боялся спрашивать и думать о том, что ей пришлось пережить, как боялся спросить, как судьба свела ее с Галиган и тем оскорбить, невольным подозрением в связи.

Он лишь благодарил Создателя, что снизошел до создания чуда лично для него, да все пытался избавиться от комка, что встал в горле. Его губы вымучивали робкую улыбку подбадривания, когда Исвильда решалась посмотреть на него, а взгляд все стремился прочитать в ее глазах ответы на все его вопросы.

Когда на дороге появился Гарт, Оррик был еще не готов к встрече с кем либо, даже с другом. Его лицо хранило стойкую печать растерянности, радости и печали одновременно, а глаза выдавали бурлящие в душе чувства, что готовы были рвануть наружу.

— Что опять случилось? — нахмурился Гарт, узрев состояние друга.

— Ничего, — глухо буркнул тот, стараясь не смотреть на товарища. Исвильда попыталась забрать поводья у Оррика, чтобы не вводить в раздражение Гарта, а его не ставить в неловкое положение, но Даган не отдал — улыбнулся ей ласково, чем изумил и насторожил Гарта.

Фогин подозрительно оглядел его, потом мальчика и качнул головой:

— Я говорил, проку от него не будет. Так и будешь тащиться, ведя лошадь на поводу?… Орри?! Да что случилось?!

— Ничего, мессир, — прошептала Исвильда. — Я отстал.

— Это уже все заметили! — переводя растерянный взгляд с мальчика на друга, скривился Гарт. — Так мы будем остальных нагонять, или ну, их?

— Будем, — заверила девушка, взглядом заверяя Оррика — я смогу, честно. Тот кивнул и ускорил шаг рысака, постепенно переводя его в бодрый темп.

Вскоре лошади мчались во весь опор, но Оррик чутко следил за девушкой. Стараясь идти рядом, корпус к корпусу. С другой стороны мчался озадаченный Гарт, которого все больше приводило в шок трепетное внимание друга к мальчику. Ему так и хотелось встряхнуть того, рявкнув в лицо:

— Что ты делаешь?!

Но времени и возможности пока не было.

Они быстро нагнали отряд, что замедлял ход приближаясь к придорожному кабаку. Галиган то и дело оборачивался и спешивал коня, с беспокойством поглядывая на Исвильду. Но как только убедился что с ней все в порядке — успокоился, а Орри хоть и одарил его странным взглядом, но ни раздраженным, ни недовольным не выглядел, это дало герцогу повод думать, что все в порядке и братец не замучил девушку упреками и нотациями.

А вот вид Гарта ему не понравился — мрачен тот был, как идол кельтов.

Но да Галиган-то какое до того дело?

— Час на отдых! — бросил Оррик, одарив воинов. И лишь двое из отряда поняли, что его щедрость вызвана желанием дать передышку Исе, который значительно утомился. Галиган чуть заметно улыбнулся, порадовавшись за девушку: налаживаются отношения супругов.

А Гарт тяжело запыхтел, не зная, что думать о происходящем. Мысль о том, что Оррик влюбился в парня, была кощунственной и до того грязной, что его мутило, но иного объяснения поступкам друга он не находил. Забота, заботой, но взгляд Оррика был далеко не опекунским — он был влюбленным до безумия, взволнованным до несдержанности и восхищенным до благоговения.

Таким Оррика Гарт не видел даже в дни бурных любовных похождений.

В кабаке у Туле было людно. Прекрасный эль и собачье пойло под гордым названием — пиво, всегда было вдоволь и к услугам приезжих.

Отряд вольготно расположился за столами, получив милостью начальника час на отдых.

Оррик отпихнул заснувшего пьянчужку со скамьи, очищая место для Исвильды, и взяв ее за руку, помог сесть, ничуть не смущаясь недоуменных взглядов. Плевать ему было на весь мир.

Глянул на любопытных, как мечом огрел и те поспешили умерить интерес, переключившись на обед и славный эль Туле, за который щедро заплатил Галиган.

Оррик хмурился, глядя на заказанные им блюда для их стола, что расставлял мальчишка-слуга. Мужчина почувствовал себя униженным понимая, что не сможет обеспечить Исвильде должный комфорт и внимание, учитывая, что он нищ. А если учесть, что он еще и не так красив и не столь изыскан в одежде и манерах как Галиган, который просто раздражал его донельзя своими теплыми, лучащимися нежностью взглядами, обращенными на девушку, то получалось, что ничего он не может дать желанной женщине кроме своих рук, сердца, сил и жизни. Не мало ли этого для нее?

О, эти взгляды! Девушка ласково смотрела на Галиган, тот на нее, а Оррик сгорал от ревности и ярости, чувствуя себя никчемным болваном, которому нечего дать. А значит, не о чем и мечтать.

— Галиган знает, кто ты? — качнулся к уху девушки.

Исвильда испугалась, что тот выдаст ее, и замотала головой, умоляя молчать.

У Орри от сердца отлегло — пусть Галиган сколько угодно павлина изображает — доверяет-то Исвильда лишь ему, значит, верит, что защитит, не предаст, поможет. Оррик ласково улыбнулся ей, взмахом ресниц подтвердив: не выдам и пока жив, волосу с твоей головы упасть не дам.

И как озарение пришло решение — почему бы не использовать деньги карги, что он отдал Гарту? Исвильда не должна нуждаться, не должна зависеть от Галиган или еще кого-то.

Видя, что брат направился к их столу с кувшином эля, Оррик толкнул Гарта, который с вожделением смотрел на запеченного карпа, решая с какой стороны начинать его терзания.

— Отдай кошель карги.

У Гарта аппетит пропал — он отодвинул блюдо с рыбой и упрямо заявил:

— Не дам!

— Дай!

— Нет, Орри, они нам при дворе пригодятся, развод тебе купить.

— Мне надо, — требовательно протянул руку.

— Сейчас-то зачем? — зашипел на него Фогин. — За еду заплачено, трат не предвидется, — и решительно откинул протянутую руку друга. — Не глупи, будет надобность, отдам, а пока со мной побудут! Не умрешь!

— О чем спор? — спросил Галиган, присаживаясь напротив девушки.

— Погоду обсуждаем. Колено у меня болит, видать к дождю! — бросил Гарт, демонстративно вгрызаясь в куриную ножку.

— Жмот! — процедил Оррик.

— Угу, — подтвердил тот, подвинув другу блюдо с курицей. — Прошу.

— Ладно, ночью вытрясу, — пообещал шепотом, чтоб ни девушка, ни брат не услышали. И принялся за обед, чтобы хоть чем-то занять себя. Аппетита не было — внутри все дрожало от пережитого шока и осознания, что Исвильда рядом, жива, здорова, переплеталось с неверием. Взгляд то и дело устремлялся к девушке, чтобы удостовериться в ее реальности.

Она торопливо ела, стараясь ни на кого не смотреть, и можно было позавидовать ее аппетиту не пострадавшему от усталости и пережитых волнений, но радости Оррик не испытывал. Наоборот все больше мрачнел и печалился, с горечью понимая, что Исвильда нередко голодала. Жалость, сжав сердце, возбудила желание добраться до тех, кто обрек наследницу благородных Де Ли на подобные испытания.

Оррик отодвинул пищу, чувствуя, что следующий кусок застрянет в его горле, и сжал в руке кружку с элем.

— Почему не ешь? Не нравиться? У Туле прекрасные повара, — сказал Галиган.

— Я сыт, — буркнул Оррик, как никогда сильно мечтая встретиться с кем-нибудь из зачинщиков той резни в замке Де Ли. Но как не было информации три года назад, так не было сейчас.

`Малышка, где же ты скиталась эти три года? Почему не приехала сразу? Не знала где я или не надеялась на мою помощь'? — покосился на девушку.

Та, заметив, что он смотрит, перестала жевать, приняв печаль и сочувствие во взгляде Орри за осуждение. То, что она вечно голодна и оттого несколько тороплива в обращении с пищей, Исвильда знала и даже понимала почему — из-за страха не успеть насытиться. Но никак не могла с этим справиться.

А с другой стороны очень хорошо, что ведет она себя как неприлично леди — никто не заподозрит в ней даму, да еще знатного рода. И да простят ее родители! Но пожалуй, больше происков Боз она боялась встретить людей Куртунуа и вновь пережить тот ужас. А что это случиться, узнай кто, что она жива, Исвильда не сомневалась.

Но Орри можно открыться — ему верил Лемзи, и какие бы сомнения от неопытности не посещали ее, брату она верила свято, а теперь и Оррику, рядом с которым уже не чувствовала себя одинокой, никому ненужной, незащищенной девчонкой. Уверенности в завтра еще не было, но надежда на лучшее ожила и начала крепнуть.

Он помнил ее, ждал, значит, не откинет, не бросит, а может и простит за ложь?

Исвильда покосилась на Даган и решила не торопиться, не рисковать.

Она с трудом поборола в себе желание доесть лепешку и рыбу, и поднялась, чтобы уйти, не видеть пищу — тут же встал Оррик:

— Куда ты?

— Нужно мессир.

Мужчина сообразил другое и кивнул:

— Хорошо, только не уходи далеко.

И с беспокойством проводил ее взглядом. Гарт пихнул его, заставляя сесть, и возмущенно прошипел:

— Ты совсем спятил Орри?! Что ты творишь?!

— А что он творит? — спокойно поинтересовался Галиган, забавляясь состоянием Гарта. Мужчина смолк, недовольно глянув на него, уткнулся в свою тарелку. Оррик же тяжело посмотрел на брата:

— Исе кто-то угрожает?

Беспечное выражение лица Галиган сменилось озабоченным, но вопреки ожиданиям мужчины, он ответил отрицательно, при этом настолько старательно изучая содержимое кружки, что Даган не поверил ему.

— Давно знакомы? — начал допытываться Оррик, решив хоть что-то выяснить.

— Давно.

— Год, два, десять?

— Какое это имеет значение и зачем тебе?

— Интересно.

— Мне тоже кое-что интересно, — отодвинул посуду Галиган, удобнее устраивая локти на столе.

— Например? — скопировал его позу Даган.

— Что тебе Иса?

— А тебе?

Гарт шумно хлебнул эль и хлопнул кружку на стол, прерывая глупую перепалку, но мужчины не обратили на него внимания, продолжая задиристо смотреть друг на друга и сыпать вопросами. На пятой минуте Гарта взвело:

— Я понял мессиры, что нахожусь в обществе двух озабоченных идиотов, но не имею ни малейшего желания заразиться от вас постыдной горячкой!…

Братья повернули головы в его сторону и дружно прищурились, что сделало их почти близнецами. У Гарта закончился запас слов, достойных озвучить его возмущение — его по-просту перекосило.

— Погуляй, дружище, и пошли вперед небольшой отряд на разведку. Владения Даган закончились, — попросил его Орри, взглядом обещая объясниться позже. Гарт не поверил ему и правильно — ничего говорить ему мужчина не собирался, боясь навредить Исвильде. Гарт впечатлительный, ненароком может выдать пол пажа, и тогда девушка может оказаться в опасности. Пусть лучше друг считает, что Оррик сошел с ума, влюбившись в парня, и взывает, пеняет, молится о погибшей душе. Да он сам спуститься в ад, лишь бы своей жизнью оплатить лишний вдох Исвильды.

Фогин вылез из-за стола, обиженно покосившись на друга, но и слова ему больше не сказал.

— Так что с Исой, Галиган? — вновь спросил Оррик, как только Гарт исчез за дверями кабака.

— Ничего, — заверил тот, усиленно разглядывая жующих воинов за соседним столом.

— Не верю, — качнулся к нему Даган. — Ты говорил, что защищаешь его, но ты не воин, Галиган. Давай оставим наши распри и подумаем о мальчике? Если ты скажешь, что ему угрожает, я смогу уберечь его от беды. Я — не ты.

— Я не могу сказать, — честно признался Галиган, чем озадачил и насторожил мужчину.

— Скажи хоть человек или группа людей?

— И то и другое.

Скверно, — помрачнел Орри.

— Влиятельные?

— Да.

— Почему они ему угрожают?

— Потому что он знает, то что не должен.

— С чем это связано?

— Не спрашивай, — качнул головой Галиган, с печалью поглядывая на брата.

— Один знает?

— Остальные мертвы.

Черт! — побледнел Оррик.

— Я знаю, что отец просил обеспечить безопасность мне, но на деле мне никто не угрожает — в опасности Иса, поэтому я устроил через отца так, чтобы именно ты сопровождал нас, зная, что никто лучше тебя не справиться с задачей. Ты должен помочь Исе, обеспечить его охрану.

— С чем связано твое участие в его судьбе?

— Он помог мне, и я считаю своим долгом отплатить ему добром за добро.

Галиган ничуть не шутил, не бравировал, был серьезен как никогда и Оррик впервые подумал, что совсем не знает брата, и впервые пожалел, что у них не было ни времени, ни возможности сойтись накоротке.

Он подал ему ладонь, признавая родство и равенство, и Галиган правильно понял этот жест, улыбнулся, с радостью пожав руку.

— Спасибо… брат.

Оррик лишь кивнул — зачем нужны слова?

Глава 11

— Где этот несносный мальчишка?! — орал Гарт у кабака, призывая Ису и пугая лошадей, но того нигде не было видно, что переполошило Оррика. Он рванул в лес, в предчувствии беды, проклиная свою беспечность и моля о сохранности Исвильды. Ему мерещились сотня несчастий разом, но все обошлось.

В тот момент, когда Оррик готов был рубить деревья от бессилия и в желании создать степь, на которой и заяц виден, не то что, девушка, он увидел Исвильду, мирно собирающую в зарослях малину в рот и в пригоршню.

— Оррик? — обрадовалась она, заметив мужчину у дерева, и протянула ему ягоды. — Спелые, — заверила, не понимая, отчего тот бледен и еле стоит на ногах.

Даган осел на траву. То, что он пережил за какие-то пять минут, было сродни битве под Иерусалимом с длительной осадой, но пугать глупышку своим криком и упреками, он не собирался. Молчал, пытаясь проглотить их и не подавиться.

Девушка присела перед ним и поднесла ладонь к губам:

— Попробуй, очень вкусные, — заверила, оттирая другой ладошкой испарину с его лба.

Боже милостивый! — вздохнул Оррик.

— Какие ягоды, Исвильда? — спросил с мягким укором. Девушка насторожилась и вдруг поняла, в чем дело:

— Ты… испугался за меня?

Это было необычно, непривычно и очень приятно, настолько, что она не смогла сдержать счастливой улыбки, хоть и понимала ее не уместность. Последний раз за нее так пугался Лемзи, когда она решила поиграть с ним в прятки в лесу и нечаянно попала в яму.

Оррик зажмурился, чуть не ослепнув от ее улыбки и, вместо того, чтобы попенять девушке, нежно прикоснулся к ее ладони, не столько забирая губами ягоды, сколько вдыхая аромат испачканных соком пальчиков, мечтая коснуться их губами, и не смея.

Бывает же такое, когда забываешь обо всем и нет ничего важнее одного, единственного человека, что становиться осью вселенной, светилом, центром мироздания. И кажется не только ты — весь мир живет ради него.

Это сродно безумию, но Оррик был рад ему и провалился в него не сопротивляясь, забыв о долге, месте, времени года. Лишь одно имело значение, отодвинув другие понятия, цели — Исвильда. И не было леса, жужжащих ос, не было неба и земли, не было времени, борьбы, метаний, как не было разлуки. А провал в три года, всего лишь ночь меж «вчера» и «завтра». Ночь, проведенная в любовной лихорадке по всем канонам влюбленных — от взлета до падения и опять взлета. Отчаянье, надежда; поиски, стремления; рождение и умирание — все уместилось в эту ночь и там осталось, а здесь, «сегодня» как «вчера» вновь вместе двое: тот онемевший от накрывших его чувств Орри и повзрослевшая за ночь разлуки Исвильда, что из прекрасной девочки превратилась в изумительную женщину, но как была для него божеством, так им и осталась.

И не вырваться ему из плена ее глаз и рук. Смотрел бы и смотрел на нее не отрываясь, но девушка скормила ему ягоды и встала:

— Нам пора Оррик. Предчувствую недовольство твоего друга.

До Оррика с полминуты доходило, о чем речь идет. Из головы смыло все, что не имело значения, даже то, что было незыблемо для него — это было там, на земле, а Исвильда вознесла его на небо… но она же и опустила, заставляя очнуться.

Оррик увидел лес, меч под своей рукой, а следом пришло воспоминание, почему он здесь.

— Гарт… — прошептал, с трудом избавляясь от блаженного наваждения, и с сожалением поднялся — почему малины так мало и ее нельзя есть с маленькой ладошки века?

— Гарт, мессир, — кивнула Исвильда. — Он невзлюбил меня.

— Нет…

— Он считает, что я отбираю вас у него.

— Скорее считает… — а впрочем, не стоит оскорблять слух девушки гадостями, что пришли на ум Гарта. — Идем? — предложил ей руку.

— Мы могли подождать еще пару веков, — сухо бросил Гарт другу и хотел добавить «милуйтесь» видя как нежно и, в тоже время, надежно Оррик держит Ису за руку, но не стал привлекать лишнее внимание стражников и добавлять пищи для сплетен. Позже тет-а-тет поговорит и выскажет глупцу все, что думает о его поведении, а доведется и по голове чем-нибудь увесистым постучит, чтоб в ум вошел.

Что они в лесу делали: целовались или грибы собирали, мужчина знать не хотел. Другое тревожило — Оррик явно сошел с ума если выставляет свою возмутительную привязанность к пажу не стесняясь и не думая о последствиях. И ладно бы в продолжение того бреда, что нес на следующий день после женитьбы — Гарт бы понял его. Но нет, здесь было совсем другое, настолько возмутительное, насколько удивительное. Такой трепетной нежности, заботы и внимания в чистом виде Гарту встречать не доводилось. И он бы похлопал в ладони, аплодируя находке друга, порадовался за него и даже позавидовал от души, если б на месте пажа была женщина. Ни понять, ни принять однополой любви Гарт не мог, и тем более не хотел даже представлять, что на это способен его друг. Может, братство рыцарей в крестовом походе настолько извратило его? Но тогда наклонности Оррика проявились бы не сегодня, а много раньше. В любом случае за три года Гарт бы заметил отклонения в поведении друга, но их не было, а тяга к женскому полу была стабильной и естественной. Да, пылкой влюбленности, как и долгих связей не наблюдалось, но Даган в принципе человек рассудочный, твердо стоящий на земле и предпочитающий не мечты, а дело. Тут же перед Гартом предстал совсем иной Оррик, незнакомый ему и тем пугающий.

Галиган с хитрой улыбкой посмотрел на Фогина и вскочил в седло. Видно его радовало состояние брата. Ну, еще бы, слухи шли, что молодой герцог Даган приверженец именно однополых отношений.

Стражники садились на коней, готовясь продолжить путь. Оррик помог сесть мальчику, заботливо придерживая его, и пошел к своей лошади.

Гарт остановил его, придержав поводья:

— Орри, объясни, что происходит.

Мужчина смущенно покосился на него — тяжело молчать, когда привык доверять другу самое сокровенное, но безопасность Исвильды превыше всего.

— Извини. Не могу сказать.

— Ты понимаешь, что выставляешь себя в дурном свете, портишь свою репутацию?

— Это неважно, — забрал поводья и сел в седло.

У Гарта лицо перекосило: что же это такое?! Что может быть важнее репутации, которую Оррик заработал собственной кровью и потом, риском на грани жизни и смерти?! Она была его единственным богатством, но зато дорогим!

— Ты рехнулся!

Оррик улыбнулся, услышав недоумение и страх в голосе друга, и склонился над ним, чтоб заверить:

— И рад тому.

И направил лошадь в сторону Исы:

— Догоняй, — бросил Гарту. Тот посмотрел им в спину и понял, что перечить, вразумлять Оррика бесполезно, нужно действовать иначе — разбить парочку, вклиниваясь в нее.

Он готов?

Да, он готов! Готов изображать хоть извращенца, хоть людоеда, лишь бы спасти друга и его репутацию от неминуемой гибели.

Фогин сел на коня и поспешил за парочкой, прикидывая чтобы такое съесть или выпить, чтобы его физиономия, когда он будет ухлестывать за мальчишкой, не выглядела слишком кислой, а неприязнь и отвращение не просачивались во взгляд?

Еще б поднатужиться и изобразить близко к натуральному интерес к пажу…

К мужчине!

Фу, ты!

Нет, неспроста все это — не иначе жена Оррика — ведьма, сглазила его, оморочила за то, что тот пренебрег ею. Вот ведь дьявольское семя!

Да ничего, если дело в этом — впереди, в трех днях пути, монастырь, уж там-то можно разжиться ладанками против колдовских чар, причаститься, спасаясь от порчи.

Лишь бы поздно не было.

Гарт пристроился слева от Исайя и, не приметив во взгляде Оррика недовольства, нарисовал на губах улыбку, а во взгляд напустил восхищения окружающим пейзажем:

— Красивые у нас места, неправда ли мессир Губерт? — спросил вежливо.

— Да, — заверила Исвильда, любуясь густым хвойным лесом вокруг. Сейчас, когда рядом был Оррик ее не страшила сумрачность чащи. А впрочем, и раньше она любила более гулять в лесу и общаться с зверьками, чем с людьми, и ориентировалась в мире деревьев и животных лучше, чем в мире человеческом. Если б не эта ее особенность, вечно пропадать в лесу, в свое время ставшая предметом ссор меж родителями, наверное она бы не выжила после нападения на замок Де Ли. Не каждый, оставшись один в чаще, сможет выбраться из нее живым, прокормиться, отличая какие ягоды и грибы пригодны в пищу, какие нет, обойти логово волка и медведя, не попасть в трясину, которая коварно прячется под ровным слоем мха.

— Бывали здесь раньше?

— Не доводилось.

— А где доводилось? Вы сами откуда?

— Издалека.

Исчерпывающий ответ. А сосунок-то сам себе на уме, — отметил Гарт.

— Откуда же вы родом?

— Из мест священных родников, вереска и приветливых лесов.

— Где же находятся эти уникальные места?

— Гарт, — осадил любопытство друга Оррик, глянув на него через пажа.

Понял, — заверил тот с самой благодушной физиономией и продолжил беседу:

— Вашим родителям, наверное, пришлось постараться, пристраивая сына к Филиппу Лавсли? Говорят, он берет в оруженосцы и пажи только сыновей высокородных дворян, славных родов.

— Молва любит преувеличивать.

— Как и приуменьшать? Извращать?

— Да.

— Например? Поделитесь своим опытом?

— Пожалуйста: мессир, Галиган. Молва наделила его самыми отвратными качествами, приуменьшив достоинства и преувеличив недостатки. Он добрый, милый человек…

— Милый?

— Да, благородный, порядочный и сильный, но ему приписали поступки родителя и брата, смешав понятия и лица. Так ангела одевают в черные одежды, а демону рисуют нимб и воздают хвалу. И страдают не только они, но и люди, что творят подобные низости. Хотя возможно ли укорять их? Невежество и страхи правят народом не хуже королей.

— Это очень удобно, если разобраться.

— И оскорбительно для людей пытливых.

— Многих вы встречали?

— Доводилось. Бог был милостив ко мне.

— Сколько же вам лет мессир мудрец?

— Я уже говорил, мессир Гарт, мне сравнялось четырнадцать лет.

— Да вы почти старик! — рассмеялся Фогин.

— Мудрость не годами исчисляется мессир, а опытом, что вы приняли или не приняли.

— У вас хорошие учителя и видно хорошие родители.

— Мои родители самые лучшие, — согласился мальчик.

— Завидую. Моя мать была шлюхой и могла меня научить лишь…

— Гарт! — осек его опять Оррик.

— А что? — не понял тот. — Ну, шлюха…

— Кем бы не считали люди женщину, что родила вас, она, прежде всего ваша мать, — попеняла ему Исвильда.

Он еще учить меня будет! — фыркнул мужчина.

— Вижу, вы уважаете своих родителей.

— По-вашему это постыдно?

— Ничуть. Я завидую, — улыбнулся примирительно, правда, вышло более саркастически. — Мне не за что было уважать и любить своих родителей. Отец знать меня не хотел, мать пыталась заработать на мне, впихивая в семью отца, но понятно, безрезультатно. С ней было столько мужчин, что, пожалуй, самой трудно было понять, от кого я появился на свет. Я ублюдок, Иса, как Орри. А ты законнорожденный?

— Гарт, еще слово, — предостерег мужчину Даган, видя, что Исвильда расстроена замечанием Фогина.

— Я считаю, что не имеет значения, на какой стороне постели родился ребенок.

— И готовы якшаться с бастардами?

— Разве вы устроены иначе, чем рожденные в законном браке? У вас копыта вместо ног и на голове растут рожки? Может быть, в бою ваша рука слабее, а кодекс чести не таков как у других?

— Ваши речи дурно пахнут. Вы еретик?

— Полно вам, я истинно верующий христианин.

— И сын славных родителей? Только что-то я не слышал о Губертах.

Исвильда пожала плечами.

— Невеста у вас есть?

— Нет.

— Подружка?

— Была…

Но можно ли назвать подругой женщину много старше себя, которая спасла ее от смерти?…

Три года назад

Она с трудом выбралась из оврага, после того как ее скинула лошадь, и помчалась, не чуя ног под собой, не зная куда бежит. Ужас и боль гнали ее, как зверька почуявшего пожар за спиной. Так оно и было — замок пылал вместе с привычной жизнью, любимыми вещами, близкими и родными людьми. Она не могла почувствовать запах гари, услышать испуганное ржание лошадей в конюшне — слишком отдалилась от дома, и все же ей мерещился запах пожарища, слышались крики отчаянья, горькие рыдания и жалобное ржание ее любимицы Эстеллы.

Ее искали — мелькнувшая меж деревьев рубашка привлекла внимание одного из всадников и тот, призывая других, во весь опор погнался за девушкой.

Тот галоп наперегонки с лошадью, больше схожий с бешенным бегом от смерти, горя и видений того ужаса, что накрыл в предрассветном тумане ее родной дом, Исвильда никогда не забудет. В босые ноги впивались камни и сучки, слезы заливали лицо, и только лес впереди, однотипный пейзаж, где одна сосна похожа на другую. А позади топот летящих коней, крик, хохот и улюлюканье.

Гонка за жизнь длилась, казалось вечность и, убила бы ее, продлись дольше. Воздуха уже не хватало, легкие разрывало от боли, ноги в крови и не слушались, а сердце давно перешло на беспорядочный ритм.

Ей повезло — она запнулась и упала в кусты, с треском ломая телом ветки, покатилась вниз по склону и оказалась на краю болота. Не соображая, что делает, поползла к нему, поднимаясь и падая, рвалась вглубь.

Когда погоня остановилась на краю трясины, Исвильда была еле заметна на кочках мха меж деревьев.

— Оставь ее, сама подохнет, — услышала грубое. — Из этого болота лишь один путь — в преисподнюю.

Кто-то засмеялся и заулюлюкал ей, и Исвильда сорвалась в трясину, сразу ушла по пояс в грязь.

— Все. Передавай привет дьяволу!!

Девушка разрыдалась, понимая что это конец и весь бешенный бег всего лишь глупое метание, пустая мечта вырваться.

Грязь давила на бедра, засасывала. Исвильда барахталась, пытаясь выбраться, и не понимала зачем. Наверное, чувство самосохранения и жажда жизни не умерли еще и пытались спасти хозяйку, заставляя цепляться за жизнь, как за воздух.

Как она вылезла девушка так и не поняла.

Откатилась на твердое место и уставилась в солнце, что проглядывало сквозь облака.

Она ничего не чувствовала и не понимала — отупение и пустота накрыли ее как болотная жижа, с головой, и только боль во всем теле давала знать, что оно еще живо.

Сутки, вторые она шла по болоту, не зная как выбраться, куда двигается. Замерзала по ночам, скрючиваясь, как тритон перед спячкой от боли и голода, и вновь шла.

Потом ползла, уже не помня даже своего имени и, кажется, умерла.

Свет погас, желания погибли, мыслей не осталось.

Ее спасла нищенка живущая с краю болот, которые, оказалось, тянулись на сотню миль. Женщина была стара, худа и грязна и первое, что подумала Исвильда открыв глаза — она попала в ад.

Но демон оказался ангелом и стойко выхаживал девушку, пичкая отварами, растирая онемевшее тело, врачуя многочисленные раны и гнойные нарывы. Всю зиму Исвильда плавала меж сном больше схожим с бредовым кошмаром, в котором на их замок нападают звери и рвут Максимильяна, мать, отца, слуг, гонят ее по болоту, рвут одежды и плоть; и реальностью, в которой покрытая пожухлой листвой земля, кривые стволы деревьев, покосившаяся холодная сарайка и женщина, укутанная в рваную шаль, подающая девушке в глиняной, черной от времени и использования миске, варево с противным запахом.

Они почти не разговаривали с ней. Исвильда не понимала, что женщина ни видение, ни продолжение кошмара, не верила, что та существует на яву. Она часами сидела на старом пне у сарайки, обнимая плечи, и смотрела на листву, укрывшую холмик, за которыми болота, в которых умерла Исвильда Де Ли, избалованная девчонка, что отжив пятнадцать лет ничего не приобрела, зато все потеряла.

Порой женщина гладила ее по голове, обнимала, укачивая как ребенка, и что-то говорила, но девушка не слышала, не понимала что. Мир в голове перевернулся и разбился на осколки которые никак не складывались воедино и, словно куски той ночной рубахи, изодранной в клочья во время погони, залатанной доброй женщиной, пришли в негодность, поблекли и одряхлели, путая Исвильду в воспоминаниях: было ли? Не было?

К весне она была уверена что живет на болоте вечность и никогда не была знатной дворянкой, наследницей рода Де Ли. Но женщина положила перед ней узелок, что нашла в лесу далеко от замка. И туда она тоже сходила, пропав на пару дней, в которых Исвильда не особо заметила ее отсутствие.

— Не надо тебе туда, — сказала тихо, глядя, как иссохшая рука девушки медленно перебирает драгоценности из узелка. — Пустошь. Опаленные стены и вороны. Ничего и никого не осталось, только кладбище у самых стен. Кресты, кресты… Теперь эти земли принадлежат королю. Кто знает, не он ли виновник злодеяния? Забудь кто ты, иначе убьют.

— Я Де Ли, — прошептали отвыкшие что-то говорить губы.

— Ты никто, — вздохнула женщина. — Ты погибла и похоронена вместе с родными у ворот замка. Кто-то уже положил эти цветы на твою могилку.

Протянула засохшую ромашку.

И до Исвильды вдруг дошло, что она права — она никто, ее нет, как нет той чудесной женщины, что была ее матерью и носила это жемчужное ожерелье, целовала на ночь дочь и сына, гладила их теплой ласковой ладонью. Как нет отца, строгого, но умного и благородного человека, который по праву считался одним из лучших воинов и защитников чести в округе и был награжден клинком с именным вензелем, выгравированным лично ему за заслуги перед королевством. Нет маленького проказника Максимильяна, любившего гонять голубей и трясти яблони в саду вместе с деревенскими мальчишками.

Он погиб, как погибли все Де Ли, не струсив, не предав, и лишь она бежала как последний трус, бросив родные стены, слуг и родных на смерть.

Исвильда разрыдалась. Слезы лились и лились, плачь, перешел в истерику и длился сутки…

— Малыш? — тихо позвал обеспокоенный Оррик видя, что девушка побледнела и смотрит перед собой остекленевшими глазами.

Исвильда очнулась, с минуту смотрела на него и спросила:

— Вы любите ромашки, мессир?

Мужчина нахмурился: странный вопрос.

— Любит, — заверил Гарт с мрачным видом. — На могилку одной девушки он водрузил целую охапку этого сена, а потом, пил как лесник и косил мечом деревья. До сих пор для меня загадка — что он хотел?… Но мы о другом говорили — о вашей подружке, мессир Исай.

— Ее убили. Она жила на болоте и никого не трогала, но по весне в деревне начался падеж скота и люди решили, что это ее рук дело. Пришла толпа с вилами и избила ее, а потом вздернула на суку… Ее вина была лишь в том, что она сторонилась людей, немало испытав от них…

— А падеж прекратился?

— Не знаю, — мне пришлось уйти…

Перед Исвильдой словно стеной тумана встали гневные озлобленные лица крестьян, что тащили женщину спасшую ее, к дереву на котором болталась веревка, а Исвильду били, пинали и гнали прочь, считая помощницей ведьмы.

Странно, что не вздернули рядом, а может, хотели насытиться не только видом мертвеца, но и крови?…

— Странную вы завели себе подружку. Это она вам про рожки и копыта рассказывала? Забавно же вы время проводили, — ухмыльнулся Гарт, но, увидев полный скорби взгляд мальчика, потерял задор и желание насмехаться. — Прости, — бросил, искренне пожалев, что неволь разбередил рану парня. Чтобы там не было, а вести себя как свинья ему никто права не давал.

— Ничего, — тихо ответила Исвильда.

Оррик зло уставился на друга, жалея, что Гарт друг и его не придушишь за то что он причинил боль девушке.

— Больше не лезь со своими расспросами!

— Я не хотел, — с раскаяньем заверил тот, успокаивая Орри.

— Проверь лучше все ли на месте, — приказал ему Даган и Фогин послушно развернул коня.

Оррик с сочувствием посмотрел на девушку и нерешительно протянул к ней ладонь, накрыл, ее руку. Он боялся оскорбить Исвильду прикосновением, и не мог отказать себе в удовольствии почувствовать тепло ее кожи под пальцами.

— Как звали твою спасительницу? Я должен заказать молебен за ее светлую душу.

— Не знаю, Орри. Я полгода провела в горячке и не спрашивала, как зовут ту, что выхаживает меня… Я самая большая грешница.

— Не говори так. Это не правда. Ты была ребенком…

— Максимильян тоже. Ему было всего восемь лет, когда он погиб как воин, защищая свой дом!… А я бежала, — отвернулась с трудом сдерживая слезы.

— Ну, же, девочка, не плачь. Умоляю! — сжал ее руку, скорбя и сопереживая ее горю. — За каждым из нас водятся грешки и нелицеприятные поступки. Жизнь груба и грязна. Мы живем в мире, где нет святости, чему удивляться, если сами уподобляемся грязи? Но тебя это не касается, ты чиста. Как была чистым невинным ребенком, таким и осталась. Господь не зря спас тебя… Это меня нужно было забрать, — бросил глухо, каясь в своем проступке. — Твой брат просил меня присмотреть за вами, но умирал мой дед и я направился не к вам, а домой, решив позже навестить вашу семью…

— Ты выполнил долг перед близким…

— И не оправдал доверие друга.

— Долг часто раздирает нас на части.

— И приводит к трагедиям

Он хотел спросить: как все произошло? Но не стал, видя, что девушке плохо от воспоминаний. Они и ему тяжелы были, хотя он и не являлся участником тех событий. А может тем и тяжелы?

Воображение нарисовало жуткую картину, в которой маленькая Исвильда в одной рубашке задыхаясь, бежит по лесу, а за ней гонится свора наемников, для которых что человека, что лося загнать — забава…

Сколько раз он наблюдал подобные картины наяву?

И рад лишь одному — он был наемником, но играл в другие игры, служа другим Богам.

Тоже гнал как зверя по лесу, но негодяев, что пачкали свое звание преступлениями и грязными делишками, продавали свою душу и людей за золото.

Оррик никого не предал и не продал, хоть тоже получал золото, отдавая свою силу и умение королю. Но можно ли думать, что это достоинство?

— Я виноват…

И смолк, понимая, что его слова ничего не значат. И его вина, осознает он ее или нет, так же не имеет значения, потому что не воскресит убитых, не излечит раны Исвильды.

Нет, не станет он бередить душу себе и девочке пустыми извинениями и заверениями — он будет рядом, защитит ее, найдет виновных, пусть уйдет на то вся его жизнь, и накажет — это и будет признанием, пусть малым, но воздаянием за свой грех.

Господь милостив, но как коварна порой его милость к низким мерзавцам, которым он прощает грехи наравне с невинными детьми, не видя разницу меж грехом одного и другого. Индульгенция стоит золота и, по какой-то злой усмешке, не иначе сатаны, доступна лишь богачам, что порой наживались на слезах и бедах людей. И им рай?

Нет, пусть Господь гневается на Оррика, но он послужит иному закону, закону, что не знает индульгенций, не продает прощение грехов за все блага мира. Закону чести и совести, что принимает раскаянье лишь исправлением, прощает, очищая от скверны дурных помыслов и поступков.

Его совесть его простит, а Бог пусть не вмешивается, раз не вмешался в то утро, когда стая его верных хищников вырезала добрых христиан и поборников веры Божьей.

— Оррик? — позвала мужчину Исвильда. — Что с тобой?

Даган успокаивающе улыбнулся девушке — достаточно с нее волнений. Он оставит свои еретические мысли при себе. Пусть это ангел не знает грязи его мыслей, довольно с него грязи мира.

— Все хорошо. Не утомилась?

— Нет.

— Тогда прибавим ходу? Не страшно?

— С тобой? Нет.

Орри словно бальзам на сердце вылили.

После таких слов он на любой подвиг был готов.

Глава 12

Стоянку пришлось разбивать в лесу уже в темноте. Высланный вперед отряд, сообщил, что опасности нет, и Оррик разрешил спешиться. Расставил дозорных, распорядился об ужине, лично проверил округу, оставив девушку под присмотром Галиган.

Они мирно беседовали сидя под раскидистой елью и улыбались друг другу как давние и очень близкие знакомые. Ревность опять непрошенным гостем прокралась в сердце Оррика. Но смеет ли она вторгаться? Какие права у него на девушку? Опекуна, не больше. А хочется много большего.

Но что он предложит ей? Нищее существование жены наемника?

У него есть жена, будь она неладна, но если б и не было, у Оррика язык бы не повернулся предложить Исвильде руку и сердце, за которыми ничего, кроме пылкой страсти и жизни, данной лишь для одного — служить ей.

Тогда крышу разваливающего замка, в котором из охраны десяток крестьян и слепой Проспер?

А может, продать замок и земли? Родную вотчину?…

Если б дали за него достаточную сумму что обеспечила девушке безбедное существование, он бы не думая продал его.

Жаль, что он может предложить ей лишь мизер: свою верную руку, меч, умение воина и сердце, что бьется лишь для нее.

Орри любовался девушкой, радуясь, что она улыбается, а значит на душе ее сейчас спокойно и готов был простить Галиган все прежние обиды за то, что он развеселил Исвильду.

— Что происходит, Орри? — тихо спросил Гарт, подходя из-за спины. Даган вздрогнул от неожиданности, что не укрылось от глаз друга. — Ты теряешь сноровку и внимание. Это все твое увлечение.

— Нет, Гарт, это не увлечение.

— Что же? Претворение в жизнь той бредовой задумки?

— Это любовь Гарт. И против нее бессилен разум, и все доводы пусты.

— А кошель с золотом?

— Труха. Вот оно настоящее сокровище, — сказал не спуская взгляда с Исвильды, взгляда, что опустил Гарта в пучину отчаянья.

— Мне страшно за тебя, — прошептал он.

— Не стоит переживать. Теперь со мной ничего не случится, потому что у меня есть ради чего жить, к чему стремиться.

— К разводу? В родной замок?

Оррик покосился на Гарта: о чем он? Неужели не понял, не услышал, что ему говорят?

— Замок я продам, чтоб обеспечить будущее.

— Мальчишки?! У него есть родители!!…

— У него никого нет кроме меня.

Гарт задумался — это меняло дело. И хоть что-то ставило на свои места. Жалость Оррика он знал не понаслышке, бывало, последний медяк нищенке отдавал, а сам потом голодал.

Но суть в другом:

— Ты знаешь его?

— Да.

— У тебя долг перед ним или его родителями?

— И перед собой.

— А передо мной?

Орри повернулся к Гарту:

— Я был бы рад, если ты останешься с нами.

— Третьим?

— Да.

— Кому это нужно?

— Мне, прежде всего. Мне очень нужен ты, чтобы обеспечить охрану мальчику. Ты тот в ком я уверен как в себе, тот кто не предаст.

— Сдался тебе этот малец, — качнул головой Гарт, заподозрив, что дело нечисто и Орри не договаривает очень многое, но не оттого что не доверяет, а скорее не может. Либо связан клятвой, либо чего-то боится.

— Он и ты — все, что у меня есть.

— Ладно, босяк, — усмехнулся Фогин. — Прорвемся. Не привыкать.

— Значит, не уйдешь?

— Когда я тебя бросал? Раз суждено жевать ботву, так хоть не одному. Эта мысль греет, правда? — усмехнулся.

— Спасибо.

— Обращайтесь, милорд. Кстати, жену с собой возьмешь?

— Вряд ли она меня найдет.

— Хорошо хоть больше разводом не бредишь…

— Он мне теперь не по карману, а убивать я женщину не стану. Попытаюсь пристроить ее в монастырь.

— Это откусит половину золота в кошеле.

— Неважно. Зато моя совесть будет чиста.

— Не стану с тобой спорить, потому что ведьма исчезла. Ее люди Боз искали.

— Откуда знаешь?

— Глаза есть и уши, не занятые лицезрением предмета своей страсти, — улыбнулся Гарт. — Подручные Боз нашли тюк с грязным тряпьем, завернутым в драную шаль. Она явно ее, именно в ней твоя супруга навещала нас перед исчезновением.

— И где нашли? — прищурился Орри.

— Недалеко от ручья святого Густова.

— У ручья?… Ручья…у ручья, — задумался Оррик, пытаясь поймать шалую мысль, посетившую его и ускользнувшую в туман забвения.

— Что? — не понял Гарт.

— Так, крутится что-то… не могу вспомнить. Пора ужинать и спать. Завтра рано вставать…

— А мальчик валится с ног от усталости, — предугадал мужчина и выставил ладони, встретив раздраженный взгляд Оррика. — Ладно, ладно, идите нянюшка к своему чаду. Да не шали там, а то мне передумать недолго и поселиться в уединении, где-нибудь в лесу.

Оррик привел ее к костру, усадил и позаботился не только о порции ужина, но и о добавке, помня о том, что было в кабаке. Но впервые за последние годы Исвильда была сыта. Ее не беспокоил оставшийся на хлебе кусочек мяса, ее приятно волновала близость Оррика, тепло и сила, что исходила от его тела, нежность во взгляде, что ласкала ее, не прикасаясь.

И разве что-то нужно еще?

Если б еще воины не проявляли излишнего внимания к ней. Оррик вел себя слишком трепетно, чем не мог не вызвать любопытства, сплетен да пересудов, но судя по взглядам, странные отношения были не в новинку людям Боз Даган. Они ухмылялись, подмигивали Исвильде, но не лезли дальше, не оскорбляли, не обливали презрением, проявляя к ней ту же почтительность, что к Галиган или Оррику. А некоторые даже пытались задобрить, расположив к себе. Наверное, решили таким образом получить благосклонность герцога — Галиган общался с ней как с равной, с другом, а такое никто упомнить не мог.

Оррик, пока воины травили байки и пугали мошек дружным гоготом, набрал лапника, устраивая девушке удобное ложе. Застелил его своим плащем и сдернул плащ с решившего устроиться не вдалике Гарта.

— Не понял?! — возмутился он. — Тебе жарко не будет?

— Нет, — расстелил второй плащ.

— А-а, — дошло до Гарта. — Главное, чтоб Иса не взмерз, а что твой верный друг инеем покроется — ерунда! Не-не, стели, стели, я же не твой неженка, — заворчал, устраивая себе ложе из травы и лапника.

Первым зевнул Галиган, дослушал историю Симса и кивнул Исвильде:

— Спокойно ночи.

Та кивнула в ответ и подумала, что не прочь поспать, часа два уж как. Смешно зевнула, прикрыв рот ладошкой. Оррик улыбнулся, глядя на нее — Мадонна воплоти.

— Иса? Пойдем спать, — позвал тихо.

— Мессир? — пошла к нему девушка, чувствуя взгляды воинов, что сверлили ей спину. — Что о нас подумают, Орри? — шепнула мужчине.

— Не заботься о том. Воинам моего отца не привыкать… — и смолк — о чем он юной девушке говорит? — Не все ли равно, что они подумают? Я их капитан, ты фаворит Галиган. Всем все ясно. Пойдем, я постелил тебе, надеюсь, не замерзнешь.

— А ты? — увидев два плаща, аккуратно расстеленных на лапнике, озаботилась Исвильда.

— А ему и зимой не холодно! — объявил Гарт, изображающий труп под елкой. Орри усмехнулся, качнув головой: обиду изображает, хитрец.

— Не слушай его, ложись и спи.

— Ты не уйдешь? — с надеждой посмотрела на него.

И кто б устоял после такого взгляда?

Оррик убедил себя, что девушка боится спать одна, забыв начисто о Гарте, что пристроился в паре метров от них. И других воинах, что уже спали вповалку на полянке.

Он помог Исвильде устроиться, укрыл заботливо как ребенка, а сам, вне себя от волнения, сунул руку под голову и уставился на звезды.

— Тебе не холодно? — коснулось его щеки ее дыхание. Оррик вовсе потерялся — мотнул головой — нет.

И как тут замерзнешь? От близости девушки кровь кипела в жилах, голова кружилась и воображение, будь оно не ладно, расшалилось, маня неуместными мечтами — в пору было ледяной душ принимать, охлаждаться с головой. А лучше вообще заночевать в каком-нибудь ручье.

— Спи, — процедил, с трудом сдерживаясь, чтоб не повернуться к ней, не впиться в губы, не смять тело.

Черт! — сел, головой тряхнув.

— Пойду, посты проверю. Спи, Гарт рядом, и остальные. Ничего не бойся.

— Ты вернешься? — приподнялась девушка, расстроенная, что он уходит. Ей показалось, что он бежит от нее.

— Вернусь, — бросил сухо: даже с того света.

Тихо было, но у южного поста воин заметил какое-то движение:

— Не животное точно, мессир, — доложил Оррику шепотом. — Куст качнулся прямо, вон тот, и ничего минут десять, потом другой, и опять ничего. Потом ветка хрустнула. Похоже, крадется кто-то.

Оррик согласился — зверь бы не прятался, не замирал на десять минут и, уж тем более, не кружил вокруг лагеря.

Он похлопал стражника по плечу — молодец.

— Ерунда, белка, наверное, — подмигнул мужчине и сделал вид, что уходит, а сам нырнул в кусты, достал из сапога нож, зажал в руке, лезвие спрятав в рукаве. И осторожно, пригибаясь и вглядываясь в очертания кустарников и деревьев, начал красться к месту, указанному стражником.

Так и есть — за кустами малинника прятался оборванец. Взять его труда не составило — парень не заметил, что уже не охотник, а добыча, и потому подпустил Даган близко. Оррик перехватил его, зажав шею в локтевом сгибе, и закрыв ладонью рот, прижал к земле:

— Тс-с, — прошептал, глядя в испуганные глаза. Парень понял, закивал, умоляя взглядом его не трогать.

— А теперь быстро и четко: что тебе надо здесь? Сколько вас? Что хотите? — прошептал в грязное ухо, чуть отстраняя ладонь.

— Ничего!… - взвизгнул тот и вновь ладонь Даган перекрыла все звуки:

— Я сказал — тихо, — прошептал повторно и более внушительно. Нож лег на горло, намекая, что стоит прислушаться к сказанному. Парень внял и испуганно закивал: понял, я, понял!

Даган отстранил ладонь, давая возможность говорить, и парень затараторил, свистящим шепотом:

— Я один, совсем один. Голодно милорд, надеялся поживиться. Простите Христа ради, бес попутал, ей Богу, попутал.

Даган верил ему и не верил, поэтому сильнее вдавил лезвие в шею оборванца, намекая, что любит правду.

— Ей, Богу, милорд, ей Богу!! — шепелявя, свистел парень, дрожа в страхе. — Не убивайте, милорд, во имя Христа, помилуйте. Я же ничего…я же только тут… если хлебушек оставите. Я же не ничего, милорд. Смилуйтесь! Христа ради, Христа ради, милорд!

— Я тебе не верю, — зловеще щурясь ему в лицо, прошипел Оррик. Парня вовсе перекосило, слезы ринулись из глаз:

— Нет, нет, милорд! Не убивайте! За что, Боже милостивый! Я же ничего не украл, ничего не сделал! Смилуйтесь, добрый господин!

Оррику надоело слушать сопливые молитвы парня, видно тот действительно, говорил правду — для разбойника мал и слаб, не человек — червяк. Но как подручный сгодиться в шайке мог.

Даган поднял его за шиворот драной рубахи и, приказав молчать, потащил к стражнику.

— Свяжи и сунь кляп в рот. А ты, — ткнул в оборванца пальцем. — Слово издашь, дернешься — убью. Будешь вести себя тихо — утром отпустим.

Тот закивал, дал привязать себя к дереву и все умолял взглядом, трясясь от страха.

Оррик не стал полагаться на слова лазутчика и лично обошел лагерь, проверяя местность, а заодно как стражники несут службу. Но все было в порядке — больше ни одного любопытного в округе, а воины не спали и чутко дозорили.

Успокоенный Оррик вернулся к Исвильде, которая уже спала сном младенца, улыбаясь то ли мечтам, то ли ангелам, заглянувшим к ней в сновидения.

Глава 13

Утро было хмурым и облачным. Погода явно решила преподнести сюрприз путникам, обрушившись на головы проливным дождем. Пока Гарт подгонял сонь и мешкавших слуг, Оррик выслал вперед отряд на разведку и успел поссориться с Галиган, который не понимал, отчего сегодня завтракать не придется. Для него мелкий дождик не являлся помехой для принятия пищи, а верить в то, что это репетиция он не желал. Оррик же не желал что-то доказывать — наорал и где рыком, где угрозами заставил двигаться быстрей. Лагерь опустел в рекордные сроки — пять минут и эскорт двинулся дальше, телеги загремели колесами.

Оррик еще надеялся обогнать тучи, но, понимая, что задумка может не удастся, накинул на плечи Исвильде плащ, чтоб та не вымокла и не простыла и чутко поглядывал за отрядом. Все ничего, но треклятые телеги с добром брата, значительно снижали ход, хоть возницы поспешали как могли. Сундуки брякали, подпрыгивая, чем раздражали Оррика, и грозили вывалиться, чем тревожили Галиган. Он ни за что не желал терять и одного.

— В них подарки Даниэле!

— Ей тебя хватит! — рыкнул Даган, пытаясь вразумить идиота, что хватался за вещи.

— Что страшного в дожде?!

— Открой глаза!! Он на сутки, не меньше! Скоро ты не проедешь со своими сундуками и застрянешь здесь навеки, а невеста не станет ждать тебя у аналоя!

Давил на больное Оррик, скрывая истинную причину: застрявший обоз хорошая мишень для разбойников. Того парня они не отпустили, лишь ослабили путы, давая возможность развязаться самому, немного помучившись, но большой уверенности, что тот говорил правду у Оррика не было, как не было гарантии, что в этих местах не орудуют шайки разбойников, не рыщет кто-то по душу Исвильды. Он даже немного жалел, что отпустил оборванца, но брать лишний грех, убивая возможно невинного, не хотел.

Не прошло и часа, как взятый темп начал снижаться — дождь усилился, превращая дорогу в болото грязи. Копыта лошадей вязли, колеса телег буксовали, борта кренились. Сундуки Галиган грозили пуститься в плаванье.

Колесо одной телеги хрустнуло, ее перекосило, и она застряла в грязи наглухо, вывалив сундуки в воду. Вторая тоже застряла, но хоть сохранила свое содержимое. Пришлось вытаскивать ее. Оррик и стражники толкали, но ничего не выходило, пришлось поднимать и переносить на более менее ровное место.

Исвильда пыталась помочь, расстроенная, что Оррик, отдав ей плащ, вконец вымок, а сейчас еще и искупается. А дождь холодный — как бы не простыл.

Даган рыкнул бы на нее, но только глянул на мокрую огорченную девушку, зубами скрипнул, чтобы грубость сдержать и, поднатужившись, все ж вытолкал телегу с помощью мужчин.

Галиган, будь он неладен, все у сундуков упавших в воду кудахтал, спасал свое сокровище. А что там спасать — два раскололись, отдав свое содержимое воде, третий намок — не поднять. Пришлось криками отбирать у глупца испорченные вещи, заверяя, что три сундука — не велика потеря.

— Зато спасем эти, — указала Исвильда на два уцелевших в поломанной телеге. Галиган нехотя согласился, к величайшему удивлению Оррика. Он с благодарностью глянул на девушку и, помог перенести имущество в другие телеги, понимая, что лучше от этого не будет — лишний вес в такую погоду не нужен.

— Учти, спасая эти сундуки, ты рискуешь потерять остальные, — предупредил брата. Тот вымокший, злой и уставший хотел бы поспорить, криками и руганью аргументируя свою правоту, но влезла девушка:

— Милорды, не стоит ругаться, давайте лучше вытаскивать телеги и продолжать путь. Все вымокли, все устали, не стоит добавлять неприятностей.

Галиган ощерился, стряхнул воду с лица и волос и, плюнув, похлюпал по луже за последним сундуком. Но не удержал его вес и рухнул в грязь.

— Черт!! — взвыл отфыркиваясь. Оррик лишь головой качнул: редкостный идиот! И двумя шагами оказавшись рядом, поднял брата за шиворот из воды, оттащил из лужи прочь, лишая того мечты спасти имущество.

— Хватит!! — гаркнул, приводя его в чувство. — Помоги вытащить ту телегу! — жестом указав на воз, что безуспешно тянули из грязи стражники. А сам, краем зрения увидев что Исвильда сейчас упадет, пробираясь к ним, поспешил ее придержать. Поднял на руки, перенес на траву.

— Постойте здесь, умоляю, не лезьте! Вы вымокли! Не хватало, чтобы заболели! Да накиньте вы капюшон, в конце концов!

— Плащ не спасает, мессир! Он весит уже пуд! — приподняла края, демонстрируя стекающую ручьем воду.

— Черт! — сквозь зубы выругался Оррик — а больше и сказать было нечего. Пошел к остальным, помочь вытаскивать следующую застрявшую телегу.

Исвильда за ним.

— Я просил вас! — обернулся, услышав хлюпающие шаги.

— Не кричите на меня мессир! — возмутилась девушка. — Я не собираюсь стоять в стороне как неженка и смотреть, как вы купаетесь в воде и грязи!

— Хорошо! Искупайтесь со мной! — рявкнул Орри, не в силах сдержать злость. — Но если вы заболеете я…я… отшлепаю вас! — выплюнул и тут же подавился этим словом, смутившись под насмешливым взглядом Исвильды. Грубиян! — посетовал на себя и поспешил скрыться с поля своего позора. Пристроился у воза, плечом подталкивая его.

— Раз, два!! Ну-уу!! — орал Гарт. Одна из лошадей оступилась и рухнула в лужу, заржала тоскливо.

Неугомонная девушка побежала к ней, принялась лезть под копыта другой.

— Уйди! — откинул ее Гарт к стражникам, что, не ощупывая ногу лошади уже знали, что к чему.

— Ногу сломала.

— Пристрели, — посоветовал Гарту Лебрент, сняв арбалет с плеча.

— Что там, Гарт?! — уставился на него Оррик. Мужчина ощупал ногу лошади и выпрямился:

— Все, отбегалась. В такую погоду нам ее не вытащить.

— Пристрели, — глухо бросил Оррик, соглашаясь с Лебрентом.

— Да вы что?! — испугалась Исвильда, надеясь помешать. Даган перехватил ее и утащил к последней телеге, единственной оставшейся в живых и стоящей на траве, силой усадил под нее.

— Прошу вас! — выставил руку, видя, что девушка готова возмутиться и расплакаться. — У нас нет возможности лечить ее, поймите это!

Исвильда нехотя кивнула, понимая, что он прав, но куда деть жалость к несчастному животному? Хотя если и жалеть, то уж всех.

— Вы в конец вымокли мессир, — заметила тихо. Оррик моргнул, не понимая и вдруг, улыбнулся:

— Ерунда, — оттер влагу с лица, и по нему вновь заструилась вода.

— Вы похожи на водяного, — улыбнулась Исвильда.

— Да и ты малыш, — заверил мужчина и потопал к товарищам, что уже завершили путь лошади, распрягли ее и выводили вторую, толкая злосчастную телегу с добром Галиган. Тот стоял руки в бока, разглядывая убитое животное, оттащенное стражниками в сторону.

— Поплачь, — посоветовал ему Гарт, впрягаясь вместо убитой. — Раз, два!!

Оррик пристроился рядом, взяв вес на себя, и телега, наконец, сдвинулась с места.

Дождь лил не переставая, словно Господь решил устроить повторный потоп. В сплошном потоке воды не было видно дороги впереди. Мужчины уже не стряхивали воду с лица, не ехали на лошадях, а вели под уздцы по две — свою и товарища, чтоб поберечь животных, что итак буксовали в грязи. Телеги значительно тормозили путь и застревали на каждом зигзаге — воинам приходилось то и дело вытаскивать их, толкать.

Оррик в тупую тянул возничую, вторую взялась тянуть Исвильда, пристроившись рядом с мужчиной. Галиган охранял телегу, понесшую потери, стражники толкали их, облепив со всех сторон. Гарт пытался смотреть по сторонам и указывал путь, маяча впереди. Все происходящее было похоже на битву со стихией, только цель этой битвы была неясна.

Оррик устал ругаться с братом и охрип от крика, подгоняя отряд.

Если б не упрямство Галиган они бы значительно увеличили темп и, возможно, уже смогли найти пристанище, поесть, высушиться. Но тот ни за что не хотел расставаться со своим имуществом и вот уже время подошло к обеду, но отдых, тепло, как и горячая пища, мужчинам только мерещилась.

Впереди показалась огромная как океан, лужа воды, посреди которой валялось сваленное ветром и дождем дерево. Отряд притормозил.

Оррик заподозрив неладное, жестами определил места обороны воинам, заставил Исвильду сесть под телегу и вместе с Галиган и тремя стражниками пошел оттаскивать дерево.

Только сделал шаг, как свистнула стрела и из кустов вылетели вооруженные кто чем люди.

— Заляг под телегу! — приказал Оррик Галиган, вытаскивая меч, и воткнул его в живот летящего на него мужчину с дубинкой. Герцог не успел ни оскорбиться приказом брата, ни испугаться — он растерялся, замер, во все глаза глядя на драку. Лязг мечей, крики, парализовали его на минуту, но как озарение, как волна ярости, накрыли в миг, стоило разбойнику с коротким мечом махнуть перед его носом клинком. Мужчина не думая, врезал тому по лицу, отправляя в лужу и вытащив свой меч, проткнул насквозь. Развернулся и поспешил на помощь своим, врезался в гущу дерущихся, раздавая удары налево и направо.

Исвильда сжалась под телегой, прикрыв уши ладонями, чтобы не слышать крики и лязг.

— Загораем? — усмехнулся Гарт, укладывая к ее ногам разбойника. — Не помешает? — и пошел на другого, останавливая летящий на него клинок.

Девушка с ужасом посмотрела на мертвое тело незнакомца, на кровь что растекалась, смешиваясь с водой и грязью и сглотнув ком в горле, начала вылезать из-под телеги, понимая, что ведет себя, как трус, как в тот день, отдается безумию паники и предает.

Судьба словно повернула время вспять, предоставив ей шанс оправдаться хоть не перед убитыми родителями, так перед собой, но сил не было. Слабость в ногах и руках, дрожь то ли от холода, то ли от страха, не давали ей удержаться. Она вцепилась в край телеги и смотрела на дерущихся в грязи, под ливнем, воинов, но видела туманную дымку августовского утра и чистый двор замка Де Ли. Не сброд в разной рваной одежде вооруженный кто дубинками, кто мечами и арбалетами виделся ей, а хорошо вооруженный отряд в темно- коричневых добротных колетах. И хотелось рвануть прочь, огласив диким криком округу, перекрыть им лязг клинков, шум дождя, крики и ругательства воинов.

Ее сшиб Симон, приводя в чувство. Впечатался в край телеги спиной, оттер с губы кровь, с презрением глядя на обидчика — голодранца с мечом и принялся нащупывать упавший в телегу меч. Исвильда не соображая, что делает, вытащила его и подала мужчине.

— Благодарю сынок, — не глянув, бросил воин и рванул на врага.

Сынок…

Максимильян не стоял бы столбом и не хлопал ресницами.

Но как помочь? Как можно убить человека?

Девушка в панике шарила взглядом по воинам, разбойникам, смотрела как зажимают Оррика, как тот убивает, играя клинком, как факир горящим факелом, и подставила подножку, летящему к нему разбойнику. Тот упал как раз на меч Гарта, что развернулся на звук шагов. Мужчина крутанул клинок в грудине врага и откинул обмякшее тело:

— Клинок Де Ли, говорят неплохое оружие! — бросил, встречая другого разбойника.

Кинжал отца, точно!

Исвильда вытащила его, но как куда тыкать острием? Да и как можно?

Оказавшийся рядом стражник показал — увернулся от дубинки и, узрев в руках мальчишки оружие, схватил Ису за руку, воткнул кинжал в глаз нападавшего и помчался дальше, на ходу подбирая из лужи выпавший клинок.

Исвильда смотрела на свой окровавленный кинжал и чувствовала, как мутится разум, от осознания что им убили. Вот тело бородатого мужчины, из глазницы которого течет кровь — та же, что на лезвии кинжала в ее руке.

Ее бы стошнило, но позыв к рвоте был прерван криком Симона:

— Отойди!!

Она не успела и была сбита отлетевшим на нее разбойником. Тот с рыком навис над поверженной и решил убить ее, раз уж она попалась на его дороге. В безумных глазах мужчины не было пощады и Иволга сама не понимая что делает, воткнула клинок ему в горло.

Кровь из раны ринулась ей в лицо, как дождь на голову. Девушка взвыла в ужасе оттого, что сотворила: от крови, что метит ее грех, за который гореть ей в аду вечно. Забарахталась в панике, пытаясь выбраться из-под тяжелого тела убитого, захрипела, задыхаясь, захлебываясь от воды, слез и крови, и была освобождена Орриком. Тот откинул мертвого, встревоженный состоянием девушки.

— Ранена? Ты ранена?! — затряс ее, присев.

— Не-е-е…неее

И тот понял, смыл ужасающую ее кровь, оттащил под телегу, ничего не соображающую Исвильду, умоляя.

— Сиди, не лезь!

Он бы успокоил ее, обнял нежно, но времени на сантименты не было — разбойники шли упрямо и поток их, как воды, льющие с неба, не собирались видно прекращаться:

И никуда больше не ушел — остался сражаться рядом, прикрывая собой девушку.

В этом потоке, в этой битве Исвильда вконец потеряла себя. Время и события спутались в голове, туманили мозг и не осталось сил на вой, мысли, действия.

Она тупо смотрела на бесконечную, казалос, ь драку и не понимала что происходит, не помнила, как все началось, кто она, где, тоже уже не помнила и, что все закончилось, тоже не поняла. Взирала на воинов, что оттаскивают трупы на обочину, смотрела в открытые глаза мертвецов, на их кровь и раны, и раскачивалась, не зная то ли поблевать, то ли убежать.

— Иса? — позвал ее обеспокоенный Оррик, склоняясь над девушкой. — Посмотри на меня! Все закончилось, нам больше никто не угрожает! — заверил, думая, что та сама не своя от испуга. А девушка увидела лицо убитого ею разбойника и не сдержала позыва рвоты.

— О! Видать первый на твоем счету! — понял Гарт, узрев реакцию мальчика. Вытер меч, сунул его в ножны. — Поздравляю с почином.

Исвильду вовсе скрутило от этих слов.

Орри пришлось вытаскивать ее из-под телеги и убаюкивать, успокаивая как ребенка.

— У тебя не было выхода, не было…

— Я убила… — прошептала еле слышно.

— Я! Я убил. Ты не причем. Это я — разве не помнишь? Успокойся. Ну, все, все. Тише.

— Я в порядке, — с трудом выдохнула, отстраняясь — жалость Орри была невыносима. Он должен был ругаться и обвинять ее в трусости, а не переживать за нее!

Гарт внимательно посмотрел на нее, потом на друга и качнул головой:

— Да-а, с вами несочкучишся.

Орри одарил его расстроенным взглядом, полным тревоги за перепуганную девушку и рыкнул приближающемуся Галиган, указав рукой на поверженных:

— Это твои?!..

— Нет. Шайка местных воров.

— Уверен, что за твоим добром, а не за тобой пришли?

— Конечно. Ты глянь на них.

— Благодарю, насмотрелся и наобщался вдоволь.

— Все обошлось? — посмотрел на Ису.

— Угу, — буркнул Оррик, глянув на разрезанный колет брата. Но злости не чувствовал — мужчина бился с ними наравне, хотя Оррик не думал, что этот слабак способен владеть мечом и вступить в бой.

Даган просто хмыкнул и указал на прорехи в одежде:

— Переоденьтесь герцог.

Галиган улыбнулся, сообразив, отчего развеселился брат:

— Позже, если разрешишь. Сейчас бы не мешало убраться отсюда.

— Хорошая мысль.

Оррик подхватил Ису на руки и посадил на лошадь. Закричал людям, чтоб двигались дальше. Гарт, наплевав на предыдущие тревоги Галиган за свои вещи, выкинул половину сундуков из телеги, освобождая место раненым, и обоз двинулся дальше.

Отряд потерял пять человек мертвыми и четырех раненными, которых придется оставить в ближайшей деревне, чтоб те подлечились. Немного, учитывая, что разбойников полегло раз в шесть больше.

Даган был доволен — он набрал хороших вояк.

Теперь быстрее добраться до ближайшего здания, чтобы обсушиться и поесть. Судя по виду Исвильды, ей срочно нужен был отдых и помощь, чего Оррик дать пока не мог.

Галиган с час ворчал, жалея оставленные сундуки и зло смотрел на Гарта, что как ни в чем небывало, гордо восседал в седле, с прищуром поглядывая вокруг. Дорога была ровной без надоевшей уже до оскомины грязи, но дождь, будь он проклят, не прекращался.

— Люди устали, вымокли, голодны, раненным нужна помощь, — начал пенять брату Галиган, раз не получился диалог с его другом. — Нужно остановиться.

— Уже останавливались, — напомнил Оррик, мечтая пересадить Исвильду к себе. На дождь ему было плевать, как и на претензии брата.

— Впереди монастырь, милорд, — бросил Лебрент.

— До него еще полдня пути.

— Меньше, милорд. К вечеру доберемся.

— К вечеру половина из нас сляжет в горячке!

Лебрент спрятал улыбку: насмешил господин. Чтоб воин от дождя как мед растаял — вот уж небывалые дела. Ну, да, герцогу откуда что знать. Он, для чего меч на его поясе висит, сегодня только узнал.

Оррик без слов отстегнул фляжку с элем от пояса и протянул брату:

— Грейся. И привыкай все делать на ходу, быть сильнее временных неудобств. Не скули больше, как щенок, не позорь свое имя.

— Мальчишка вон и то молчит, — поддакнул кто-то из стражников за спиной господ, чем заставил Галиган прекратить свое ворчание.

— Я забочусь о людях, — бросил только, чтобы последнее слово за собой оставить. Выхлебал пол фляжки и отдал ее Оррику. Тот передал девушке:

— Пей.

— Не хочу, мессир, спасибо.

— Пей! — настойчивей повторил Орррик, взглядом извиняясь за тон. — Надо, — добавил тише, мягче.

Исвильда глотнула обжигающе-крепкого эля, закашлялась и поспешила вернуть фляжку.

Даган вздохнул: придется останавливаться в монастыре надолго, чтоб хорошо растереть и согреть девушку, а то ненароком правда заболеет — плащ уже давно не спасает от холодного ливня.

И прибавил ходу.

Глава 14

Ближе к ночи, в кабак "Три петуха" ввалился еле стоящий на ногах Тори. Без слов выхватил из руки Мирона кружку с пивом и залпом опустошил ее.

— Убрать, — выдохнул приказ герцога, оттирая губы.

Миррон прищурился и кивнул отдыхающим за столами людям: на выход.

Пятеро мужчин скользнули под завесу ливня. А Тори рухнул на столешницу лицом и захрапел: сутки бешеных скачек не для его подточенного беспокойной жизнью организма.

Миррон хмуро глянул на него и, подойдя к хозяину кабака, шепнул ему пару слов, небрежно бросив на стойку золотой.

Лошади дробно били копытами о дерн, продираясь сквозь потоки воды. Повозки бренчали подпрыгивающими сундуками, вздыхали раненные. Отряд приближался к стенам старого монастыря, что уже виднелись темнеющим силуэтом впереди.

И вот всадники заколотили в ворота, всполошив монахов.

— Откройте его светлости, милорду Даган!!

Те не торопились, кудахтали за преградой, разозлив Орри — Исвильде срочно нужно было найти пристанище, она буквально вываливалась из седла от усталости:

— Открывайте черт вас дери!! — рявкнул, обрушив кулак на старое дерево. Полетели щепки и в образовавшееся отверстие стало видно столпившихся братьев с бледными, как у приведений, лицами от страха.

Ворота с треском и скрипом начали открываться.

Вперед степенно вышел худой мужчина, сложил руки на животе:

— Я настоятель монастыря брат Ансельм. Что вам угодно?

— Пристанища! Мы вымокли, устали, у нас раненные. Нужна ваша помощь святой отец! — сообщил ему Оррик, сбавив тон.

— Разбойники?

— Да.

Мужчина оглядел потрепанную, мокрую свиту, герцога, что был, отличим от остальных лишь излишне гордой осанкой и надменным взглядом, и кивнул, приглашая на постой.

Экскорт въехал во двор.

— Гарт, займись размещением, выстави посты! — крикнул другу Оррик. — Галиган! Черт тебя подери, братец! — видя, как мужчина стоит посреди толпы всадников, не зная куда идти, и тем мешает остальным спешиваться, двигаться внутрь монастыря. — Проследи, чтобы оказали помощь раненным! Да не стой ты столбом!! Накормить лошадей!! Обоз под навес!! Резвей, Лебрент!!

Стащил распластавшуюся без сил по лошади Исвильду из седла, взял на руки и уставился на брата Ансельма:

— Нужна горячая вода и теплая постель.

— Мальчик ранен?

— Нет! Он окоченел от холода! Меньше слов святой отец, больше дела! — и видя, что тот не собирается быстрее двигаться, зато готов поболтать, держа собеседника на улице под дождем, заорал. — Да проявите же, черт вас подери, свое гребанное милосердие Божье!!

Монах остолбенел.

— Заприте ворота и никого не пускать! — распорядился Гарт в унисон громыханию Оррика.

— Позвольте, ваша светлость!… - решил возмутиться какой-то монах, приняв Оррика за герцога.

— Герцог Даган изволит лицезреть свои испорченные сундуки!! — рявкнул Оррик и, понимая, что толку как от суетливых, так и от стоящих столбами монахов не будет, отпихнул настоятеля в сторону, освобождая проход в монастырь. Отец Ансельм, очнувшись, поспешил за ним.

— Несите мальчика наверх, в мою келью. Она самая просторная и теплая. Огонь уже зажжен.

— Благодарю, — понесся мужчина по лестнице вверх. — Мне нужно хорошее вино, святой отец, теплая, сухая одежда, и горячая пища!

— Я распоряжусь. Правда, день постный…

— Сделайте его скоромным! Расходы будут оплачены полновесными монетами! Моим людям необходимо хорошо подкрепиться и отдохнуть! Мы весь день мокли под дождем!

— Хорошо…э-э-э?

— Оррик Даган! Капитан охраны герцога Даган и его сводный брат!

— Хорошо, хорошо, милорд… Сюда, — распахнул дверь в свою келью.

Оррик усадил стучащую зубами девушку на стул у очага, подкинул дрова в огонь и хлопнул дверью перед лицом отца Ансельма, приказав:

— Поторопитесь!

Исвильда, пораженная его властным и грубым тоном с испугом глянула на мужчину.

— Раздевайтесь, миледи, и лезьте под одеяло, — приказал он, проигнорировав ее взгляд, принялся стягивать с себя колет и рубаху, с которых капало на пол.

Девушка с трудом расцепила скрючившиеся пальцы, что зажимали полы плаща в глупой надежде сохранить под ним тепло. Плащ упал, но что дальше?

Оррик отжал одежду, жалея, что не снять брюки — сверкать наготой перед ранимой девушкой? Благодарю покорно. И вздохнул, видя, что та не торопиться раздеться, стесняется.

— Я отвернусь. Оставляйте одежду здесь и бегите под одеяло. Вы продрогли, — сказал мягко, голос сам сел от мысли, что девушка окажется в постели, в одной комнате с ним, нагой. Вытирать свою грудь не пришлось — она тут же высохла сама.

Оррик отвернулся, пряча вспыхнувший желанием взгляд, и сделал вид, что сушит волосы — принялся стряхивать с них воду.

Исвильда смотрела на мощную спину мужчины и больше ничего не могла делать. Пальцы безуспешно развязывали тесьму, стягивающую колет, но мысли были далеки от одежды. Они устремились к Оррику и теснили грудь.

— Все? — чуть повернул голову к ней, выказывая гордый профиль воина.

— Неее-ет… помоги? — прошептала. Мужчина дрогнул, не веря услышанному. Потоптался, не смея поворачиваться, спешить на помощь и желая этого больше всего. Тут в келью вошел монах со стопкой сухой, чистой одежды, полотном и кувшином вина.

— Ужин готовят, милорд, ваши люди уже размещены и сушат одежду, — сообщил вскользь и вышел. Оррик даже кивнуть ему не успел — мысли в другом направлении работали и не спешили возвращаться в суету.

— Помогите же, Оррик, — попросила вновь Исвильда. — Тесьма запуталась, а пальцы не слушаются.

Мужчина присел перед ней и начал распутывать образовавшийся узел, потянул зубами за концы. Девушка не сдержалась, видя его так близко, таким родным, прекрасным как Бог, повела нежно по волосам. Оррик дрогнул, выпустив узел из зубов, уставился на девушку, не веря в то, что она удостоила его ласки и, встретившись с ее взглядом, вспыхнул, сообразив, что она желает того же что и он. Но может ли то быть? Не расшалившееся воображение тому виной?

Оррик скрипнул зубами и, наконец, распутал узел, принялся расшнуровывать мокрую одежду, открывая облепленное белой исподней рубашкой тело девушки. Руки застыли на уровне груди, с трудом сдержавшись, чтоб не коснуться, не обнять манящие холмики, не осушить кожу поцелуями.

— Дальше сами, — прохрипел, через силу отодвигаясь от нее.

Черт все дери! Черт, черт, черт!!

По лицу судорогой желания прошло сожаление в его невозможности.

Смерд, нищий безродный бастард, женатый на ведьме волею отца, продавший себя за разваливающийся замок — разве он пара этому небесному существу, нежному как лепестки ромашки?

Исвильда огорчилась, видя, что Оррик отвернулся от нее. Встала, начала стягивать колет, но тот прилип к рукам.

— Не могу, мессир, — призналась.

Даган обернулся и не зная куда смотреть, попытался помочь. Однако взгляд как не приказывал своим глазам Оррик смотреть в сторону, стремился к телу девушки, к разрезу на груди, почти до живота, в котором виднелась цепь с драгоценным кулоном, к нежной коже гладкой и влажной, к губам девушки, шее, груди. Она почти прикасалась к его груди и тем туманила голову. От волос девушки исходил запах ливня и хвои, маня зарыться в них. Руки Даган уже не понимали, что делают, забыли, что нужно снять колет с Исвильды, высвободив от мокрой тряпки — они гладили гибкий стан, вытаскивали рубашку из брюк.

Исвильда смотрела на бугры мышц Даган, вдыхала терпкий запах его кожи и качнулась к нему, прижалась к груди и была отодвинута. Оррик дрогнув от невинного прикосновения щеки девушки к обнаженной груди, получил, словно удар под дых. Желание стало до боли сильным. Челюсти свело наглухо, а сердце выдало бешенный стук, выбросив разгоряченную кровь в виски.

Мужчина рванул к сухому полотну и кувшину с вином, лишь бы чем-нибудь отвлечь себя — принялся представлять холод и дождь на улице, чтоб охладить воображение, смыть желание. Но облепившие его бедра брюки выдавали все его чаянья. Пришлось присесть у стопки одежды, делая вид, что отбирает нужное. Минута, вторая, но легче не становилось. Слух чутко улавливал шум за спиной, воображение, наплевав на усилия хозяина, манило картиной обнажающейся Исвильды.

Оррик разозлился на себя. Подал, не глядя на девушку сухое полотно, и уставился в огонь.

— Можно получить одежду? — услышал через пару минут возьни, и вновь упал в водоворот желаний, представив, что за спиной стоит обнаженная Исвильда в ожидании…

Чееерт!! — скрипнул зубами, понимая, что вскоре сотрет их в порошок.

— Вина… — просипел.

— Что? — не поняла она.

— Вам… вам нужно выпить вина и… растереться.

— Всю? А?…

Оррик взвел очи к потолку, выискивая на нем благоразумие, терпение и спасение от пытки вожделения. А мысли помчались к телу девушки и тут же представили Оррику манящую картинку, в которой его рука касается нежной кожи, растирая ее вином, и пальцы чувствует тепло и трепет девичьего тела, доверчивого и податливого, дрожащего от ласки…

`Да о чем ты думаешь'! — взмолился Оррик: `очнись, не для тебя она, не для тебя'!

А сердце в крик — почему?! Кто это решил?!

Девушка приняла молчание мужчины за осуждение и, взяв кувшин, поспешила к постели, укрыла, что смогла и принялась по частям растирать тело.

Оррик зажмурился, услышав шебуршание: что за пытка!

А с другой стороны, он должен помочь, обязан. Девушка сама не сможет растереть себе спину, да и ступни и… и…

`Я не мальчик, выдержу. Исвильда не должна заболеть'! — сжал кулак и резко встал.

— Я помогу миледи…

А больше и слова сказать не смог — онемел увидев обнаженные покатые плечи, изгиб шеи, прикрытый завитком коротких волос. Остальное было прикрыто одеялом, но Оррику того что увидел довольно было, чтобы потеряться. Стоял, смотрел, пытаясь сообразить, что же он хотел, что должен делать?

Исвильда покраснела, приняв его растерянность как дань ее уродливости, попыталась сильнее прикрыться одеялом и чуть не разбила кувшин, не удержав его в руке. Оррик успел подхватить его, опустившись на колено перед девушкой и чуть налив вина в ладонь, коснулся выставленной ступни. Кувшин отодвинулся в сторону. Пальцы наслаждались, с трепетом лаская кожу, каждый изгиб, каждый пальчик. Руки заскользили вверх, нежа теплом продрогшее тельце и даруя Оррику забвение от всех волнений мира.

— Мессир, вам бы раздеться, — сказала девушка. Оррик непонимающе посмотрел в ее глаза и понял, что зашел дальше некуда — ладони уже поглаживали бедра Исвильды. Секунда на колебания и сопротивления и Оррик стащил девушку с постели к себе на колени и впился в губы, пропадая напрочь в их прохладе.

Безумие, но настолько сладкое, что нет сил не то, что вырваться из него, просто подумать о подобной возможности.

Оррик задыхался от страсти и счастья, чувствуя ответную страсть девушки, ее готовность принадлежать ему, податливость. Губы не сопротивляясь, впустили его язык в рот, пальцы зарылись в его волосы, руки гладили плечи, наслаждаясь упругостью кожи, силой и мощью.

Оррик жадно целовал ее, как одержимый ласкал тело, то ли стараясь как можно четче запомнить его нежность и каждый изгиб, то ли боясь, что миг счастья, что дарован ему, вот-вот истечет, а он так ничего не успеет, ни одарить, ни получить.

И как в воду глядел — дверь в келью с треском распахнулась, и послышался грохот разбившейся посуды.

Оррик обернулся, инстинктивно прикрывая собой девушку и увидел Гарта, что с полными ужаса, непонимания и негодования глазами, пялился на парочку открыв рот. Кувшин с вином и рагу, что он нес Оррику, валялись на полу, а руки мужчины так и остались на весу, словно он продолжал держать посуду.

— Ты?!…Вы!!.. А?!… Ссс… Ббб…Фыы… Ууу, — прокаркал, что-то одно ему ведомое и вывалился за дверь, плотно прикрыв ее.

Исвильда и Оррик переглянулись, выказывая недоумение явлению Гарта, и рассмеялись.

— Твой друг в шоке, — провела по лицу Орри девушка. Он ласково прикоснулся губами к ее пальчикам и блаженно улыбнулся:

— Пройдет.

Гарт в прострации сидел на полу у кельи занятой другом и мальчишкой и пытался сложить увиденное с тем, что знал об Орри и Исе, с собственным опытом, поступками. Перед глазами маячила ступня мальчика, выглядывающая из-под одеяла, спина друга, в которую в порыве страсти впивались пальцы Исы и поцелуй пылкий как лесной пожар.

Губы Оррика без всяких сомнений, если Гарт не ослеп и не повредился умом, владели губами мальчика и, ни тот, ни другой не сопротивлялись. Они желали друг друга! Желали настолько сильно, что постой Гарт еще чуть-чуть и стал бы свидетелем их бурной ночи!

Фогин схватился за голову, не зная бежать прочь, идти к отцу Ансельму исповедоваться, причащаться и советоваться, или вернуться в комнату и пытать голубков пока те не объяснять внятно причину их влечения. То, что Орри привлекают мальцы и юнцы Гарт понятия не имел, и даже в походе к сарацинам о том не догадывался. Ни единого повода думать так друг не давал, хотя некоторые рыцари из отряда не брезговали подобными отношениями после долгого воздержания, не имея женщин под рукой.

А может не в друге дело?

Ведьма! Ну, точно, она испортила Оррика, наложила заклятье или еще чего там!

Или Гарт ослеп и свихнулся, видит чего нет, а что есть не видит?

А что есть, чего нет?…

Мужчина с трудом поднялся и, пошатываясь, пошел прочь, скатился с лестницы. Поймал проходящего мимо монаха и спросил где брат Ансельм. И как только получил ответ — твердым шагом направился к нему, желая немедля получить святое причастие и все что нужно для спасения от чар ведьмы. А для себя решил: Оррик не может ее убить? Я убью, друг и, не беспокойся, рука не дрогнет!

— А поесть бы не мешало, — заметил Оррик, нежа в ладони волосы и щеку Исвильды.

— И выпить, тебе. Ты продрог и промок, но так и не позаботился о себе.

— Пустое, мне не привыкать мокнуть под дождем. Ничего со мной не станется. Ты согрелась?

— Да, мессир, ваш жар даже дождь успокоил. Слышите? За окном тихо, ливень прекратился.

Оррик счастливо улыбнулся и, переложив девушку на постель, решил все же спуститься вниз, проверить все ли расположились, всего ли хватает, расставлены ли посты, да и ужин, что ни говори, нужно взять. Исвильда наверняка голодна, раз даже у него в животе урчит.

— Я принесу ужин.

— Не задерживайтесь, мессир.

Оррик не удержался и поцеловал девушку, заверяя, что будет отсутствовать миг, который она не заметит.

Отец Ансельм оказался человеком сведущим и без труда и лишних расспросов обеспечил Гарта всем необходимым, включая инструкцию по умерщвлению ведьмы. А заодно наградил мыслью, что порой и мальчики не лишены колдовских чар, так что убивать-то надо бы сразу всех, чтоб наверняка.

Фогин воспарял, обретя цель, выход из положения и четкий план по спасению друга, и рванул к Орри. Но, проходя мимо кухни, заметил того у стола. Оррик накладывал рагу в миски и переговаривался с воинами, что задержались за столом.

Гарт дождался пока Даган не получит все желаемое и не направиться к себе. Перехватил его в коридоре, насильно впихнул под рубаху распятие, ладан и мирру.

— Спятил?! — нахмурился Орри.

— Ты! Это все ведьма, Орри. Поверь, я знаю, что говорю. Она изурочила тебя!

— Какая ведьма? — растерялся тот, напрочь забыв о своей жене.

— Та, с которой ты мечтал развестись! Отец Ансельм говорит, что и мальчики тоже могут насылать чары…

— Та-аак! — протянул сообразивший, о чем речь Оррик и предупредил ретивого друга, зная что тот способен на многое. — Только волос с его головы упадет — мы перестанем быть друзьями. Я убью тебя. Оставь бред экзорцизма монахам и епископам, не лезь, куда не знаешь.

— Так расскажи, чтоб знал!

— Не могу. Мог бы — давно рассказал. Одно скажу — не выдумывай того, чего нет.

Гарта перекосило в попытке сложить увиденное в келье и слова друга.

— Хочешь сказать ты не хочешь его?

— Хочу, — заверил Оррик, качнувшись к уху друга. — И не просто хочу, а до безумия. Душу за него продам.

— Ага? — отстранился Гарт, чтобы заглянуть в глаза Даган и все же понять — кто из них спятил? — Но я ничего не знаю, а то, что знаю — ни черта не значит, а то, что видел — выдумал? Ты целовался с ним, Орри!

— Да, и мечтаю поцеловать вновь. Я люблю его Гарт, — добил мужчину Орри.

Обошел, пока тот в остолбенении от услышанного складывал слова, фразы, действия и бросил в спину как кинжал:

— Больше никто нам не помешает и не отберет его у меня, ни Бог, ни Дьявол!

— Ты пропал, — прошептал мужчина, чувствуя как от отчаянья и переживания за друга, сдавило сердце. — Я помогу тебе, спасу… спасу, Орри! — заверил, сжав кулаки.

Тихо в келье, только потрескивают поленья в огне да нежность что витает, греет душу теплом забытым уже Исвильдой и незнакомым Оррику. Он не знал ласки и заботы, привык с раннего детства заботиться о себе сам и робел, и млел одновременно от заботы Исвильды, что, насытившись, принялась растирать его вином, поглаживая и, тем плавя в ласке всю решимость мужчины противостоять желанию. Он не мог оскорбить ее, взяв как деревенскую шлюшку, а жениться не мог тем более. И сказать, что женат — язык не поворачивался. И отказаться от близости девушки, от ее нежности и трепетных рук, что растирали его еле касаясь и наслаждаясь не меньше чем он, тоже не мог.

Тупик, но пусть время в нем остановится и даст Оррику запомнить ощущение желанности, полного доверия и надежды на любовь. Мечта о ней, что он считал — не для него, но манила и не таяла вопреки всей суетности и грязи в его жизни уже стучала в сердце и отравляла его сладким ядом, от которого он терял себя, забывал прежние ориентиры.

Исвильда любит его?

Исвильда, небесное создание, маленькая птичка, сполна хлебнувшая горести и бед. Малышка, чистая как слеза святого, наивная и трогательная как лепет дитя, доверчивая, милая, нежная.

Конечно неправда, возможно бред: но подожди сомнение, подожди мерзкая прямота реальности! Дай прикоснуться к чуду, погреться хоть миг в лучах его, забыть, кто ты и кто она, забыть и долг, и грубый мир, что не считается с иллюзией.

Словно ангел спустился с небес и коснулся его своим крылом — несмелым шепотом Исвильды, от которого дрожь и нега волной по телу и голова кругом, и душа прямиком в рай:

— Я люблю тебя.

Как отплатить ей?

Оррик повернулся и посмотрел в бирюзовые глаза, нежно касаясь девичьей щеки.

Сказать люблю?

Как пошло, как мало. Что слова если цена им набор букв, тогда как бесценность Исвильды в ее глазах. Доверии и любви, что не скрыта под фальшивую маску хитрости и лжи, что кинута ему под ноги, взлелеяна для него.

— Бесценная моя… — коснулся губ любимой. Ладони укрыли ее щеки нежнее, чем снежок укрывает по зиме землю, бережнее, чем мать пеленает дитя.

Замри мгновение. Уйди, исчезни прошлое и будущее — там нет ее, а значит, нет его.

И пусть сгинут все метания и печали, враги, дела, друзья.

Здесь и сейчас — она и он — больше ничего не надо, никого.

Но как ответить подлостью на доверие? Подвести, обмануть, разбить мечты и растоптать наивное сердце?

Оррик отодвинулся. Уложил, укрыл Исвильду, с комом в горле оттого, что придется уйти, оставить ее:

— Спи, — пусть тебе приснится радужный сон.

Взгляд девушки стал несчастным, печальным и обвиняющим.

Оррик поспешил уйти, сорвал непросохший плащ и кинув на пол у очага, завернулся в него с головой, отвернувшись спиной к девушке. Даган ненавидел себя в эти минуты, но точно знал, что презирал бы себя много больше, если б поступил иначе.

Исвильда не сдержала слез: он вновь показал, что она ему не нужна. Значит все напрасно?

Конечно, зачем ему трусливая предательница? Лгунья, уродина, никчемная девчонка, возомнившая себя Бог знает кем! На что она надеялась? Вспомнить только ее поведение, когда шел бой — кому нужна такая, что кроме презрения она может заслуживать?

Она помогала людям, лечила и даже вылечивала, но себя излечить ни от страха, ни от неуверенности не может. Она помогала обретать уверенность в себе и собственных силах, но разве от этого она была уверенна в себе? Ее считали умной, но разве она умна? Считали сильной — а она сильная? И куда все делось? Где прозорливость, где рассудочность, терпение, вера, в конце концов, в себя, в лучшее? Она не подводила ее и в самый трудный тяжкий час, но сейчас осыпалась и растворилась, вновь высвободила ту испуганную девочку, что бежала по лесу, не зная куда, не зная зачем. Спасалась? К чему, если никому неважно жива она или нет, если она никому не нужна и незачем, по большому счету, не то, что бежать — жить, потому что не к чему стремиться.

Как просто, как легко учить других, видеть то, что не видят они, когда это не касалось ее и, как трудно научиться чему-то самой, видеть себя какая есть, мириться со своей низостью, страхами, открыто посмотреть на себя и признаться — да, я не идеал, я хуже любого монстра.

Исвильда остро ощутила свою ущербность, и пожалела, что осталась жива тогда. От чего спасалась, бежала, надеялась, верила, берегла себя для единственного, но самого близкого и дорогого, кто не оттолкнет, поймет и примет ее какая она есть.

Мечта — выше звезд. Недосягаемая как светило. Потому что тот, кто нужен Исвильде больше жизни. Тот, кому она готова отдать себя всю без остатка — идеален, прекрасен в гневе любви и бою, и не ей низкой, глупой лгунье мечтать о нем, не ей греться в кругу его рук, не ей слушать его мысли и стук сердца. Она не достойна его. И ничего не изменишь, как не повернешь время вспять.

Тихий всхлип девушки достиг ушей Орри, и того подкинуло. Плачь девушки слышать, было для него хуже, чем прижигать открытую рану каленым железом. Но отчего Исвильда плачет?

Грубиян! Он обидел ее, оскорбил?

Оррик подошел к постели, навис над закутанной с головой девушкой и вновь услышал приглушенный всхлип. Плечи девушки вздрагивали, но плач был еле различим — она глушила его, не смея беспокоить Орри, и тем лишала его возможности уйти, сделать вид, что он не слышит.

— Исвильда, — позвал тихо мужчина. Плачь прекратился. — Что случилось? Минута тишины и шепот из-под одеяла:

— Ничего.

Оррик сел на постель и мягко развернул девушку к себе. Заплаканное лицо стало последней каплей в чаше его самообладания.

— Ты испугалась? Я обидел тебя? Тебе плохо? Не молчи, поговори со мной. Скажи, что тебя тревожит? Чем я могу помочь тебе?

— Я… совсем не нужна тебе, да? — прошептала, с грустью глядя на него, и сморщилась, разрыдавшись, прикрыла лицо рукой, чтоб не видеть приговор в его глазах.

— Исвильда…

Он и думать не мог, что милая девочка, его мечта, его Мадонна нуждается в нем не только как в защитнике и опекуне. И кто бы удержался после этого от счастья прикоснуться к своей любимой — любящей.

— Ты нужна мне… — прошептал, отнимая ее руку от лица и, сказал, глядя в чудесные глаза, что были засланы слезами из-за него. — Я живу тобой. Я помню каждый миг того благословенного дня, когда судьба познакомила меня с тобой велением Лемзи. Помню платье что было на тебе, помню твой смех и улыбку. Помню, как солнце золотило твои волосы, как ветер играл локонами. Помню каждый жест, каждый поворот головы, каждое слово. Как ты рассердилась на Максимильяна, отобравшего у тебя какую-то безделушку и погналась за ним, как смотрела на Лемзи, рассказывающего о своем последнем походе, как обнимала отца, сидящего у камина. Как помогала накрывать на стол матери и подавала мне блюдо с пирогами.

Слезы Исвильды высохли сами собой, зрачки стали огромными от удивления:

— Ты помнишь ту капризную гордячку, что приняла тебя за угрюмого дурочка?

Орри улыбнулся:

— Именно таковым я и был. Мне не хватило смелости признаться ни Лезми, ни себе, что я сражен тобой.

— Но сейчас все изменилось? — в глазах девушки зажглась надежда и Орри помрачнел. Понимая, что должен убить мечту.

— Нет. Я по-прежнему ничего не могу тебе предложить.

— В этом суть? Но мне…

Оррик склонился над девушкой, прижав палец к ее губам, и с болью заметил:

— Ты дитя, тебе лететь за облака и жить в чудесном мире мечты, где нет боли и грязи. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива, но ничего кроме верности и собственной жизни дать тебе не могу.

— Как я.

— Нет, ты уже дала мне то, о чем я мечтать не смел.

Исвильда задумалась и сообщала, решив, что дело лишь в этом:

— У меня есть деньги. Вернее драгоценности, что можно продать. Нам хватит, чтоб безбедно прожить жизнь и вырастить детей.

Оррик зажмурился, сжав зубы: ему готовы отдать весь мир, а он болван не достоин и крупицы того счастья! И как легко сказать «да», ведь он мечтал о том, грезил как горячечный больной, и промолчать о позорной женитьбе, о своем бесчестии и падении, тихо, тайно провернуть дело с разводом… Но как подло! Лучше пусть будет больно ему, но он обязан сказать «нет», должен быть честен перед ней…

— Я… женат… — прошептал, давясь признанием, и приготовился увидеть упрек и разочарование в глазах Исвильды.

И безмерно удивился, увидев, как та повеселела, рассмеялась вскочив.

— Ну, вот что мессир, женатый мужчина… — `я ваша жена', - хотела признаться, но вдруг испугалась, что Орри не поймет ее ложь, рассердиться на обман и шантаж, что она устроила. Спадет очарование этих минут близости и тонкая ниточка надежды, что протянула мостик меж двух сердец, порвется. И тому виной будет ее позорное малодушие и ложь.

Девушка смолкла, но отступать не хотела. Приблизилась к Орри и, заглянув в глаза, попросила:

— Не оставляйте меня мессир, не уходите, прошу.

Лицо мужчины дрогнуло при виде желанной женщины, что щедро дарила ему себя, ничего не требуя в замен. Трогательное лицо, припухшие губы, изгиб шеи, обнаженные плечи и в смущении прижатая к груди простыня. Но не преграда.

Рука мужчины сама отодвинула ее, нежно, осторожно, обнажая грудь, живот девушки. В тишине единения сердце Орри билось как крылья птицы на ветру, стремясь к Исвильде и прочь сомнения, страхи. Все прочь. Нет сил лгать себе, уверять, что это невозможно. Нет проблем, которых он не решит ради нее, нет преград, которые не преодолеет. Он не вернется в замок, никогда не увидит той женщины, что стала его женой — Исвильда его жена, венчанная самой судьбой, самим провидением.

Орри склонился над зардевшейся девушкой, чтоб запечатлеть поцелуй на ее губах. Обнял, укладывая на спину. Освободился от брюк и залез под одеяло, прижал Исвильду к себе, не веря, что это происходит на яву и под руками ее кожа, ее тело, податливое, желанное. Он ласкал девушку без ума от блаженства, наслаждаясь каждой клеточкой ее тела, каждым мгновением близости.

Орри был сдержан насколько мог, чтоб не вспугнуть Исвильду и все же видно насторожил, потому что девушка вздрогнула, когда его ладонь опустилась на ее грудь. Отстранилась, глянув на него:

— У тебя было много женщин?

Странный вопрос. К чему она спрашивает?

— Я мужчина.

— А вы?… а правда? — принялась изучать его грудь, поглаживая ее пальцами.

— Что правда? — приподнял ее за подбородок, пытаясь в глазах прочесть то, что мучило ее и увидел лишь нерешительность и страх.

Исвильда раз подслушала разговор замужних женщин — подруг матери и уяснила из него, что первая ночь с мужчиной болезненна и неприятна, и сейчас пыталась понять — насколько, потому что ничего неприятного не чувствовала, наоборот — ей очень нравились властные и нежные руки мужчины, нравились ласки, как нравилось доверять ему, полагаясь на опыт и его желание, ласкать в ответ, изучая его тело, как он ее, вдыхать аромат его кожи, ощущать его язык сплетающийся с ее.

Наверное, я распутница, — загрустила.

— Что не так, малыш? Я слишком напорист?

Исвильда просто прижалась к нему, решив позже разобраться в себе. А сейчас пусть она будет распутницей и пусть будет больно, но зато она будет с ним.

Но Оррику было важно знать, что ее обеспокоило и он развернул ее к себе, навис над лицом:

— Что не так, милая?

С минуту Исвильда силилась озвучить свои страхи, открывала рот, закрывала и изучала шею Даган, робея посмотреть в глаза. А тот терпеливо ждал, надеясь не услышать: я передумала.

— Говорят, это больно, — наконец смогла произнести Исвильда.

Оррик дрогнул, зрачки стали большими от удивления и счастья, испуга и растерянности. Весь спектр чувств сплелись в одно и накрыли его. И если еще минуту назад он готов был сгореть от желания, но по требованию девушки уйти прочь, то теперь он бы не вылез из постели и за все королевство, не выпустил из рук Исвильду, не позволил забрать ее и небесному воинству. Он накрыл ее губы поцелуем и принялся нежно ласкать ее, с трудом сдерживаясь, чтобы не взять сразу. Он нежил ее и пытал себя. Но пытка стоило того — девушка расслабилась, забылась, забилась в его руках от страсти и желания и позволяла ему все больше и больше, пока, наконец, не вскрикнула от наиболее вольной ласки. В тот миг, когда он вошел в нее, Оррик понял, что никогда до этого на самом деле не обладал женщиной. Он брал лишь плоть плотью, оставляя свою душу за дверью спальни, как душа той которую он брал и на йоту не приближалась к нему, не стремилась на встречу, не принимала всего таким, каков он есть.

Исвильда была другой, и с ней все было по-другому — она отдалась без остатка, до крупицы подарив ему себя, и приняла его. Ее крик, что он заглушил поцелуем, стал венчальной песней и соединил два вдоха и два выдоха, два сердца и две души в одно.

Два радостных вскрика и два стона в унисон навеки обвенчали мятежные души и сама смерть была теперь бессильна перед этой любовью.

Глава 15

Эскорт герцога Даган окружили воины. Люди Боз успели вытащить мечи и приготовились защищать своего господина. А тот замер в предчувствии беды, глядя на всадника в богатых одеждах, что вышел вперед:

— Герцог Даган? Вы арестованы именем короля. Прошу сдать оружие и не делать глупостей.

— В чем меня обвиняют? — прохрипел Боз, чувствуя спазм в груди. Конец, это конец, — билось в висок. Куда он спешил? В западню? Ай, да Гай! А он болван!

— Не беспокойтесь, милорд, вам предъявят обвинение. Прошу следовать за мной.

Королевские стражники разоружили людей Боз и под конвоем отправили герцога в тюрьму Шантбури, недалеко от королевской резиденции.

Утро заставило Оррика вспомнить о своих обязанностях. Он открыл глаза, млея от ощущения тяжести на своей груди — спящей на ней девушки. Поцеловал Исвильду в макушку, и осторожно высвободился. Как не хотелось покидать ее, но хорош бы он был, если б не смог обеспечить ей защиту, уберечь. А для этого нужно вспомнить о своих обязанностях, проверить посты. Да и завтрак не помешал бы ни ему, ни девушке.

Даган одевался непривычно долго, и поймал себя на мысли, что специально тянет время, чтобы побыть лишнюю минуту рядом с Исвильдой, полюбоваться ее безмятежным сном. Вздохнул и вышел: тяни — не тяни, а дела ждать не будут.

Оррик вышел во двор и первое что сделал, с глубокой благодарностью посмотрел в небо, что сегодня казалось особенно близким и понятным.

Дождя не предвиделось — встающее солнце слепило глаза и радовало светом, вызывая улыбку, птицы пели нечто особенное и иначе чем вчера или год назад. А может это не мир, а Оррик изменился?

Посты проверены, кони накормлены, раненным оказана помощь, воины отдохнули.

Большинство уже позавтракало и грелось на солнце, готовясь отправиться в путь.

На кухне сидели Лебрент, Галиган и Гарт.

— Долго спишь, — недовольно бросил он Оррику.

Мужчина лишь улыбнулся — сегодня он был не способен на восприятие колкостей и ответные насмешки. Взял пирог с блюда и налив эля в кружку принялся завтракать.

Гарт, удивленный его безответностью и блаженным видом, настороженно следил за ним.

— Вижу, Иса не сильно беспокоил тебя ночью, — с загадочной улыбкой заметил Галиган, потягивая вино. Его глаза лучились лукавством и прозорливостью. Но что он может знать, о чем догадываться?

— Ты выглядишь как счастливый новобрачный, которому отломился кусок королевства величиной с пол земли, — сказал Гарт.

— Мне достался весь мир, — заверил Оррик.

— Поздравляю, — неизвестно чему радуясь, засмеялся Галиган. Фогин глянул на него как на ненормального и бросил вставая:

— Не пора ли вам поспешить к невесте, милорд?

Герцог отсалютовал ему кружкой:

— За ворчливых, но преданных и заботливых товарищей!

— Не подавитесь, — буркнул себе под нос Гарт, выходя из помещения.

— Он всегда такой? — спросил мужчина у Орри.

— Только по утрам.

— Так и подумал, — кивнул, пристально разглядывая спокойную физиономию брата.

— Что? — выгнул тот бровь.

— Спросить хотел.

— Спрашивай, — милостиво бросил Орри, запихивая в рот кусок пирога.

— Я могу не беспокоиться за Ису, ты не бросишь его, не причинишь вреда?

Оррик дожевал хлеб, раздумывая над странной заботой Галиган об Исвильде и выдал упреждающее:

— Мы сами с ним разберемся. А твое дело готовиться в дорогу и думать о невесте.

Галиган все понял и снисходительно улыбнувшись, вылез из-за стола:

— Я рад, брат.

Бросил и вовсе загадочное.

Следом за Галиган ушли стражники. Лебрент изучающий до того эль на дне своей кружки, покосился на Оррика и тихо сказал:

— Хороший малыш, правда?

Даган зыркнул на него: этот-то куда лезет? И насторожился, встретившись с насмешливым и острым взглядом мужчины. Сколько он знал Лексинанта Лебрента, тот никогда не высовывался, был простоват и неприметен, не очень умен, послушен, но не подл. В общем, обычный служака по найму, не хватающий звезд с неба, а тихо, спокойно занимающийся своим делом и радующийся доставшейся ему долей, о другой и не помышляя. Но сейчас мужчина не был полусонным туповатым наемником из дворян среднего класса — что-то было в его взгляде, что заставило прислушаться к нему, а не отмахнуться или наорать, оборвав. Он имел право и заявлял о том, как господин заявляет права на свои земли и крестьян.

`Интересно, что я еще не знаю'? — задумался Оррик: `сначала Галиган удивляет, теперь вояки Боз, от которых особых чудес я не ждал'.

— Обычный пацан, — бросил нейтральное.

— Да… Самый обычный мальчик — сирота… который очень нуждается в защите.

На что намекаешь? — уставился на него Оррик: служака переходит границы дозволенного. Для этого должны быть веские причины и нешуточный интерес. Личный?

Взгляды мужчин скрестились. Пара секунд и Даган понял, что не знал Лексинанта. Этого, что сидит перед ним. А тот Лебрент, что сражался и жил в замке отца, фальшивка.

— Будьте осторожны мессир, если не хотите потерять мальчика, — посоветовал мужчина тихо, будто между прочим, словно речь шла о мухе, попавшей ему в эль.

— Что ты знаешь? — напрягся Оррик.

— Многое. Например…. Что не все Де Ли погибли в то утро.

Если б мужчина не проявлял дружелюбие, не располагал к себе, давая понять, что свой и не против а за Исвильду, Орри убил бы его.

— Причем тут Де Ли? — отодвинул блюдо: аппетит пропал начисто.

— Кинжал, мессир. Приметная вещь. Очень неосторожно было с его стороны вывешивать его на пояс.

— Многие знают Де Ли?

— Кому надо, знают. Дурно, что и те, кому не надо — тоже знают.

Голос мужчины был тихим, вкрадчивым. Лебрент словно приоткрылся лишь Оррику и лишь из-за Исы, но чуть вспугни или поведи себя не так — и вновь перед Орриком окажется туповатый стражник. Даган все понял и держал себя в руках, хотя очень хотелось вытрясти из мужчины всю информацию и понять…

— В отряде кроме тебя, кто-нибудь знает?

— Нет, даже Галиган не догадывается…

Это значило одно — Лексинант не из болтливых, зато из внимательных и на стороне мальчика. Даган немного успокоился.

— … Но он знает, что ему угрожают… Ей.

Оррика пот прошиб:

— Ей?

Лебрент загадочно улыбнулся и приложился к кружке.

— С чего ты взял?! — зашипел Даган.

— Мессир, только слепой может принять девушку за юношу, и только извращенец приписать ее женственность дурным наклонностям. К тому же я знаю вас лучше, чем вы думаете — вы бы не связались с мальчишкой на ниве страсти. А вы страстно влюблены. Я удивлен, отчего ваш друг ничего не понял. Он вроде не глуп и не слеп… Но опасен.

— Гарт? Нет, — вот уж кто-кто, а Фогин не предаст друга.

— Он верный и тем опасен. Ради вас он может натворить глупостей, убить, думая, что спасает.

Веко Орри задергалось: намек был слишком прозрачен. И хотелось вскочить и побежать в келью, проверить все ли нормально с девушкой. Но что Гарт способен причинить ей вред, мужчина сомневался, а вот в том, что Лексинант знает то, что нужно знать и Оррику — нет. И нужно было закончить разговор, выпытав у него как можно больше.

— Кто ему угрожает?

— Сейчас? Ваш друг.

— Гарт не причинит вред.

— Не обманывайте себя, Оррик. За ней идет охота, настоящая охота. Но зачем убивать своими руками, если можно убить чужими?

— Боз, — похолодел Даган: это его правило!

Лебрент кивнул:

— Вы правы, Боз Даган стоит во главе охотников и, будьте уверены, они не допустят явление мертвых с того света на этот.

— Какое ему дело до Де Ли?

— А вы думаете, его вызвали в королевский суд, чтобы выслушать планы по озеленению замка Даган? — усмехнулся мужчина.

— Откуда вам знать?

— Я три года в замке, если вам это что-то скажет…

Оррик напрягся — в голове шла лихорадочная работа мысли.

— У меня есть уши и глаза, а еще преимущество — неприметность. Меня не видно и не слышно, зато я вижу и слышу. Друг личного порученца Боз Миррона, Тори болтун, каких мало, особенно если предложить дармовую выпивку.

Оррику стало не хорошо.

— Мне нужно идти.

— Бегите, друг мой, — посоветовал мужчина, чем подстегнул Даган. Тот стрелой помчался в келью.

Исвильда уже оделась и натягивала сапоги, спеша спуститься вниз и увидеть Орри, когда в келью вошел Гарт.

— Привет, — бросил неласково, закрывая дверь, и сунул под ручку ножку стула. Девушка поняла, что сейчас что-то будет, и огляделась в поисках защиты.

— Предлагаю два варианта: нож и яд, — заявил мужчина, развернувшись к ней.

— За что?

— Догадайся сам.

Иволга кивнула:

— Оррик.

— Точно. Так что, сам выберешь или не станешь утруждать себя?

— Третий вариант мессир.

— Удавка?

Гарт остановился: напоить ядом не проблема, затеять драку и пырнуть мальчишку — тоже, но душить ребенка, каким бы порочным он не был, позорно и низко.

Ради Оррика?

Фогин тряхнул волосами: прочь сомнения.

— Ты выбрал удавку смерда, я оружие мужчины, — вытащил нож из голенища, поиграл им, с прищуром поглядывая на мальчика. — Ну, иди сюда трус!

— Мессир, вы понимаете что делаете?

Исвильда видела — Гарт не играет. Рука потянулась к поясу с кинжалом, что лежал на стуле — больше защищаться не чем, впрочем, и кинжал отца против натренированного воина, что лучина.

Гарт перекинул нож с ладони на ладонь и сделал выпад, пугая. Исвильда качнулась в сторону.

— Давай, слюнтяй, покажи на что ты способен в бою, а не в постели!

Фогин оскорблял, пытаясь вывести мальчишку из себя, и завестись самому, но тот был спокоен, насторожен и лишь чуть удивлен:

— Чем я оскорбил вас, мессир?

— Ублюдок!…

— Вы о себе?

Гарт зашипел и рванул на парня. Исвильда с трудом избежала столкновения с острием, рванула к кровати, получила подсечку и рухнула с нее, утягивая одеяло. Гарт за ней. Пришлось юркнуть меж его ног под кровать.

— Змееныш! Баба!

Исвильда вскочила и кинула в мужчину оставшийся с вечера у кровати кувшин с вином. Он просвистел над головой вовремя уклонившегося Гарта и разбился о стену, окрашивая ее в красный цвет.

— Да ты мастер! — процедил Фогин, метнув в нее нож. Лезвие свистнуло, срезая завиток у виска, и упало на пол, скользнув по каменной кладке стены. Исвильда сшибла стул, падая, и пнула его в сторону Гарта. Сбила его с ног, а пока он соображал, как на полу оказался, огляделась в поисках помощи. Взгляд упал на ставни, что легко открывались. Девушка вскочила и рванула к окну. Второй этаж? А то ей привыкать! Одно движение и крючок вышел из паза, распахивая ставни.

Гарт успел перехватить ее, пришлось укусить его и ударить в пах. Мужчина вскрикнул, ослабив хватку. Толчок — отлетел в сторону. Под рукой оказался кинутый нож.

Исвильда уже перебралась через окно и нащупала ногой упор, как увидела летящее в нее лезвие и в его бликах, ей пригрезился лик собственной смерти: миг, клинок с глухим звуком входит в грудину и она падает вниз раскинув руки, на камни узкого дворика…

Лезвие вспороло колет, стукнулось о материнскую подвеску на груди и сбрякало на пол. Руки девушки дрогнули, ноги соскользнули с уступа, и она не удержав равновесия, полетела вниз.

Гарт рванул к окну, выглянул и в сердцах треснул кулаком по камням:

— Дьявол!

Мальчишку видно сам нечистый берег — он упал в стог сена, и благополучно скатившись с него, помчался прочь.

Мужчина ринулся к выходу в тот момент, когда Оррик подергав ручку кельи понял, что дверь заперта изнутри и обезумел в предчувствие беды. Взревел на весь монастырь, и принялся выламывать дверь.

Гарт вытащил стул и отпрянул к стене, впуская друга. Тот влетел в келью и с трудом удержался, чтоб не упасть. Развернулся и увидел спину Гарта, который вылетал прочь.

— Куда?!! — закричал Оррик, за секунду оценив погром в помещении и цель друга, устремился за ним. А тот скатывался с лестницы, перепрыгивая ступени.

Оррик понял, что не догонит его и, прикинув расстояние до пола, махнул через перила. Ноги загудели при приземлении намекая, что Даган выбрал неправильный путь, но да ему не до того. Оррик совершил еще один прыжок и остановил Гарта, сбив его кулаком в спину. Оба выкатились во двор и сцепились как петухи. Один мечтал дотянуться до мальчишки, другой костьми готов был лечь на его дороге. И хоть Гарт был слабее и меньше Оррика, близость цели, которая мчалась через двор, делала его гигантом. Он впечатал кулак под дых Оррику и уже почти встал, но тот без раздумий подсек его и ударил локтем в живот. Сил у Даган было нечета Гарту, и он их не жалел, ведь ставка была жизнь Исвильды. Фогин застонал, скрючиваясь от боли, и забыл на пару секунд, зачем вообще родился.

Оррик тяжело поднялся и заорал стражникам, указывая на Ису. Что стремился вон, за ворота:

— Задержать!!

Рывком поднял друга за шиворот и впечатал в стену у входа в здание:

— Какого ж черта ты творишь, Гарт? — качнул головой, переводя дыхание.

— Я все равно убью его, — прошептал тот, чуть приходя в себя. — Он околдовал тебя!

Оррик вздохнул:

— Что за чушь?

И понял по взгляду — Гарт всерьез верит тому, что говорит и не остановится.

Наверное, Оррик бы поступил так же, видя, как тот гибнет, пачкает свою репутацию. Поэтому Даган решил приоткрыть карты, надеясь на верность и молчание друга:

— Она, — шепнул в ухо и выпустил забияку.

— Ааа…Ооо… — и сполз по стене. — Ой, ёёооо…

— Слово кому скажешь или вид подашь… — предостерег, качнув кулаком перед носом.

Гарт обалдело смотрел на него и выдохнул подавлено:

— Ну, и кто ты после этого? Раньше сказать не мог?!

Подумать только Фогин чуть не убил женщину!

А куда он смотрел?!

С чего решил, что это пацан?!

Идиот!!

Оррик окинул его упрекающим взглядом, отряхнул запачканную одежду и прихрамывая пошел к Исе, что зажали стражники.

— Отпустите, — махнул рукой. — Собирайте людей и выводите телеги. Общий сбор!

А сам подтащил девушку к себе, оглядел, не ранена ли, и с трудом сдержался, чтоб не обнять при всех, не впиться в ее губы, вспомнив их вкус и убеждаясь — жива, цела!

Исвильда была цела, но испуганна и оглушена, правда не столько поведением Гарта, сколько падением со второго этажа на сено. И что спасена и жива — не верила.

Оррик потянул ее на кухню кормить и отпаивать вином, но, проходя мимо друга, приказал:

— Миритесь.

— Э-ээ… ну-у… Это… Мир, — бросил тот, не зная как себя вести.

— Ага, — с той же прострацией во взгляде заверила Исвильда.

— Прекрасно, — кивнул успокоенный Орри. И тут на него наткнулся обеспокоенный шумом Галиган, выходящий во двор:

— Что это было?! — оглядел троицу с лицами статуй.

— Утренняя разминка, — буркнул Даган, отодвигая брата с дороги, и пропустил вперед себя девушку.

— А?… Все в порядке?

— В полном, — хохотнул Гарт — напряжение спало и одарило его шикарной эйфорией безумия. Подумать только, он чуть не убил женщину, за то, что та понравилась Оррику! Господи, создавал ли ты больших болванов?!

Нет, господи, не-е-ет!

Похохатывал, придерживая живот. Галиган недоуменно смотрел на него и понял, что пропустил что-то важное.

Девушка ковырялась в тарелке, видно из-за шока потеряв аппетит, а Оррик сидел напротив и терпеливо ждал. Взгляд скользил по лицу, одежде и вдруг наткнулся на еле заметную прореху в колете. Не мерещится ли? Откуда взялась — вчера не было. Оррик подошел и, развернув к себе Исвильду, потрогал дырку в материи, чтоб убедиться — не привиделось. И холодком по спине — понимание, как она образовалась, чтобы могло быть. Взгляд стал жутким настолько, что девушка отпрянула.

— Кто? Гарт? Это нож! Он?!… Нож, — прошептал зловеще.

— Он не попал.

— Не попал, — повторил эхом. — Тебе от этого спокойно?… А мне нет.

— Мамин медальон, — показала оцарапанный кулон. — Он защитил.

Оррик зубы сжал: медальон защитил! А он где был?!

— Все хорошо. Кушай и выходи, — выдавил улыбку, а сам рванул к Гарту.

Наверное, он бы убил его, но на пути встретился Лебрент, что словно ведун счел все желания и мысли Оррика, и преградил ему путь:

— Не стоит привлекать внимание, Даган.

Наглость, ничего не скажешь, но Оррик еще при беседе на кухне понял, что этот человек может себе позволить и не такое, причем, по праву.

— Кто ты?

— Это не имеет значения, как и недоразумение с вашим другом. Главный враг впереди, поверьте мне, Орри, и не распыляйтесь по напрасну. Поберегите силы. Нас осталось всего двадцать человек, не считая девушки — этого слишком мало. Будьте на чеку.

— Ждете нападения?

— И не одного, — кивнул хмуро, натянул перчатки и пообещал. — Если получится, поговорим. А сейчас не досуг, милорд Галиган рвет и мечет. Слышите?

Со двора доносился злобный крик герцога Даган, который не знал, как заставить людей шевелиться быстрей.

— Новобрачный опаздывает к невесте, — с загадочной улыбкой пояснил Лексинант, лукаво глянув на Орри. Это ему не понравилось, как не нравилась манера стражника насмешничать, хоть и чувствовалась за всем особа неслабая, умная и властная, поэтому Даган честно предупредил:

— Мне не нравиться когда со мной играют.

— С тобой? Нет. С тобой уже нет, — и пошел во двор, заметив приближающуюся Исвильду, дав Оррику пищу для глубоких размышлений.

— Гарт ты выслал отряд вперед?

— Да, четверых. Минут десять как ушли.

— Монахам заплатили?

— Да! Вчера еще! И за постой и за уход за раненными! Мы едем или нет?! — заорал Галиган на брата, склоняясь над ним с лошади.

— Сильно спешишь?

— Как ни странно! Я в отличие от тебя не привык, когда меня ждут дамы!

— Смотря, какие дамы, — проверяя подпругу лошади Исвильды, пробурчал Оррик.

— Нет, смотря где, — вставил свое слово Гарт.

— Мы опаздываем! — опять принялся кричать Галиган.

— Нагоним, не переживай, — подсадил девушку в седло Даган. И вспрыгнул на своего коня. — Не переживай братец, Бог даст, дождется и обвенчаетесь, а нет… Может оно и к лучшему? — направил лошадь к выходу.

— Судя по-твоему замечанию, тебя невеста не порадовала.

Оррик хмуро глянул на него.

— У меня нет невесты.

— Жена.

— Дай Бог тебе такую жену, — по доброте душевной пожелал Гарт.

— Жена у меня одна, — Орри покосился на Исвильду: `хоть и невенчанная'. — Если б не твои повозки с добром, мы бы ехали быстрей.

— Они не мешают.

— Да? — прищурился и крикнул, приказывая отряду. — Ходу!!

Кони начали набирать скорость, телеги загремели, рискуя развалиться.

Глава 16

Через пару часов тряски одна из телег потеряла колесо. Пришлось притормозить, чему Исвильда была рада. Может утренний стресс, может ночь любви, плачевно сказывались на ее здоровье. Девушка измучилась в седле и готова была возненавидеть лошадей и дороги.

— Что будем делать? — расстроился Галиган.

— Даниэлла дождется вас, милорд, — положила ему руку на плечо Исвильда, успокаивая. Тот с благодарностью за пониманием глянул на нее, но было видно, уверенности девушки не разделяет.

Оррику была неприятна благосклонность Исвильды к Галиган, но имел ли он права ревновать ее?

— Симон, возьми еще двоих, и скачите в деревню, раздобудьте колесо, — приказал стражникам. — Керри, Том и вы, — ткнул рукой в близнецов. — Займите оборону.

Мужчины пошли к кустам у дороги, а Симон с товарищами поскакали в деревню.

Галиган затосковал, пристроившись на край телеги. Исвильда принялась его успокаивать, а Оррик и Гарт косились на них и поглядывали округ. Лебрент развалился в траве, хитро щурясь на занятную четверку.

Оррик не в силах слушать, как Исвильда ласково разговаривает с братом, сел рядом с Лексинантом и требовательно уставился на него.

— С чего Боз желать смерти Исы?

— Покоя это не дает? — усмехнулся мужчина.

— Не только.

— Но это больше. Отца ты своего знаешь, поэтому принял предостережение.

— Боз жесткий человек.

— Нет, Орри, Боз ненормальный.

— Фелигор.

— Не-ет, — улыбнулся Лебрент. — Я три года смотрю на семейство Даган и точно знаю, что из вас четверых ненормален один — Боз. А Фелигор потерпевший. Он не человек — трава.

— Ерунда. Три месяца назад он был вполне вменяем. Но с рождения странный…

— Если при тебе убьют мать, скинув вместе с тобой со стен, ты, думаю, тоже после будешь «странным».

— Она спрыгнула сама.

— Да ты что? — взгляд мужчины стал острым и раздраженным. — Хельга была абсолютно нормальной.

— Ты знал мать Фелигора и Галиган? — удивился и заинтересовался Оррик. — Мою тоже знал?

Мужчина лег на спину и уставился в небо:

— Тебя когда-нибудь удивляло, что твоя мать, как и мать твоих сводных братьев умерла? Что ни один родственник покойниц не навестил ее детей? Что Боз так и не женился? А дед твой видеть его не хотел?

— Фелигор рос странным, Галиган слабым, Боз было не до женитьбы.

— Ерунда. Самое разумное было бы завести жену и дать мальчикам женское тепло и заботу.

— Возможно, не нашлась достаточно богатая и знатная женщина. Отец привередлив.

— О, да! — с желчью рассмеялся мужчина.

— Ты зол на него, — догадался мужчина.

— Нет. То, что я к нему испытываю далеко от злости как небо от земли.

— Тогда в чем дело? Я не пойму тебя, а если я не понимаю человека, начинаю его опасаться.

— Только не меня.

— Может мне поблагодарить тебя за загадки?… Или не мудрствовать — выпытать ответы?

— Не тот ты человек, чтобы пытать, — усмехнулся Лексинант. И тут к неудовольствию Оррика беседу прервали — свистнул дозорный, упреждая о приближении людей. Мужчины вскочили и направились к дороге, уставились вдаль, ожидая, когда из-за пригорка кто-то появиться. К ним подошла Исвильда и Галиган.

— Приготовиться, — на всякий случай скомандовал стражникам Оррик. Гарт взял два арбалета, один кинул другу.

— Что случилось? — нахмурился Галиган.

— Пока ничего, — бросил Оррик больше Исвильде, которая с беспокойством поглядывала на него, чем брату.

Послышался нарастающий звук мерного стука лошадиных копыт, и вскоре показались три всадника.

— Мелинро? — удивился Галиган, узнав одного.

Исвильда качнулась побледнев. Оррик обнял ее, придерживая, с беспокойством заглянул в глаза — они не видели его, а были устремлены на всадников. Видно девушка тоже кого-то узнала и, судя по ее виду, знакомый не был другом.

— Я рядом, — предупредил на всякий случай. Исвильда вздрогнув, затравлено покосилась на него.

— Это Мелинро, наемник отца. Он уехал вместе с ним, — пояснил Галиган, несколько удивляясь его появлению.

— Ничего подобного. Это брат Миррона и с Даган он не уезжал, — процедил Лебрент. Оррик нахмурился: нечисто дело.

— Ты в порядке? — мягко спросил девушку Оррик. Та кивнула, хоть и еле стояла на ногах. Взгляд был прикован к лицу всадника по имени Мелинро и выражал он страх и ненависть, презрение и растерянность. — Знаешь его?

Исвильда открыла рот и закрыла. Уверенности не было. События последних лет начисто смыли из памяти лица наемников, что напали на замок Ли в то утро, да и не рассматривала она их, в панике сбегая прочь. Она хотела забыть — она забывала, и все же это лицо, именно это с длинным носом, хищным прищуром темных глаз показалось знакомым.

…Мать бегом тащила ее прочь мимо дерущихся мужчин. Девушка в ужасе смотрела на окровавленные тела, визжащих в лапах насильников служанок, не понимая спросонья, где находится, ее ли это родной дом или кошмарный сон, в котором она до сих пор.

Они вылетели во двор и Исвильда на минуту замерла, окаменев от страшной картины что открылась ей: полный двор сражающихся людей, мертвые слуги, граф Куртунуа, царапающий землю в попытке подняться, его страшный, полный ненависти взгляд, отец, отбивающий атаку трех мужчин, и предательский удар мечом ему в спину.

— Нет!! — закричала в ужасе. Наемник повернул к ней голову….

Это был он. Теперь, когда мужчина оказался совсем близко, она могла поклясться — это был он.

Девушка дернулась, скидывая руку Оррика, гордо выпрямилась и сжала рукоять кортика. Даган понял, что перед Исвильдой враг и принял его своим врагом. Лицо закаменело, взгляд стал жестким до жестокости. Даган направился к всадникам, что спешились в паре метров от эскорта.

— Приветствую вас, милорд Даган, — Мелинро учтиво поклонился Галиган. — Я послан по поручению вашего батюшки за одним из слуг, милорд. За парнем, — ткнул в сторону Исвильды.

Галиган нахмурился, не понимая, откуда отцу известно о паже и зачем тот ему понадобился.

— За каким парнем? — встал перед Мелинро Орри.

— Мессир Оррик? Приветствую вас, — чуть кивнул в знак приветствия и ему. — За тем пажом, — опять указал на Исвильду.

— Исай Губерт человек герцога Филиппа Лавсли.

— Да, да. Милорд Лавсли, как раз находиться вместе с вашим отцом и требует своего слугу. Он обеспокоен, что тот задерживается и желает его видеть. Милорд Даган предположил, что он направляется с эскортом милорда Галиган, и приказал мне привезти мальчика милорду Филиппу.

— Видно господин очень дорожит своим слугой, раз направил вас, а не своих людей за ним.

— Отчего же? Вот люди Лавсли, — указал на своих товарищей.

— Сэр Ховсли, — кивнул один, тот, что повыше.

— Сэр Тейлистон, — кивнул второй.

— Я всего лишь сопровождаю их, чтобы не было недоразумений, — пояснил Мелинро с милейшей улыбкой невинного существа. Бесхитростная физиономия, открытый взгляд темных глаз — ангел воплоти!

Галиган переглянулся с Исвильдой и понял, что та подумала тоже, что и он: ловушка.

И без раздумий вытащил меч:

— Меж нами нет мальчиков, — процедил зло.

— Как же? Мессир Губерт? — уставился на девушку Мелинро.

— Вам сказали достаточно ясно, — закрыл ему обзор Оррик.

— Мессир Губерт идите сюда, — приказал Ховсли.

— Я вас не знаю! — заявила девушка, глухим от напряжения голосом.

— Вот как? Очень странно! — воскликнул Мелинро.

— Отнюдь. Мессир Губерт едет с нами и доедет так же, с нами. Так и передайте Даган, — объявил Оррик.

— Господа будут гневаться, — предупредил Ховсли, с угрозой в голосе.

— Плевать! — отрезал Оррик.

Мелинро оглядел напряженные лица мужчин, оценил настрой Галиган и стражников с арбалетами на изготовку и протянул.

— Ну-уу… Не драться же мне с вами? Будь по-вашему. Однако, предупреждаю, гнев господ целиком ляжет на вас.

— Плевать! — повторил Оррик, взглядом поторапливая мужчин убраться.

Мелинро, окинул его недовольным взглядом и развернул лошадь:

— Я так и передам милорду Даган.

Мужчины поскакали обратно, Оррик вернулся к товарищам, махнув рукой воинам — отбой.

— Ты отпустишь их? — Не поверил Галиган.

— А нужно пустить на рагу? — делано удивился мужчина. Выбил меч из руки брата и схватил мужчину за грудки, при этом бодро улыбнувшись Исвильде: все хорошо, милая! Потащил Галиган к обочине, впечатал в дерево.

Исвильда попыталась заступиться за друга, но путь ей преградил Гарт, закрывая картину спокойной родственной разборки своей грудью. Заморгал глазом, кривя лицо:

— Что-то попало в глаз, не посмотрите?

— Отойдите!

Рядом с Гартом встал Лебрент:

— Не стоит мешать разговору братьев.

— Разговору? Драке! — указала на Даганов, что что-то шипели друг другу в лица, пихаясь.

— Беседа несколько перешла русло мирного взаимопонимания. Не стоит обращать внимания, — мило улыбнулся ей Лексинант. — Пойдемте со мной, мессир Губерт, я покажу вам цветущую акацию. Чудо, замечу вам, в это-то время года.

Очень ласково, но твердо, взял девушку за руку.

— Да, да, идите, — закивал Гарт.

— Что ты знаешь, ну? — шипел Оррик.

— О чем?!

— О Губерте! О Мелинро!

— Ненормальный! Отпусти меня! — потребовал Галиган, пытаясь вырваться из хватки брата. Тщетно.

— Только после того, как все расскажешь!

— Мне нечего рассказывать!!

— Зачем Боз мальчик?!

— Понятия не имею!!

— Не лги мне!

— Отстань!!

Орри надоело упрямство брата. Он легонько въехал ему в живот коленом и придержал тело от падения:

— Повторяю: зачем отцу Иса?

— Пошел вон! — прохрипел Галиган.

— Не правильный ответ.

Тычок в бок кулаком:

— За-че-ем?

— Не знаю!

— Ложь, братец.

Оррик встряхнул упрямца:

— У меня проблемы с терпением, Галиган, — посетовал, предупреждая.

Исвильда подчинилась Лексинанту и пошла с ним в конец обоза, но, обернувшись, заметила, как согнуло от удара в живот Галиган, и вырвала руку. Рванула к другу на помощь.

— Оррик, перестань, сейчас же!! Умоляю! Ему больно!

Подлетела к мужчине, стукнула кулачком по широкой спине.

Оррик вздохнул, с упреком глянув на Гарта и Лебрента, и выпустил Даган, толкнув его на землю.

— Все, все, — заверил девушку. Но как только Галиган начал подниматься, сделал подсечку, отправляя его обратно и при этом, как ни в чем не бывало, смотрел на Исвильду:

— Ты причиняешь ему боль!

— Пока нет, — заверил. Взгляд был полусонным, спокойным… как море перед штормом.

Исвильда поняла, что Оррик упрямец, каких мало и если что задумал — не отступит.

Галиган, поглядывающий на них с упреком и обидой, уже не мечтал встать — живот скрутило так, что не разогнуться.

— Посмотри, что ты наделал. Он же твой брат.

— А вам кто? — в зрачках Оррика зажглись злые огоньки ревности и непонимания: какого черта, она заступается за него?

— Как ты можешь? — расстроилась Исвильда, не ожидавшая от него подобной жестокости. Обвинение и упрек даже в тихом, мягком исполнении оставались упреком и обвинением. — Он мой друг, — сказала тихо, с печалью глядя в глаза любимого. — Единственный за многие годы. Он заступился за меня и сейчас готов молчать и терпеть твои нападки, но не выдать.

Оррик дрогнул, взгляд стал виноватым и смущенным:

— Отчего же он вас спас?

— Не надо, — попросил Галиган.

Исвильда и сама понимала, что Орри не стоит знать, что его отец приговорил ее к смерти. Еще меньше ей хотелось признаваться ему в том, что она та ненавистная ведьма, что была навязана ему Боз в жены, что сама потребовала этого.

Скажи, и конец. Орри не простит ее.

— Не спрашивайте мессир, — опустила голову.

Оррик посмел бы пытать брата, но ее и словом задеть не мог.

— Хорошо, — сказал после минутного молчания. — Прощайтесь с другом. Теперь вы пойдете разными дорогами.

Девушка растерялась и забеспокоилась:

— Почему?

— Что ты задумал, Орри? — встревожился и Галиган.

— Потому что кому-то не терпится отправить вашу душу на небеса, чего я позволить не могу и не позволю, — ответил девушке, проигнорировав реплику брата.

— И что ты хочешь? Ехать отдельно? — догадался герцог. — Глупо, Орри.

— Еще глупее следовать с вами и как мишень выставлять… — «ее» — хотел сказать. Указывая на Исвильду, но вовремя опомнился. — Решено, — отрезал. Развернулся, чтоб пойти и отдать распоряжения Гарту, собрать нужное.

Галиган с тоской посмотрел на девушку. Их взгляды встретились и оба поняли, что думают одно и то же: приговор Боз обжалованию не подлежит. Пока он жив, он будет искать ее и все равно уберет.

— Я уйду одна, — прошептала решаясь.

— Не смейте! — услышав, дернулся Оррик. — Даже не думайте о подобном! — предостерег, испугавшись, что она так и сделает. — Я буду рядом, все будет хорошо…

— Безумие, — качнул головой Галиган.

— Вас убьют, — подтвердила Исвильда. Оррик ласково улыбнулся ей.

— Это не имеет значения.

— Ты не понимаешь, с кем играешь, — сказал Галиган. Исвильда без сил опустилась на траву, осознавая, что у нее нет выхода, как признаться во лжи Оррику и быть отвергнутой. Почему в жизни несчастливых дней больше, чем счастливых? Почему счастью отмерян миг, а несчастью век?

— Так объясни! — потребовал Даган у брата.

— Ты идешь против отца, — решился Галиган, не оставляя Исвильде шанса скрыть ложь.

— Против… отца?!

Откуда, черт возьми, Боз иметь претензии к Де Ли, преследовать Исвильду?! Неужели он имеет отношение к той трагедии? Невозможно!

Но в голове как вспышка молнии — разговор трехлетней давности…

— Мне нужно уехать отец, а за дедом нужен присмотр. Он совсем плох.

Боз смотрел в окно своей залы и словно не слышал сына. Он видел его впервые за пять лет, но даже не удосужился спросить: "когда вернулся", не то, что обнять, пригласить за стол.

— Отец! Дед умирает! Ваш отец милорд умирает!

— У меня нет отца, — глухо бросил герцог.

Оррик знал, что Боз ненавидит отца, но не мог понять, что же стало тому причиной, и отчего столько лет он продолжает игнорировать родителя. Замок что он отписал ублюдку? Но это случилось всего месяц назад и стало поводом к дополнительному долгу ему внуком, но не сыном, может быть претензии, но Боз к Орри.

— Возможно, вам пора помириться с отцом. Самое время. Мне нужно уехать. Я не могу остаться. А умирающий нуждается в помощи и милосердии, тем более, со стороны близких.

Боз молчал. Прошелся по зале, сел за стол и милостиво кивнул сыну: садись.

— Куда ты собрался? Он отписал свой Верфул тебе, так мог бы и отслужить за то, побыв сиделкой старому маразматику, — налил себе вина герцог и плюхнул кусок мяса в тарелку.

— У меня долг перед другом, я обещал ему послужить до его возвращения в его семье.

— Что за друг? — зыркнул презрительно Даган, вгрызаясь в мясо.

— Лемзи Де Ли.

Рука герцога замерла. Он осторожно положил пищу обратно на тарелку и спросил:

— А где он сам?

— На службе короля. Мы должны были отплыть вместе.

— На святое дело по защите земель дохлого королька от мавров? — усмехнулся Боз. — Гай все же выслал подмогу кузену. Болван, — качнул головой.

— Я не считаю помощь родственнику глупостью.

— Вот и помогай своему родственнику. Они отплыли, ты остался — что надо? Сиди в замке, что достался тебе и радуйся, что не подставляешься стрелам.

— Мне нужно уехать. Я обещал Лемзи присмотреть за его семьей.

— Мне все равно кому и что ты обещал. Хочешь бросить своего благодетеля? Бросай. Но знай, я и близко к нему не подойду. А Верфул?… — Боз хлебнул вина, посмаковал, хитро щурясь в оконный проем. — Развалюха, ничего не скажешь, но он родовой замок Даган. Я знал, что рано или поздно старый дурак отпишет его тебе, но если ты думаешь, что я отдам его просто так, то ошибаешься. Ты ублюдок, не забывай, что прав у тебя столько, сколько я позволяю. У меня масса свидетелей, что старик выжил из ума, а ты… ты славный воин короля вынудил маразматика отписать Верфул себе. Стоит мне щелкнуть пальцами и тебя засудят.

Орри с ненавистью уставился на отца.

— Ну, ну, не стоит изображать негодование. Можно все решить миром, в конце концов, ты мой сын и я не отказался от тебя, не смотря на то, что твоя мать была охоча до других мужчин. Ее спальня всегда была занята, но! — мужчина выставил палец. — Ты явно мой. В тебя видна жилка великих Даган. И я готов закрыть на все глаза, не затевать процесс, оставить все как есть. Живи в Верфул, отчего б нет?

— Но?

— Но при этом не забудь отплатить мне, ухаживая за старым идиотом, чтоб мне не пришлось брать на себя этот крест. Краснеть перед соседями я не хочу, как не желаю приближаться к старику. Ты оказываешь услугу мне, я — тебе. А как схоронишь, езжай куда хочешь, — махнул рукой и принялся за трапезу.

Чему тогда обрадовался отец?

С чего проявил благодушие к ублюдку, а не кинул его на растерзание своим судебным приставам?

Сделка состоялась, но не заложил ли Оррик душу, согласившись ради сохранения крыши над головой, отложить поездку к Де Ли?

— Причем тут Боз?! — зарычал Оррик на Галиган, хватая его и встряхивая.

— Оррик перестань, прошу! — всхлипнула девушка. — Я все расскажу, я!

Мужчина выпустил брата и уставился на Исвильду: что ты можешь знать, малыш?

— Я…Я оказала услугу герцогу, а за то попросила мужа…

— Какую услугу? — не понял Оррик, не обратив внимания на окончание фразы, что была произнесена невнятно и тихо.

— Не могу сказать. Я поклялась молчать, — ответила, встретив смущенно-просительный взгляд Галиган.

Даган начал сердиться. Ему катастрофически надоели загадки, недомолвки и главное, переглядки девушки с братом. Может ему пытать обоих?

Пыф-ф!

— Ты тоже поклялся? — уставился на Галиган. Тот мотнул головой, старательно пряча взгляд. — Хорошо, — порадовался Оррик. — Предлагаю выбор: говоришь сам, сейчас, или все равно говоришь, после того как я нудно и долго буду выколачивать из тебя секреты.

Галиган, к недоумению уже готовой вступиться за него Исвильды, фыркнул и вдруг рассмеялся:

— А ты безумец, братец! Я смотрю ты не пощадишь и родственника ради Исвильды!

— Ты знаешь?! — помрачнел Даган. А он-то болван! Идиот! — Ты знал, кто она?!

— Конечно. А чья, по-твоему на ней одежда?

Это было слишком. Мысль, что Исвильда носит исподнее Галиган, а возможно примеряла ее перед ним, обдала Орри жаром и гневом. Лицо мужчины исказила гримаса ненависти.

Улыбка Галиган спала, взгляд стал затравленным:

— Ты… ты что выдумал? — начал отстранятся, предчувствуя, что Орри сейчас попросту убьет его за неведомый грех, сродный в воспаленном мозге безумца, самому тяжкому преступлению. — Ты сам оттолкнул ее!…

— Орри! — качнулась Исвильда, обхватила мужчину видя, что тот не просто в гневе — в ярости, и готов кинуться на Галиган.

— Что ты городишь?! — процедил еле сдерживаясь. Если б не Исвильда, он бы убил его, но пугать девушку не хотел, как ни за что не хотел терять. А взгляд, скользнув к ней, наткнулся на колет брата, и в голову опять ударила ревность и обида. Ей он все прощал, впрочем, и прощать нечего — невинное дитя, что она понимает, но он, но ему?!…

— У меня не было выхода, я не мог бросить ее как ты! — вскочил Галиган.

Оррик перекосило: о чем он толкует?! Напоминает тот позор, предательство, когда Даган вместо долга другу отдавал долг деду?! А что он может знать?! Щенок, избалованный мальчишка, всю сознательную жизнь проживший за спинами натасканной своры стражников?!

Рука потянулась к хлипкой шее брата.

— Он меня не бросал! — воскликнула вконец расстроенная Исвильда: ну, что за забияки?! — Перестань, прошу, я все расскажу! — выставила руки перед Орриком, придерживая от нападения на брата. Мужчина уставился на нее, тяжело дыша и морщась в попытке совладать с собой. — Я твоя жена, — сообщила. Тяни — не тяни, а все к одному и зажмурилась, уверенная, что Орри сейчас раскричится и оттолкнет ее. Но тот согласился:

— Жена.

Галиган вздохнул: ох уж эти влюбленные!

— Венчанная жена, Оррик, — улыбнулся.

— Что? — нахмурился. Посмотрел на Галиган, на поникшую Исвильду, вновь на Галиган и словно опять под ливень попал. — Боже милосердный, — выдохнул, еще не понимая каким образом та старая ведьма превратилась в его любимую, нежную девочку, почему та не сказала ему сразу, кто она, но, уже понимая, почему Боз затеял охоту на нее.

А следом пришло понимание, что времени у них в обрез и нужно срочно уезжать прочь из страны, потому что как только Галиган станет мужем родственницы короля, руки Боз и без того длинные, станут бесконечными.

Мужчину качнуло. Он развернулся и потопал к повозке.

— Срочно собирай необходимое, — бросил настороженному его видом Гарту. — Арбалеты, плащи, коней… Что-нибудь перекусить. Мы уезжаем.

— Куда?

— Еще не знаю. Дай прийти в себя.

Исвильда чуть не заплакала, услышав в восклицании Оррика презрение, неприязнь, а то что он оставил ее, даже не посмотрев, доказывало, что все надежды тщетны и он бросает ее, отталкивает, не желая иметь дело с обманщицей, грязной шантажисткой.

Девушка с тоской посмотрела ему в спину и всхлипнув рванула в лес, побежала куда глаза глядят, лишь бы подальше от боли, от милого Оррика, что подарил ей сутки великого счастья, но и заставил платить за них столь непомерную плату вечной разлукой.

— Исвильда?! Куда ты?!! — закричал ей вслед Галиган.

Орри услышав крик, рванул на него, испугавшись за девушку. Увидел мелькнувшую меж деревьев фигурку и помчался за ней: куда ты, куда, глупая?! Нельзя! Это может быть опасно!!

— Исвильда!!

Но та словно не слышала, рвалась прочь. Ветки хлестали по лицу, но она не чувствовала боли — рана в сердце была во стократ больнее и гнала ее прочь от собственного бесчестья и стыда, счастья и покоя, лишь поманившего ее ласковой рукой Оррика, нежным взглядом и трепетным поцелуем.

— Нет, с чего меня называли ненормальным? — искренне удивился Галиган, глядя вслед исчезающей с глаз пары.

— Н-да, — согласился подошедший Гарт, в недоумении почесывая затылок. — Я одно не понял: мы уходим, убегаем или остаемся и устраиваем пробежку по лесу?

— Собираемся, — заверил Лексинант. — Пока молодые разбираются меж собой, есть время просмотреть оружие и приготовить необходимое.

— Ты идешь с нами?

— Конечно. Наследницу Де Ли я не оставлю.

— Де Ли?! — воскликнул Галиган. Уставился на Лексинанта, ткнул в сторону, где уже не было видно девушки. — А?

Гарт просто разинул рот и побелел:

— Де Ли? Молодые?…

— Исвильда Де Ли, та ведьма на которой женился Оррик, — снисходительно пояснил Лебрент.

— А?.. О-ооо… А ничего, похорошела его женушка за время пути, — хохотнул в растерянности. — Что с людьми медовый месяц делает?

И пошел к телегам на негнущихся ногах, вспомнив, как кинул нож в девушку. А что если б он попал?…О-ооо!

Две могилы было бы.

Нет, три. Сначала б Даган своего друга закопал и лично могилку утрамбовал.

Оррик еще с того дня как с Лемзи в замке Де Ли побывал как лихорадку подцепил. А Гарт недоумевал все, чего того мает? Вот она, болезнь-то, лихо скачет по лесу в неизвестном направлении.

Мужчина нервно похохатывал, перекладывая оружие, перебирая плащи и не понимал что делает. Та карга что сидела за столом на кухне в замке Верфул никак не сочеталась с пажом, как паж не сходился с покойной наследницей Де Ли, что говорили, мало изнасиловали, так еще и зверски зарезали. Но труп ожил и получил дар менять обличие, превращаясь то в старую ведьму, то в мальчика, то в благородную дворянку и жену Орри.

В голове Гарта все перепуталось и он уже не мечтал распутать и тем более понять, но пережить и выжить после столь стихийных событий в своей жизни и жизни друга надеялся.

Оррику надоело скакать по лесу как зайцу, подвергая опасности девушку, которая не ведала, что творит. Он в прыжке перехватил ее и прижал к себе, оберегая от ушиба при падении. Пара покатилась в заросли лопухов.

— Жива? — с беспокойством ощупал девушку, заглянул в глаза.

— Ты… я… — всхлипнула та, виновато глядя на него.

— Ты и я, — кивнул. — Что на тебя нашло?

У Исвильды слов не было и страшно до одури, что он догнал ее лишь для того, чтоб сказать все что думает о ее гадком поступке, об обмане.

— Что с тобой, любовь моя? — погладил нежно по щеке.

— Я… обманула, женила тебя на себе.

Оррик понял, в чем дело и заулыбался: глупая… милая…

— Девочка моя, — потянулся губами к ее лицу, вдыхая дурманящий запах ее теплой кожи.

— Я та ведьма, что ты возненавидел с самого начала! — он не понимает?

— Вот уж, действительно, колдунья, — вытащил запутавшийся в ее волосах листик и нахмурился, вспомнив день венчания, свое поведение. Н-да, ничего свадебка была и новобрачный из него вышел "на славу"…

— Почему ты не сказала мне, кто ты?

— Я не была уверена, что ты помнишь меня.

Оррик согласно кивнул, но взгляд с грустью говорил об обратном и винил: как ты могла так думать?

— А маскарад? От кого ты скрывалась?

— От людей и от холода, мессир, — призналась.

Оррик понял и тут же сообразил, какой опасности подвергалось это невинное создание, в одиночку бродя по лесам. Ее тысячу раз могли обесчестить, убить. Она могла умереть от голода или попасть в зубы хищников, замерзнуть.

Но она выжила и сохранила себя, нацепив жуткую маску ведьмы.

— Ты умница, — улыбнулся он, оценив ее способ собственной защиты.

— Ты не сердишься? — не поверила девушка.

Оррик лишь головой мотнул, с восхищением и любовью разглядывая сокровище, что наградило его собой.

— Я обманула тебя, — напомнила.

Он согласно кивнул, не сводя с нее нежного взгляда.

— Я женила тебя силой.

Он опять кивнул, подтверждая.

— Я трусиха и предательница, — выдала свой самый тяжкий грех. — Я сбежала тогда, бросила замок, когда в нем убивали слуг и моих родителей!

Взгляд Орика наполнился печалью и сопереживанием, но ни тени упрека или презрения в нем не появилось:

— Ты правильно сделала…

— Нет, я не должна была слушать маму и убегать!…

— Должна. Ради нее. Перестань винить себя. Не в чем. Да и я не священник, чтобы отпускать надуманные грехи.

— Я совершила ужасные проступки!

— Мне все равно. Даже если б ты оказалась самой последней закостеневшей грешницей, даже если б перебила все королевство и сожгла гроб Господень. Я не судья — я твой муж.

— Ты прощаешь меня? — она не верила и растерялась от его великодушия.

— За все разом, — кивнул с улыбкой: глупенькая, какая же ты глупенькая, девочка моя. — За все прошлые и будущие грехи. И заранее дарую тебе индульгенцию, навечно, чтобы ты не совершила.

— Ты?… — ее ладонь прикоснулась к его щеке, чтоб удостовериться — он из плоти и крови, хоть и Бог, хоть и необычайно благородный ангел. — Ты, правда, не сердишься на меня? — пальцы сами зарылись в волосах мужчины. — Почему?

Оррик улыбнулся и накрыл ее губы своими губами, посчитав это лучшим ответом на все прошлые и последующие вопросы.

Конечно, безумие заниматься любовью в лесу, где неизвестно кто рыщет, но как иначе заверить себя, что все происходящее не сон и эта малышка принадлежит ему, любит его, желает настолько, что обманом женила на себе.

Его! Оррика Даган! Душа смеялась от радости, а сердце вторило гулким стуком влюбленной и порабощенной этой изумительной женщиной, кровью.

Нет, отказать себе в удовольствии Оррик не мог и уж тем более не мог отказать в удовольствии ей, воздать лаской и нежностью за сметливость ума и сохраненную наивность.

Глава 17

Явился Симон. Стражники поменяли колесо и теперь маялись от безделья.

Гарт замучился ждать. Лежал на сундуках, свесив ноги с телеги, и считал облака, чувствуя, что начинает закипать от нетерпения.

— Он что ее до границы с Византией погнал? — прошипел, недоумевая, что можно делать в лесу целый час? — Сходить что ли за ними?

— Угу, — рассмеялся Галиган. — В зубы хочешь? Сходи.

Гарт глянул на него недобро, понял о чем тот подумал, и неучтиво постучал себя полбу:

— По себе не суди. Оррик не станет тратить время на ерунду…

— На ерунду — нет, — хмыкнул Лебрент, с насмешкой покосившись на мужчину.

— Если она не весьма привлекательная, — поддержал его Галиган, очертив в воздухе силуэт песочных часов, намекая. Гарт нахмурился:

— Черте что у вас в голове, милорд.

— Всего лишь то, что положено жениху.

— То, что положено иметь жениху — у него в штанах, а я о голове говорю!

— Фи, грубиян, — поморщился Даган. — Речь о любви.

— Великом чуде Господнем, — согласно кивнул Лебрент.

Собрались тут менестрели, тьфу! Ноги уносить надо, о том куда и как думать, а они о любви. Фу, ты, Боже мой!

Хотя…

Нет, ну спору нет, наследница Де Ли, очень даже, — провел в воздухе ладонью, копируя Галиган и представляя жену Орри, опомнился, заметив насмешливые взгляды мужчин.

— Оррик вразумляет ее! — выпалил упрямо.

— Угу. Час! — хохотнул Галиган.

— Завидую, — рассмеялся Лексинант, хитро прищурившись.

— Да ну вас! — разозлился не известно на что мужчина, спрыгнул с телеги и пошел в лес. Заорал, вспугивая мошкару и птиц. — Оррик!!

— Перестань блажить, — посоветовали за спиной.

Гарт обернулся и увидел потерянного друга, который, не таясь, обнимал девушку.

— Собрался? — спросил, как ни в чем не бывало.

— За то время, что ты отсутствовал, можно было королевскую армию собрать!

— Мы, правда, уходим? — посмотрела на супруга Исвильда. — Это неправильно, Оррик, мы должны помочь Галиган…

— Никому мы ничего не должны, — пошел, ведя ее за руку к телегам.

— Почему тогда ты согласился сопровождать его?

Черт! Да, он обещал, что обеспечит брату охрану и преступать данное слово ему непривычно и желания нет, но как совместить одно с другим?

— Чего ты боишься? Боз не тронет жену своего сына… наверное.

— Ты не знаешь моего отца, — закаменело лицо Оррика.

— Знаю.

Мужчина развернулся к упрямице:

— Откуда?

— Я видела его, разговаривала.

— Ясно, — кивнул: аргумент, ничего не скажешь.

— Если мы бросим Галиган, он примет гнев отца на себя. Может случиться все что угодно. Например, Боз расторгнет помолвку, а Галиган так стремится к Даниэле. У него никого нет, он одинок, беззащитен, слаб. Ты не можешь бросить брата!

— Нет, я не могу подвергнуть опасности тебя. А мой брат мужчина и в состоянии позаботиться о себе сам.

— Но ты же знаешь, что это не так! У него нет опыта и сноровки!

— Бился он неплохо.

— Потому что ты был рядом!

— О чем спор? — подошел к ним Галиган.

— Оррик хочет уехать, — сообщила Исвильда.

— Правильно, — кивнул мужчина. — Вопрос — куда?

— Есть предложение? — уставился Даган на брата: нашелся умник!

— Есть и весьма дельное.

— Давай.

— Пускаем отряд вперед, переодев, кого-нибудь в мою одежду. Сундуки укладываем и накрываем, создавая видимость спящих людей в телеге. А сами едем обходной дорогой, она короче и безлюдна….

— Сами?

— Да, я с вами понятно…

— Не понятно, — отрезал Оррик, опять чувствуя волну ревности, будь она неладна.

— Исвильда мой друг, она спасла меня от безумия…

— От чего? — поморщился Даган. Нет, у него явно начинаются проблемы со слухом, зрением, памятью и разумом!

— А ты думаешь, почему отец хочет убрать ее? Она вылечила меня от безумия, он боится, что она выдаст тайну о моей болезни и тем расстроит свадьбу с родственницей короля.

Оррик тряхнул волосами тупея от вестей. Выставил руки, призывая к молчанию и надеясь хоть в одном аспекте нагроможденных тайн и загадок найти истину:

— Заново! Ты лечила Галиган? — спросил у Исвильды. Та согласно кивнула. — От безумия? — уточнил. Девушка отрицательно мотнула головой. Галиган же наоборот, утвердительно кивнул. — Тааак, — вздохнул Оррик, запутываясь.

— Он не был безумен, он был напуган и одинок! — пояснила девушка.

— Он?! — ткнул пальцем в брата мужчина.

— Да!

— Ясно, — хотя ему ничего не было понятно. — Ты знахарь, лекарь?

— Та женщина, что приветила меня, научила кое-каким словам, показала какие травы от чего помогают, рассказывала как лечить некоторые болезни, как бывало рассказывала о травах матушка.

— Видно ты была прекрасной ученицей — Галиган выглядит здоровым. Правда я и раньше особых отклонений не замечал. А что он капризен и высокомерен, так это воспитание, а не болезнь. Ладно, допустим. Ну, вылечила. Дальше что?

— Все, — развела руками.

— Вот теперь действительно ясно, что в этой истории не найти ни правого, ни виноватого.

— Зато есть жених и невеста, которые любят друг друга и мечтают соединиться узами священного брака! Но жених серьезно опаздывает!

— Я его не держу.

— Вы меня дослушаете или нам еще пару часов подождать?! — начал злиться Галиган. — Я еду с вами и это не обсуждается!

— Невеста в другой стороне! — рявкнул Оррик, махнув рукой в сторону дороги на королевскую резиденцию.

— Да! И мы едем к ней! Все вместе! Я венчаюсь и мы уезжаем в замок Даниэль! Тоже, все вместе!!… Как с тобой трудно, — качнул головой. — Отец не достанет нас в резиденции моей жены, а денег хватит на всех. Уверен, Даниэль будет только рада принять вас у нас. Или ты желаешь обречь Исвильду на нищенское существование? А может, потащишь странствовать и терпеть голод, холод и опасности вместе с тобой? Наймешься наемником, бросишь ее на произвол судьбы?

Оррик молчал. Предложение брата сразило его своим великодушием, о котором он мало не подозревал, даже не мыслил.

Это был прекрасный выход из положения, но одно «но», серьезно портило впечатление:

— Я не привык жить за чужой счет.

— Не за чужой!! — в конец разозлился Галиган упертости глупца. — За мой!! И не сидеть на шее, а служить!! Охранять!! Капитаном, начальником стражи!! Чего там еще?!! Да хоть садовником!! Черт тебя дери, Оррик, подумай ты о жене!! Она леди! Она благородная Де Ли! Негоже столь знатной и нежной миледи разъезжать с тобой на повозке! Рядиться в тряпье вместо парчи и бархата! Спать на земле или вон, в лесу!

Даган посмотрел на Исвильду и понял, что против аргумента брата не выдерживает ни один из его. Да и плевать на все.

Ради нее.

Мужчина кивнул:

— Хорошо.

Галиган не сдержал вздоха облегчения: неужели ему удалось убедить самого Орри Даган, упрямца, коему равных нет в королевстве?

— Но я продам Верфул, — бросил, направляясь к лошадям.

— А еще продадим семейные драгоценности, — поддакнула Исвильда.

— Нет!

— Да. А еще…

— Есть ваш кошель, миледи, — встрял Гарт, внимательно прослушавший спор братьев и полностью согласный с Галиган. Скитаться у него желания не было, как не было желания отпускать Орри в бой за чужие земли, по чужой надобности. Хватит уже воевать, пора о спокойной жизни подумать. Жена вон уже есть, там, глядишь, дети пойдут. А Боз не вечен. Побесится да осядет. Главное первое время протянуть.

— И вообще, руки на месте, голова на плечах. Для твоих наследников мы уж как-нибудь на пропитание наскребем, — заверил Оррика, вскакивая на коня.

А если она уже забеременела? — глянул с тревогой на жену Даган.

Об этом повороте Оррик не подумал и чуть не стукнул себя полбу: защитник! Вот уж поберег бы он Исвильду, помог бы ей, мытаря по странам в положении! Болван!

Ладно, — скрипнул зубами, с трудом сглатывая гордость. Сел на лошадь и подхватывая к себе в седло Исвильду: хватит ей одной трястись, рисковать упасть.

— Я буду капитаном твоей охраны! — постановил, глянув свысока на Галиган. Тот с сарказмом улыбнулся и поклонился:

— Вы просто осчастливили меня, мессир Даган!

Исвильда рассмеялась, прижавшись к груди мужа: теперь все будет хорошо.

Все, все. Всегда, всегда.

— Наконец-то разобрались, — буркнул Гарт. Лексинант хмыкнул и направил лошадей в лес. А Симон повел обоз дальше, уже проинструктированный Фогин и милордом Даган.

Глава 18

Не сдержанные грузом кони летели вперед, махом преодолевая препятствия.

К вечеру всадники значительно опередили обоз и дружно решили немного свернуть с дороги и заглянуть в кабак у дороги "Три петуха", чтоб перекусить и немного отдохнуть. Двоих стражников оставили у лошадей во дворе, чтобы те поглядывали вокруг, а еще двоих отправили к ним с пищей, что те ели во дворе, не покидая свой пост. Сами же расположились за свободным столом и с жадностью накинулись на пищу.

Хозяин лично принес им кувшин вина, за счет заведения, кланяясь знатным господам.

Орри это не понравилось. Он посмотрел, как Галиган разлил вино в кружки и заметил:

— Что-то не помню, чтоб кабачники проявляли подобную щедрость.

— Угу, — с набитым ртом кивнул Гарт, поддерживая его.

Лексинант переглянулся с Орри и без слов отобрал у Галиган кружку, а Даган у жены, перехватив у рта.

— Киса, киса, — позвал Гарт рыжую кошку, греющуюся на окошке, пожертвовав кусочек мяса на задуманную проверку. Рыжая тварь зевнув, лениво потянулась и все ж подошла. Влить в горло животного немного вина — не проблема, но после удержать в руках, ожидая реакции — почти подвиг. Гарт шипел как кошка, удерживая ее к неудовольствию Исвильды, а тварь царапалась и все норовила искусать мужчину.

Но странное дело, минут через пять, кошка начала слабнуть и хрипеть, и вот издав утробный крик, от которого у Исвильды мурашки по коже прошли, издохла.

— А ничего вино, — растерянно протянул Гарт и оскалился, увидев щедрого хозяина кабака. Оррик вскочил, скидывая на пол злосчастный кувшин вместе с ужином.

— Поели, — прощаясь с жарким, вздохнул Галиган еще не понимая, что мог бы как кошка издохнуть, но ему помогли сообразить — Гарт положил перед ним мертвое животное:

— А она еще и выпила, — и пошел к кабачнику, обходя стол, Орри с другой стороны, вытаскивая меч из ножен:

— Уводи Исвильду, — бросил, не глядя на брата. Впереди маячила цель, что видно загостилась на этом свете, но взгляд уже успел оценить трех здоровяков его помощников-вышибал и мужчин с военной выправкой за столиком справа.

— Слева еще двое, — бросил Гарт. С ходу перемахнул через стойку, выставляя меч, с другой стороны Орри. Перехватил испуганного мужчину и вжал в стену:

— Кто приказал, ну?!

Когда острие меча упирается в живот, любой болтливым окажется и кабачник не исключение. Мужчина заблажил, спеша рассказать все, включая то, что не относится к делу:

— Господин заплатил, щедро заплатил! Сказал мальчик и Даган. Вы то есть. А что ж я вас не знаю? Знаю. А мальчик вон он. Я не причем, я по приказу… Ээ, бедствуем господин, вот дьявол и попутал, на золото купил. Смилуйтесь. У меня деток пятеро, кормить надо. А я уж отслужу, отслужу, вот вам крест!

— Кто?! Опиши!

— А? Э-э-э… Миррон! Так точно, Миррон, брат его недалече мельницу держит! Кто ж их не знает?! Не иначе нечистый разбогатеть помог, золото водиться вона, а то ж и медяка не бывало! Голодранцы едино слово!…

— Эй, вы?! — пошел на мужчин вышибала, поигрывая мускулами. — Мечи убрали и вымелись прочь по добру по-здорову!

Оррик переглянулся с Гартом, и один развернулся к верзиле, а другой не колеблясь, воткнул в кабачника меч, прошив мужчину от живота до грудины.

Началась потасовка.

Лебрент вытащил меч и оттолкнул себе за спину Исвильду, пока Галиган соображал, какого черта происходит.

— Очнитесь, милорд, двое слева! — бросил, предупреждая. Даган вскочив, пнул скамью, сбивая желающих окропить свои мечи и кинул в сторону особо устойчивого кошку. Тот еще не разу не видел, чтоб дрались таким оружием, и на пару секунд застыл, разглядывая остекленевшие глаза невинноеубиенной животины. Этого времени Галиган хватило, чтоб напасть, отправив мужчину вслед за кошкой на небеса и парировать выпад другого, прикрыть отход Лебрента и девушки. Но тут оказалось, что уходить некуда — во дворе стражники горланя «засада», отбивались от пятерых наемников, в одном из которых Лексинант узнал Миррона. Он уложил одного стражника и развернулся к мужчине.

— Уходите, — бросил тот Исвильде и, крикнув, чтобы ее прикрыл другой. — Галиган! Орри!

А сам встретил клинок Миррона.

— Зря ты ввязался, — с усмешкой посетовал тот.

— Да что ты? Пропустить такое веселье? Никогда!

А в кабаке уже шел бой, и уходить было некуда. Исвильда стояла, со странным для нее отупением глядя на дерущихся мужчин и, вдруг, поняла — не уйдет, не хочет. Больше не побежит и не станет позорить мужа, не оставит его. Потому что, что жизнь, что смерть лучше проводить и принимать вдвоем, но в одиночество пусть живой и целой она больше не вернется.

Схватила поднос и бухнула им по затылку верзилы, что прижал Гарта к стене. Тот оглянулся и рухнул.

— Благодарю! — бросил Гарт, устремляясь к следующему врагу.

— Галиган!! Уводи Исвильду!! — закричал Орри, заметив, что та пытается ввязаться в драку. Пробраться к ней он пока не мог, хоть и стремился всеми силами. Но его зажали в углу трое и приходилось отмахиваться чем придется, включая развешанную сеть на стене.

Галиган к ней, въехав попавшемуся на пути мужчине рукояткой меча в лоб.

А девушка к Оррику, крикнув Даган:

— Лебрент на улице! Там Миррон!

— О-о-о!! — порадовался тот, ногой отпихнув зазевавшегося пьянчугу, рванул во двор.

Исвильда вытащила свой кинжал и, зажмурившись, воткнула его в спину мужчины что грозил рассечь Оррика мечом. Тот рухнул.

— Вы удивительно везучая, миледи! — хохотнул Гарт, уворачиваясь от летящего в него блюда.

— Ненормальная! — рванул ее на себя Оррик, закрыл спиной, отбиваясь от воина. Исвильда оглянулась и увидела бочку с луком в шаге от себя. Протиснулась и вытащив луковицы начала обкидывать ими врагов. Луковой атаки никто не ожидал. Кому не досталось по телу, тот сдуру подставлял клинки, шинкуя ядреные плоды, и начинал плакать как какая-то кухарка.

— Я вас обожаю, миледи!! — заверил ее Гарт, узрев метаморфозы с врагами.

— Уходим!! — приказал Орри, пронзив, наконец, нападавшего.

Обхватил девушку за талию и потащил к выходу, чувствуя пощипывание в глазах от жуткого запаха.

Миррон, не ожидавший встретить живым ни Оррика, ни девушку, и тем более не желавший неприятностей с Боз из-за Галиган, кивнул своим — уходим. Под натиском пятерки, наемники ринулись прочь, спеша избежать ранений и плена.

— Догоним! — предложил Галиган, вне себя, оттого что какой-то смерд смел покушаться на него и его друзей. Но Орри, сообразив, что через минуту враги будут в чаще, где больше времени потеряешь на их поиски, чем толк будет, тем более из кабака выбегали их подручные, предпочел отойти. Толкнул брата к лошади:

— Уходим!

— Нет! Орри!…

— Да, я сказал!! Их четверо! Я не собираюсь за ними гоняться! — рявкнул, откидывая пятерней вылетевшего из кабака мужчину. Исвильда учтиво приоткрыла перед ним дверь, впуская обратно, и захлопнула ее. Гарт сунул край лавки под ручку и бегом к лошади. Оррик рывком подхватил девушку и поскакал, спеша уйти подальше и от кабака, и от возможного преследования.

Двоих стражников они потеряли, но зато ушли и девушка не ранена.

— Славно поужинали, — улыбнулся Галиган, нагоняя Оррика.

Тот хмыкнул:

— Забавный ты. Чему радуешься?

— Не поверишь, я ни разу не дрался не то, что за себя — за других!

— Поздравляю!

— Прибавите жалование за развлечение, милорд! — крикнул ему Гарт, отстающий на полкорпуса от Галиган.

У того с математикой были проблемы, и видно что-то не сошлось, потому что герцог с хмурой озадаченностью покосился на мужчину.

К ночи Орри решил, что они достаточно оторвались от людей Боз и решился разбить лагерь для отдыха.

Костер разводить не стали, незачем время тратить и всякую шваль привлекать. Принялись располагаться в темноте, готовиться ко сну.

Даган раскинул свой плащ и крепко обнял Исвильду, укрывая вторым. Замерзнуть он ей не даст:

— Спи, — поцеловал в лоб. Девушка тут же подставила губы, требуя награды за проявленную смелость в кабаке. Оррик рассмеялся. Под плащами началась возня, навевающая каждому свое.

— Послезавтра у меня свадьба, — мечтательно прошептал Галиган, глядя на звезды, зажегшиеся в ночном небе.

— Вы для начала доживите до завтра, — посоветовал Гарт, устраивая себе подстилку из веток и лапника.

— Вы в конец обнаглели, мессир Гарт, — вздохнул герцог: ну, что за проза?

— Привыкайте, милорд, я буду вашим садовником, — постановил мужчина, укладываясь спать.

Галиган закашлялся, `польщенный' перспективой. И вдруг заржал, сообразив, что с ним обходятся как с обычным человеком, равным по цели и духу. Приятное ощущение, черт возьми, чувствовать себя равным бывалым воякам, быть одним из небольшого братства по спасению прекрасной дамы, знать, что рядом плечо друга и оно не предаст и также как ты на него, надеется на тебя и верит.

Друга! И не одного, а четверых!

И что богатство Даган по сравнению с этим?

— Спать! — осек его довольный смех Лексинант, дежурящий по лагерю. И Галиган послушно смолк, закрыл глаза, поворачиваясь на бок. Но улыбка еще долго блуждала по губам счастливого герцога, только сейчас познавшего тайну бытия.

Глава 19

Орри чуть подремал и встал, решив сменить на посту Лебрента. Но тот видно спать вовсе не собирался — сидел у дерева, чутко прислушиваясь к звукам ночного леса, и жевал ветку ракиты. Даган сел рядом и шепотом попросил:

— Расскажи.

— Что?

— Все. Откуда и что о Боз знаешь, об Исвильде. Почему с нами поехал. Зачем вообще тебе эта каша, какая в том тебе выгода и что хочешь.

— Сам как думаешь?

— Устал думать, — признался честно. — Мысли у меня просты как клинок — обезопасить Исвильду. Натерпелась она.

Мужчина согласно кивнул:

— Поэтому я с вами. Давно слушок прошел — жив кто-то из Де Ли. Не обманула молва. Правда Исвильду я меньше всего живой видеть ожидал. Из-за нее все началось, ее первой должны были кончить.

— О чем ты? — нахмурился Даган.

— О том, что по чести я ее за Максимильяна принял сначала. Клинком-то она как Лемзи играла. Не думал, что он сестру своему мастерству научит.

— Ты знал Лемзи?

— Не близко.

— Не вилял бы ты, объяснил по-человечьи? — попросил Орри. Мужчина улыбнулся:

— Я б объяснил, да что-то не могу, а что-то только сейчас и вырисовывается.

— Спасибо, друг, — поджал губы Даган: поговорили, ничего не скажешь!

— Не сердись. Если б я не увидел, как ты к Исвильде относишься, я б слова вообще не сказал.

— Что за забота у тебя к ней?

Мужчина помолчал, поглядывая в расцветающее утренними красками небо, и спросил:

— Хочешь, расскажу историю?

— Жажду, — заверил Оррик.

— Жила была девочка. Росла в обычной семье, получала обычное воспитание, и как обычно пришла пора ей влюбиться. И любовь первая была тоже, обычной — несчастной. Дружок ее оказался парнем ветреным, глупым. Сделал ей ребенка и умчался совершать воинские подвиги. Родители, узнав о грехе дочери, сначала хотели отправить ее в монастырь, но потом передумали — жених объявился, что за хорошее приданное готов был закрыть глаза на некоторые недостатки невесты. Понятно он не знал, что она беременна — родители сваливали все на недуг дочери. Сыграли свадьбу, и вскоре недуг сказался так сильно, что она разрешилась от бремени раньше любого приличного срока. Муж был в отъезде, и когда она родила, знать не мог. С помощью верной служанки удалось скрывать какое-то время, что дитя явилось на свет. Но надо сказать, что муж этой несчастной был мужчиной жестоким и неглупым, и как та не уверяла его, что ребенок родился таким большим сразу, он не верил, хотя сомнения все же она в него посеяла. Он признал его. Однако это не спасло дитя от неприятностей, как и его мать. Ночью муж забрал ребенка и отвез в лес, оставив на волю Божью, что, по его мнению, и должна была решить спор — чей ребенок. Его, значит, вернется, нет, значит, и печалиться не о чем. К утру мать обнаружив исчезновение дитя впала в истерику и умоляя мужа вернуть ребенка призналась в грехе. Муж, понятно, стал неумолим, и бедная женщина заработала нервную горячку. Она сходила с ума по ребенку и выла на весь замок. Ее заперли, связали, убедив мужа, что она невменяема. Впрочем, так и было. Она повредилась умом от горя. Но ребенок остался жив. По лесу, видно посланный по воле Божьей, проходил отряд всадников, что, услышав крики голодного младенца, без труда нашли его в зарослях ракиты и взяли с собой. Пеленки удивили их — явно не тряпье крестьян. К тому же вензеля… Отряд остановился в замке родственника мужа несчастной женщины. Ему рассказали эту странную историю, показали младенца. Увидев и узнав дитя, родственник разгневался и призвал нечестивца, что решил избавиться от ребенка столь зверским способом. Произошел неприятнейший разговор, в котором каждый стоял на своем и не собирался верить и слушать другого. После родственники не общались, рассорившись вконец. Один был уверен, что прав он, а его собеседник закоренелый негодяй, другой, что прав он, а его оппонент выжил из ума. Ребенок остался в пригревшем его замке и рос вроде признанным, а вроде нет. И понятия не имел, что его мать жива. А та, после четырех лет заточения и муштры, совсем одичала и стала похожа на дрессированную лошадь. Родила одного ребенка, через некоторое время другого и вроде бы успокоилась, но как-то раз увидела свое погибшее дитя. Узнать его было нетрудно — лицо, стать, манеры — вылитый возлюбленный, что по странности, которым в этой истории несть числа, был похож на ее мужа. Эта схожесть сбивала с толку и его, заставляя возвращаться к сомнениям и вновь пытать женщину. Та, пугаясь, путалась, говоря то одно, то другое и окончательно заморочила голову мужу. Но суть не в том. Когда она поняла, что ее первый ребенок жив, маска безвольной куклы спала и в испуге, что участь несчастного ребенка будет и участью других ее детей, решила бежать. Надо сказать, ее можно понять. За приличный срок жизни с мужем она поняла, насколько тот жесток и груб, злопамятен и невоздержан. Она была уверена — он ненормален. И бежала. Старшего ребенка забрать не удалось — того с пеленок держали отдельно от матери, боясь, что та заразит его своим безумием, но младший был с ней, хоть и под присмотром многочисленных нянек и стражей. И вот в одну ночь женщина попыталась скрыться с ним, но…

— Хватит!

Оррик вскочил, прекрасно понимая, о чем и о ком толкует Лексинант. Постоял, приходя в себя от столь невероятной истории, и глухо спросил:

— Имена?

— Тот кто спас дитя — Гелигрант Де Ли. Остальные имена ты знаешь.

— Невероятно… невозможно… — в волнении и сомнении прошептал Орри.

Мужчина пожал плечами:

— Жизнь. Тебе ли не знать какие чудеса устраивает эта кудесница руками своих слуг — людей. Хочешь вторую историю?

— Мне бы переварить эту, — глухо бросил Даган. Покрутился, ища спасения от обуявших его чувств, и присел напротив Лебрента, заглянул ему в глаза:

— Почему я должен тебе верить?

Мужчина равнодушно пожал плечами:

— Не хочешь — не верь. Я не летописец…

— Ты фокусник. Хорошо, доставай свой козырь из рукава, посмотрим, на что годен этот.

— О, вторая история тебе понравится больше. Она полна романтизма и понятного любому реализма. В час и день, назначенный Богом, один уставший от одиночества мужчина, обремененный массой забот, надо сказать, понятных — о хлебе насущном и увеличении своей власти и земель, решил устроить себе отдых и отправился в путешествие, дабы развеять тоску и, возможно… найти невесту. Со сватовством у него не получалось — одни были слишком заносчивы и воротили от него нос, наслышанные о его крутом нраве и несчастье с первой женой, другие знали о пороках мужчины не понаслышке и тем более не желали его привечать. Но, проявлять открытую неприязнь никто не собирался — о злопамятности мужчины говорили его дела и пугали не хуже библейских пророчеств о конце света. В его владениях то и дело пропадали люди. Кто приписывал это разбойничьим шайкам, кто справедливо сомневался — а все ли пропавшие дело их рук? Мужчина, понятно, замечал косые взгляды, настороженность к своей персоне и раздражался не на шутку. И вот он поехал в дальние края, где о нем не знали ничего, кроме того, что он сам мог сказать. А говорить он умел. И добиваться своего. Сворачивать же и отступать, терять желанное не умел вовсе. И вот на краю королевства, в котором он жил, ему довелось заночевать в гостеприимной семье доблестного воина и богатого сеньора…

— Гелигранта Де Ли, — выдохнул Оррик, сообразив. И застонал, ткнувшись затылком в ствол дерева. — Боже, милостивый.

— Ну, Бог тут не причем, любому бы увиделась в том стечении обстоятельств более рука его Дъявола. Рассказывать дальше? Мужчине понравился рачительный хозяин, богатые угодья, милые домочадцы, наследник, что был на зависть. Но особо его привлекла девочка…

— Исвильда… — у Орри на минуту в голове помутилось.

— К чему имена? Важна суть, а она такова, что при виде юной невинной девушки с божественными чертами лица, фигуры и манерами утонченной леди, в душе мужчины родилась самая настоящая страсть, в которой он горел как в аду… хотя ад был привычным для него местом. Отец девочки был мужчиной умным и смекливым. Он сразу понял, что за гость посетил его и отчего изучает его дочь. Девочка…

— Она знала Боз!

— Нет. Когда Боз приехал в замок, была глубокая ночь и девочка спала. Дальше Гелигрант сделал все, чтоб они ни разу не встретились и поговорили. Боз видел ее, а она его нет. Они гуляли с Гелигрантом в саду, а Исвильда гонялась за Максимильяном меж деревьев, чем и привлекла внимание Даган. Зрелому мужчине достаточно взгляда, чтоб определить мысли и суть собеседника. Гелигрант слышал о Боз, быстро сориентировался и в тот же день, буквально через час, отправил дочь на прогулку с сыном, до ночи. А потом проследил, чтоб девочка была не одна на своей половине и под серьезной охраной. Днем Боз предложил ему выдать дочь за него, но тот прямо сказал, что это невозможно, потому как, уже встретился с тем, кого бы хотел видеть зятем. На вопрос кто этот счасливец, Галигрант не подумав ответил честно, открыв имя… Представь удивление и негодование Боз, когда он узнал, что его соперник — его незаконнорожденный сын Орри Даган, и его, безродного, нищего наемника, предпочитают знатному герцогу.

А вот это было слишком. Орри словно оглушили, кинув на голову бревно.

— Откуда?… Как?…

— Я же говорю, Гелигрант был мудрым человеком и сумел разглядеть благородство большее в ублюдке, чем в высокородном сеньоре.

— Я был там один раз и настолько неуклюж при разговоре, что… Не-еет… Если б я смел мечтать!…

— А ты не смел, но проживи ты в доме на пару дней больше — слова вырвались бы сами. Поэтому Лемзи и просил тебя присмотреть за своей семьей.

— Господи!… Но откуда ты знаешь, о чем меня просил Лемзи?

— Ты это не скрывал, а Боз воспользовался твоей болтливостью.

Оррик сжал голову руками, застонав: негодяй! Какой же он подлец!

— Ну, не мог же он допустить, чтобы Исвильда Де Ли досталась тебе? Чтобы не он, а ты вел ее под венец, лицезрел ее, брал за руку. О, здесь нужно понимать последнюю страсть пожилого человека, понимать безумие, в которое Боз был опущен волею судьбы и закален в нем…

— Нужно все рассказать королю и потребовать справедливого возмездия!

— Не смеши. Твой отец умеет заметать следы и единственный свидетель, к тому же косвенный, так как сам Боз во время погрома в замке Де Ли, был дома, Исвильда. Да, она могла бы пролить свет на некоторые детали дела, но Боз то невыгодно. И он подстраховался. Все свои злодеяния он совершает чужими руками, выставляя как щит Галиган, Фелигора и тебя. Он, с помощью своих людей распространяет грязные слухи о своих наследниках, чтобы обелить себя и скинуть на них любое из своих преступлений.

— Как же тогда Галиган разрешено жениться на родственнице короля?

— На сегодня достаточно историй, потому как Галиган — тема другой сказки. Речь сейчас о вас. Как только Боз узнает, на ком ты женат — конец вам обоим. Довольно того, что ты выставлен предателем, что навел наемников на замок Де Ли и был заодно с…Куртунуа.

— Я слышал, слухи связывали его с этой трагедией, но я отказываюсь верить, что Андриас замешан в низости.

— Его уже арестовали.

Это было вовсе из ряда вон. Орри перекосило от гнева и омерзения.

— Тобой заинтересовались. Король желает тебя видеть, и вроде даже есть приказ на твой арест.

— Поэтому и затеяна свадьба Галиган, — дошло до мужчины.

— Возможно.

— Сколько же у тебя ушей и глаз?

— Много.

Оррик застонал, тряхнув волосами:

— Я не смогу сказать брату и разбить его мечту. Он искренне расположен к Даниэлле.

— Брось его, пусть сам разбирается.

— Его раздавит, когда он узнает, то, что ты мне рассказал. А узнает, стоит лишь шагнуть на королевскую территорию. Я не смогу его бросить. Чтобы не было, он был брат и оказывается неплохой малый. К тому же, я не стану бегать от Гая

— Ты лезешь в петлю? Тебя повесят. А король это сделает или Боз — без разницы. Уезжал бы ты.

— Нет. Мне нужно устроить судьбу брата и Исвильды. Если ты говоришь правду и дело обстоит именно так, то наследницу Де Ли сможет защитить лишь король. Галиган нужно реабилитировать, а Боз наказать…Но мне не вериться в реальность твоей истории! Откуда ты можешь знать? Кто ты?

— А вот это, неважно. Я предупредил тебя по доброте, остальное — твое дело.

— Видно, не все ты знаешь, и не всех.

— Ты о себе? Я знал, что ты не побежишь от королевского правосудия, не бросишь жену и брата, но предупредить должен был.

— Или проверить? — пытливо прищурился Орри. — Сдается мне ты сложил слухи и домыслы, которыми полны умы людей по любому поводу и выдал наиболее полную версию, основываясь на них.

— Думай как тебе угодно. Я предупредил — остальное, твое дело.

— А какие претензии к Галиган?

— Слухи, Орри, слухи. Но их слишком много и королю не терпится разобраться, что же все-таки правда, а что нет.

— Например?

— Что он ненормален, что предпочитает женщинам мужчин…

Даган поморщился — он и сам так думал.

— Все-таки сплетни жуткое дело.

— Да, они способны и волка превратить в овцу…

— А овцу в волка.

— Точно.

— Стоит лишь задать нужное направление.

— В этом плане Боз мастер. Король уверен, что пропавший четыре года назад лекарь — дело рук Галиган, как многие из исчезнувших во владениях Даган. Оргии, что он устраивал, говорят были возмутительными, на них чуть ли не Дъяволу поклонялись.

— Я тоже слышал о том и даже поверил. Но сейчас, глядя на Галиган уверен в обратном — ничего он не устраивал. Он словно дитя, к тому же одержим Даниэллой.

— Ты изменил свое мнение оттого, что узнал его ближе, — хитро улыбнулся Лексинант. — Но как королю узнать истину, если он в глаза не видел отпрыска Даган, если молва приписывает ему одно, а невеста говорит другое?

— Даниэлла? Она на стороне жениха? Прекрасная новость, — улыбнулся Орри.

— Единственная хорошая. За Галиган заступятся, а за тебя?

— Главное, что Галиган женится и сможет уехать к жене, взяв с собой Исвильду и Гарта. Насколько я понимаю, на него только возмутительные слухи? Их недолго развенчать.

— А обвинения предъявленные тебе?

— Кто мне их предъявил? Ты?

— Будь покоен, предъявят и королевские судьи. Опровергнуть их за отсутствием свидетелей и твоих защитников будет трудно.

— Гай знает меня, — неуверенно протянул Орри, и головой качнул — чушь. Какое дело королю до какого-то наемника бастарда, что изуродован стараниями Боз до неузнаваемости…

— Страшное оружие слухи.

— И верное. Боз знал, чем действовать. К чему драться? Можно правильно распространить слухи и вот ты можешь оправдываться, можешь не оправдываться, но твоя репутация значительно подмочена и далее каждый твой шаг, каждый поступок и каждое слово вызывают подозрение. Чтобы ты не сделал, все будет восприниматься в темных и отталкивающих красках.

— Единственное что у меня было — репутация.

— Теперь нужно будет очень постараться, чтобы отмыть ее.

— Галиган придется хуже — у него вовсе нет репутации иной, что создал отец.

— Вот именно. Поначалу его примут холодно, покрутят повертят и поймут — неправда. А как быть с тобой? С тобой разговаривать не станут.

— Да, Гай щепетилен. Но поверить домыслам? Он хоть и молод, но слишком умен, чтоб верить всему.

— Но ты же поверил, что Исвильду обесчестили и лишили жизни? И я, как и все остальные. А она жива.

— Исвильда! Она явно признала Мелинро!

— И что?

— Он человек Боз! Это будет доказательством его причастности к преступлению!

— Ты доставь это доказательство, прежде чем сам погибнешь. Отвертеться Боз будет легко — мало ли кого за кого приняла несчастная наследница Де Ли? Что может запомнить девочка в состоянии паники, в нервной горячки. И не факт еще, что будет свидетельствовать, вообще доберется до короля. И потом, это сугубо личный аспект дела Де Ли, ты же как остался предателем, так и останешься. К тебе, кого она видела или не видела, отношения не имеет.

— Это неважно.

— Конечно, — усмехнулся Лебрент. — Но если она узнает, что именно ты навел на ее замок наемников, она возненавидит тебя.

Оррик встал — ничего не скажешь, попал он. И кому докажешь, что сроду не был предателем?… Если предал, пусть и невольно, рассказав отцу о своих намерениях, бездумно заставил спешить. Понятно, что Боз предпочел вырезать всех, чем дать возможность ублюдку получить звание, богатые земли, а главное жену из знатного рода, которой сам хотел бы обладать. Так пусть ему ничего не достанется!

Вполне в духе Боз Даган.

Мужчина посмотрел на спящую девушку: как она отреагирует, узнав, что он виновен в ее бедах? Оттолкнет? Естественно. Не станет слушать?

Так и он не станет ничего говорить — поздно оправдываться. Он виноват, а косвенно или прямо, частности, что ни для кого значения не имеют.

Счастье как призрак, привиделось Оррику и исчезло.

— Спасибо, Лексинант, что и говорить, твои сказки сразили меня наповал.

Одно радует, судя по вниманию короля к делу Де Ли, он не оставит Исвильду и судьба ее будет устроена волею Гая. А тот щедр на воздаяние и справедлив к незапятнавшим свою честь.

Значит, судьба Исвильды будет решена волей короля, а тот уж постарается пристроить знатную девушку. Останется позаботиться о ее безопасности, ну, и о безопасности Галиган, конечно. Куда теперь без него?

Орри рывком поднял Гарта и пока тот тер глаза спросонья, потребовал:

— Поклянись, что выполнишь мою просьбу.

— Ну.

— Не «ну», а поклянись!

— Ну, клянусь, — отмахнулся, желая вновь вернуться в горизонтальное положение и досмотреть сладкий сон, в котором первая красавица королевства Мауриссия Исбилд просит его взять ее в жены и признается в любви.

Орри отпустил друга и тот рухнул на лапник, но вместо сна — очнулся, сообразив, что только что поклялся неизвестно в чем.

— Чего надо-то? — сел, озадаченный.

— Ты не бросишь Исвильду и всеми силами позаботишься о ее безопасности, а так же присмотришь за Галиган. Ты поклялся, — ткнул в него пальцем Орри, напоминая, что клятва была дана — она нерушима.

— Не понял? Почему я должен заботиться о твоем брате и жене? Ты куда-то собрался?

— Пока нет, но все может быть.

— А можно без оговорок, но с объяснениями?

— Нет.

— Спасибо. Загадки с утра навевают мысль, что день превратиться в одну сплошную тайну, — вздохнул Гарт, потеряв всякий сон.

— Обещаю, он будет суетным и, возможно, кто-то из нас не доживет до заката. А тайн за гранью жизни всегда хватает, — бросил Лексинант.

— Как вы добры, — скривился Гарт, вставая.

— Общий подъем, — объявил Орри и пошел будить девушку.

Сел рядом с тоской и трепетом рассматривая малышку, такую безмятежную, трогательно-беззащитную во сне, что сердце сжалось от тоски и любви. Что с ней станет без него? Отталкнет ли, возненавидит, узнав, что он замешан в ее трагедии?

Вот и вся любовь, вот и все минуты счастья.

А впрочем, за все нужно платить и за это тоже. И когда она оттолкнет его, жить ему будет незачем. Потеря репутации, статуса, замка, да и жизни — пустяк по сравнению с одной, но самой невозможной, самой непереносимой потерей — сияния ее глаз, ее доверия, ее любви.

Нет, лучше сразу в руки палача и на виселицу, только б не видеть презрения и ненависти в глазах любимой.

— Ты была и ты любила меня, — прошептал, еле сдерживая невольные слезы сожаления. — Прости меня…

Исвильда открыла глаза от легкого прикосновения к ее щеке, увидела Орри и улыбнулась ему:

— Доброе утро.

Даган зажмурился на секунду: какое счастье слышать это незатейливое приветствие из уст любимой.

— Доброе, — подтвердил, хотя для него это утро скорее было злым.

— Пора?

— Пора, — повторил эхом, а взгляд не отрывался от лица девушки, стараясь запомнить ее как можно лучше. А впрочем, Орри итак никогда не забудет ее, как не забудет этих дней рядом с Исвильдой, что судьба по щедрости своей подарила ему.

— Что-то случилось? — озаботилась девушка, не заметив, а скорее почувствовав, что с Орри что-то неладно. Тот отвел взгляд: говорить сейчас сил не было и он малодушно промолчал, дав себе еще хотя бы час пусть видимого, но благополучия.

— Нужно ехать, — встал и помог ей подняться, обнял и зарылся в волосы лицом. `Еще один вдох, еще один выдох рядом с ней. Еще минута, час, сутки. Да простит меня Господь.

Настроение, конечно, было ни к черту и Орри молчал. Хмуро обозревал лесную чащу, стараясь не смотреть на товарищей, и все крепко прижимал к себе Исвильду, словно боялся, что это последние минуты близости, последний миг в его жизни, когда она еще рядом, еще его.

Исвильда молчала, но обеспокоенная его состоянием и каменным лицом, на котором лишь глаза, больные от печали, еще жили, еще мучились и мучили ее, то и дело пыталась завести разговор и выведать причину всех этих метаморфоз.

— Что с тобой?

— Ничего.

— Неправда. Я вижу, что-то серьезно угнетает тебя.

Не надо, прошу, не спрашивай, — взмолился Орри взглядом. Но тяни- не тяни, а трусливо бегать от трудностей, пусть таких ужасающих, он не привык. Вдохнул, припав губами к макушке Исвильды, и тихо прошептал:

— Я потребую развода.

А как иначе? Какое у него право оставаться ее мужем? Он предал, он виноват в смерти ее родителей и после оставаться мужем, пятнать своей репутацией? Нечестно. Подло.

Исвильда чуть с лошади не упала, услышав заявление Орри.

— Почему? Что я вам сделала мессир?

— Так нужно.

Нужно?

Кому? За что? Зачем?

Что он говорит?

Что за блажь или наоборот, это обдуманное решение?

Но, почему?

— Что я вам сделала мессир, за что вы так со мной? — прошептала, сраженная его желанием. В голове уже зрели вопросы и появлялись ответы: она не нужна Орри, она бесприданница, неуклюжая, некрасивая, трусливая, не может оставаться его женой. Женой благороднейшего человека, верного рыцаря, отважного воина, честного человека.

— Потешились, и будет? — спросила тихо, бледнея от дурных слов, что осмелилась бросить ему в лицо. Оррик помрачнел: вот как это выглядит. Вот какого она о нем мнения. А могла ли она подумать иначе?

— Я не достоин вас миледи.

— Чушь! — выдохнула горячо. — Как ты можешь?! Кто сказал, что пары нужно подбирать по определенным канонам?! Каким, Боже мой?! Что должно служить опорой браку?! Богатство, знатная родня, положение в обществе?! Оно создает семью, заставляет биться сердце чаще при виде любимого, а может, и сама любовь вырастает лишь на золоте?! И кто решает, кто чего достоин?! — она чуть не плакала.

— Вам не понравятся ответы, миледи, поэтому их лучше вам не знать…

— Вам не дадут развод!

Оррик грустно улыбнулся одними губами: топор палача решает любую проблему.

— Я виновник ваших бед, миледи. Я предал вас и вашу семью, поэтому не было бы нечестно и неправильно оставаться вашим мужем.

— Что ты говоришь?! Как ты мог предать?!

— Лемзи просил меня присмотреть за своей семьей…

— Но умирал ваш дедушка! Разве это не веское оправдание?! Вы не могли поступить иначе, бросить родного человека! Вы ни в чем не виноваты!

— Виноват.

— Нет!

— Не спорьте, Исвильда, я знаю, о чем говорю. Я не выполнил обещание данное другу, но того мало. Я еще стал причиной вашей трагедии.

Нет, ну, каков упрямец! — начала злиться девушка.

— Вы бредите, Орри! То, что вы говорите схоже с горяченным бредом! Я понятия не имею как вы могли бы быть виноваты в том, что на наш замок напали нелюди! И если уж на то пошло, обвините себя и в эпидемии чумы! А собственно, отчего нет?! Знаете, на что это похоже? На отговорку! Я неприятна вам, я вам омерзительна?! Я бедна, глупа, некрасива. Сейчас, пока мы здесь в лесу, среди деревьев и ваших товарищей, вояк, мне нет равных, но вы же едите ко двору, полному красавиц самого знатного происхождения! Вот в чем дело!

— Что вы говорите, Исвильда? Ничего подобного мне и в голову не приходило. В парче и в жемчуге, вы будите не менее прекрасны, чем в этом потрепанном наряде пажа. Для меня вы прекрасны в любой одежде, а уж ваше приданное, вовсе не волнует меня. Если уж на то пошло, то вы должны понять, что вы наследница Де Ли, достойны лучшей партии, чем какой-то нищий бастард…

— Не смейте! Никогда не смейте так говорить о себе! Вы самый благородный из всех законнорожденных!

— И все же, я ублюдок…

— Да плевать мне на это! — рассердилась девушка, забыв манеры.

— Вот видите, вы уже нахватались от меня дурных словечек. Что я могу вам дать кроме суетной жизни, массы проблем? Вы достойны безоблачной жизни в достатке и любви…

— Вашей любви, мессир! Более мне ничего не надо!

— Сейчас, миледи. Но пройдет месяц и вы возненавидите меня за то. А впрочем, боюсь это может случиться много раньше. Я случайно сказал Боз Данаг, что собираюсь к вам, и тот нанял людей чтоб устроить резню в замке Де Ли, — выпалил Орри решившись.

Исвильда закрыла рот, растерянная новостью.

— Причем тут ваш отец? Ничего не понимаю… У моего отца не было с ним трений, да и по-моему они знать друг друга не знали.

— Он просил вашей руки, Исвильда, но ваш отец отказал ему, сказав что уже нашел вам мужа.

— Да? Странно, отчего вы это знаете, а я его дочь, нет?… И кого мне нашел отец?

— Меня.

— О!…Прекрасно! Тогда вы не можете нарушить волю покойного! — она не поверила Орри, но это не помешало ей воспользоваться его заявлением. Мужчина хмуро глянул на девушку:

— Вы не услышали, миледи — это я навел Боз на Де Ли, дал ему повод разделаться с вами.

— Как?! Вы привели его к нам в замок?! Что-то ни вас, ни его я там не видела!

— А Мелинро? Вам не показалось странным, что делал в вашей вотчине в то утро человек Боз?

Исвильда побледнела: так и есть, ее удивил и насторожил мужчина, что носил оказывается имя Мелинро. Но связать его и Даган она не могла.

— Там был Куртунуа. Наверное, Мелинро служил ему.

— Нет, миледи, Мелинро как и его брат Миррон уж лет двадцать в фаворе герцога, они его люди, подручные в самых щекотливых и тайных делах.

— Но отчего тогда отец мне ни слова не сказал о сватовстве Даган?! Отчего я ни разу не видела его?!

— Он гостил у вас.

— Да когда, Боже мой?! Откуда вы взяли?!

— Мне сказал Лебрент.

— Вот уж ясновидец и всезнайка! Ему откуда знать о деле трехлетней давности, что произошло на много миль отсюда?!

— Кстати, отчего вы так долго добирались сюда?

— Я вообще сюда не добиралась! Я просто шла, куда глаза глядят, жила, где придется! А в ваших местах я уже полгода и вы, между прочим, знали о том! Не увиливайте, Орри! Объяснитесь!

— В чем? Я не видел вас…

— Видели и предложили встретить рассвет!

— Не помню такого, — недоуменно покосился на нее мужчина.

— Вот оно, внимание и память современных мужчин! Да Бог с этим! Я к слову сказать, тоже не отличалась хорошей памятью и узнала вас не сразу. Я говорю о другом, о вашем оскорбительном желании потребовать развод и бросить меня!

— Исвильда. Я не бросаю вас, а поступаю по совести и чести…

— Это так теперь называется?!

— Да поймите вы, я виновник смерти ваших родителей!

— А я была виновницей падежа скота в Роанлу! Неурожая в деревеньке Семлех! Странно, что я не стала виновницей затмения, что случилось три месяца назад!

— Я не шучу, миледи.

— А я, по-вашему, шучу?! — возмутилась девушка. — Человеку очень нравиться винить и быть виноватым, я давно это заметила! Чем человек благороднее, тем больше грехов он себе приписывает, чем ниже и глупее, тем больше винит во всех бедах других! И то и другое похоже на болезнь! Вот уж не думала, что вы разразитесь этим!

— Вы кричите.

— Нет, я еще готовлюсь раскричаться от возмущения! И считайте меня какой угодно ведьмой, но развода я вам не дам!… Вы не можете бросить меня и разбить мое сердце, что невольно в себе и любит лишь вас, — призналась, предоставив последний, но самый веский казалось бы аргумент.

Орри чуть не застонал: чертова жизнь! Как любит она устраивать путаницы!

— В вашей судьбе заинтересован король.

— Плевать!

— Вам найдут богатого и благородного мужа, равного по знатности…

— Плевать!

— Миледи!

— Мне, конечно, интересно прослушать пререкания супругов, — заметил Гарт. — Но боюсь, еще более любопытно будет тем, кто захочет нас найти. Ваши голоса как ориентиры, только глухой не услышит их, как и тему спора!… Может, перенесете семейные ссоры на более отдаленный период?

— Отстань! — рявкнули хором молодожены. Лошадь Гарт нервно отпрянула, мужчина оторопел от непристойного замечания из уст благородной леди, и, чертыхнувшись в полголоса, ретировался.

— Я не достоин вас и вашего милосердия, милая Исвильда. А значит, оставаться вашим мужем не могу. Это было бы бессчетно.

— А бросать меня честно?! А бесчестить меня могли?! А если я уже ношу вашего ребенка, мессир?! Как быть с этим?! И кто вас разведет со мной?!

— Наемники! — рыкнул Лексинант, нагнав пару. — Еще пара минут ору и их будет здесь как пчел на пасеке!

Молодые одарили его раздраженными взглядами, но промолчали. Однако как только он чуть отстал, Исвильда вновь зашипела:

— Я не дам вам развода, ни вижу, ни одной веской причины тому!

— Я стал виной ваших несчастий!

— И потому решили сделать меня еще более несчастной! Что с вашей логикой мессир?! Мне абсолютно все равно, что вы делали! В чем вините себя, или винят вас! Для меня вы вне всяких обвинений и, чтобы не сотворили — заранее правы и прощены!

— Вы слишком великодушны, Исвильда.

— А вы упрямы. Вы совсем не любите меня.

— Не правда.

— Тогда перестаньте настаивать!

— Я не могу, миледи, по законам чести и совести, развод единственный выход из создавшегося положения.

— По законам глупости!

— Да хватит вам спорить о том, чего может не быть! — прошипел рассерженный Лебрент. — Еще не факт что вы не станете вдовой и вдовцом!

Орри сообразил и крепче прижал Исвильду к себе, огляделся с испугом: что-то он правда, не тем увлекся.

— Вот! Лучше умереть, чем стать чьей-то женой! — объявила девушка.

— Типун вам на язык, Исвильда, — вставил свое слово Галиган, испуганно зыркнув на нее.

— Так и знайте, Орри, если вы бросите меня, погубите две души — свою и мою!

— Нет, ваши души сейчас погублю я! — рявкнул Гарт, который хотел есть, пить и быстрей добраться до безопасных мест, а не слушать пустую болтовню свихнувшихся влюбленных.

Исвильда и бровью на него не повела, расстроенная и рассерженная упрямством мужа, в котором видела оскорбительное пренебрежение, прямую ложь. По ее мнению «люблю» и «развожусь» было несовместимо.

— Нет, вы слышали, милорд Галиган? Ваш брат решил развестись со мной! — призвала герцога девушка.

— Лет через пятьдесят возможно ему это удастся, — улыбнулся Галиган, уверенный, что брат блажит.

— Не лезь в разговор! — зашипел на него Орри. Еще не хватало, чтоб этот щенок вставлял свои ремарки! Что он понимает?!

— А ты не говори глупости, — парировал тот. — По-моему ты умом тронулся, если всерьез думаешь получить развод.

— Плевать мне на твое мнение!

— А мне на твое! Дурак ты братец! Вы любите друг друга! Это счастье не каждому дано, но каждый мечтает прикоснуться к подобному чуду! А вы прения устраиваете! Мало неприятностей?!…

— Вот-вот, еще минута, и я добавлю их вам! — нервно гаркнул Гарт.

— Не лезь! — рыкнули сразу трое. Мужчину передернуло, и он чуть отстал, придержав лошадь. — Боже милосердный, — прошипел в спину трем ненормальным. — Дай мне выжить и никого не придушить сегодня!…

— Ваш брат полностью прав! — объявила Исвильда, благодарная Галиган за поддержку. — Он против развода и я, ваша жена, тоже, и святая церковь! Браки, заключенные на небесах, не расторжимы, какие бы аргументы вы не приводили! Это возмутительно, мессир, говорить о подобном своей молодой жене, ранимой девушке!

Лексинант подавился слюной, раскашлялся некстати и получил от Гарта кулаком меж лопаток.

— Миледи, вы достойны лучшей доли и благородного супруга… — опять взялся за свое Оррик.

— Ну, все! Сейчас я вас огрею, мессир! — с угрозой предупредила в конец раздосадованная Исвильда, и вызвала своим заявлением невольные улыбки на лицах мужчин.

— Ранимая, да? — выгнул бровь Лексинант.

— Да! — рыкнули супруги хором.

— Хм, — отпрянул тот.

— Самое время вступить в бой. Мы выиграем его заранее — с нами миледи, — проворчал Гарт. — Никогда не женюсь.

— Кстати, где Харт и Минс? — в который раз обернувшись, не заметил одного стражников Галиган.

— Харт? — обернулся Орри. — Минса я направил вперед, на разведку, а Харт?… Кто видел его последним? — забеспокоился.

— Я, — бросил Гарт. — Он спал под елью. Но клянусь, встал вместе с нами.

— А после?

— Его час уж как нет, — заметил Лебрент, чем встревожил Даган.

— Куда же он делся? — озадачился Галиган и удостоился тревожного взгляда Орри:

— Боюсь, ответ один — поехал за дружками.

— Не стоит плохо думать о людях, мессир. Может, он просто чуть отстал, — заметила Исвильда.

— Например, по нужде, — буркнул недоверчивый Гарт.

— Или ловит перепелов нам на обед. Было бы кстати, — согласился Лексинант.

— Дай Бог, — прошептал ничуть не поверивший в то Орри, и больше ни слова не произнес, сосредоточив свое внимание на пейзаже вокруг.

Исвильда успокоилась, видя, что супруг перестал упрямиться и твердить ей о своей надуманной вине и необходимости развода.

— Может, прибавим ходу? — предложил Галиган, которому не терпелось скорее прибыть на место и встретиться с невестой. Споры супругов Даган, он воспринял как приятное времяпровождение, которое ему хотелось вкусить с законной супругой, став не свидетелем, а действующим лицом.

Орри ничего против не имел, наоборот, был лишь «за». В исчезновении стражника он видел плохой знак и мечтал избежать последствий для всего отряда.

Кони понеслись быстрее.

Глава 20

Он что-то почувствовал и начал придерживать лошадь, выставив руку, чтоб призвать к вниманию товарищей. Кони начали останавливать свой бег. Мужчины настороженно прислушивались, вглядывались в лесную чащу.

Немного и впереди показался всадник, за спиной которого маячили еще четверо.

Они стояли и видно ждали гостей.

— Миррон! — узнал того, кто стоял впереди Гарт.

Бежать? Смысла нет. Миррона хоть как нужно взять, чтоб он мог свидетельствовать королю, как и его брат, что стоял слева от мужчины.

Оррик поднял руку, приказывая остановиться.

— Приветствую вас, мессиры! — поклонился Миррон с усмешкой. — Прошлый раз нам не удалось с вами поговорить, слишком уж решительно вы были настроены. Может быть, поговорим сейчас?

— Что тебе надо?! — пытаясь быть грозным, спросил Галиган.

— О, милорд, к вам у меня не малейших претензий, как и предложений. Кроме одного — езжайте своей дорогой.

Лицо герцога вытянулось от подобной наглости и пошло пятнами. Судя по виду, Галиган решил ринуться в бой и изрядно потрепать наглеца.

— Говори по делу! — оборвал готовые начаться пререкания Орри.

— Вот это по-нашему, мессир, — кивнул тот. — Нам нужна девчонка, всего лишь. Отдайте ее и следуйте дальше, никто вас не тронет!

— Благодарствуйте за доброту! — буркнул Гарт. Лебрент глянул на него и понял, что тот уже мечтает вернуть эту самую доброту обратно, причем сейчас же и силой, впихнув ее по самую низкую точку Миррона.

Исвильда разглядывала парламентера и силилась понять, что сейчас будет.

— Где вы увидели девочек? — спросил Галиган, обернувшись для вида, будто пытается найти ту, что нужно выдать слуге. — У вас плохо со зрением и головой, Миррон! Впрочем, вы всегда были глупы и слепы!

— Не пытайтесь меня оскорбить, милорд, я толстокож для колкостей. Мне нужна эта девка! — ткнул рукой в сторону Исвильды. — И я получу ее.

— В зубы ты получишь, — процедил Оррик, багровея от услышанного оскорбления. Зря тот язык не придержал, ох, зря. — Садитесь в седло миледи, — приказал девушке, спрыгивая с коня.

— Зачем? — озадачилась та.

— Делайте, что вам велят, — попросил тихо.

— Ах, мессир Даган, к чему затевать драку? — понял маневры мужчины Миррон. — Неужели вы будите биться из-за ведьмы, что силой женила вас на себе?

— Нет, я буду биться из желания отрезать тебе язык и вбить обратно, хоть таким образом обучив манерам!

— Да полно вам, мессир! К чему обострять отношения? Нас много больше, схватка ни к чему не приведет…

— Я не вижу здесь воинов, а лающие щенки не в счет! — отрезал Орри, вытаскивая меч.

Миррон свистнул и из кустов слева и справа вышли люди. Их было около десяти.

— Итого, пятнадцать на четверых, — подсчитал Лексинант.

— Что-то около четверых на брата, — согласно кивнул Гарт.

— Пленных берем? — на всякий случай уточнил Галиган, который был полностью солидарен с решением друзей биться, и жаждал вдоволь поколотить Миррона и его подручных, а после взяться за отца.

— Миррона или Мелинро, — милостиво кивнул ему Орри.

— Можно обоих, можно одного из двух, — вставил Лебрент, слез с коня и снял арбалет с прилуки седла.

— Не советую! Гибнуть из-за чертовой ведьмы глупо мессиры! Посудите сами, кой вам смысл? Мессир Орри, вы же хотели избавиться от навязавшейся на вашу голову карги, так сделайте это!

— Благодарю за совет! Но привык обходиться своей головой!

Крикнул Орри и, посмотрев на испуганную Исвильду, бросил:

— Скачите прочь, миледи, здесь вам нельзя, — повернул коня и с силой хлопнул по крупу рукоятью меча, пуская рысака вскачь.

Гарт засвистел вслед, подгоняя его, и ринулся в бой, желая первым достать надоевшего ему Миррона. Мужчины обнажили мечи.

— Глупо, мессир! Вам мы зла не желали! — бросил Миррон.

— Гаденыш, — пожал плечами Лебрент и встретил идущего на него воина стрелой в глаз. — Один!

— Гарт! Бери его живым! — предупредил друга Орри, уклоняясь от летящего на него меча дородного детины. Пнул по ноге, и пока тот выдавливал крик, въехал кулаком в лицо и отбил нападение другого врага. Галиган отстегнул арбалет и использовал его сначала как дубинку, опустив на голову бегущего навстречу Орри мужчины, а потом выстрелил во всадника. И возликовал:

— Еще один!

И был сбит с лошади оглушающим ударом Мелинро.

— Берегись! — запоздал крик Гарта, только разобравшегося с двумя пехотинцами.

Орри сшиб летящего на него Мелинро с лошади, и душевно врезал ногой в висок, отбивая удар мечом атакующего его наемника. Они сцепились.

Лебрент бился с тремя, Галиган рубился с Мирроном и его подручным, Оррик остановил устремившихся за Исвильдой и сдерживал их, не давая продвинуться и на йоту, Гарт занялся Мелинро, не забывая отпихивать и отпинывать дерущихся врагов. Крепко связал его ремнями снятыми с убитых.

Лошадь унесла Исвильду в чащу, но не настолько далеко, чтобЫ не слышать шум боя. Девушка из всех сил пыталась совладать с испуганным животным, и вернуться, но та неслась, сбегая, и заставляла бежать Исивльду.

— Нет! — рванула поводья на себя. — На этот раз я не уйду, не сбегу! Там Орри!

Лошадь словно поняла суть слов, уловила отчаянную решимость и встала как вкопанная. Но повернуть ее, направив обратно, не удалось. Девушка спрыгнула на землю, и увидев арбалет со стрелами, сняла их, отцепив от прилуки — теперь она знает, как помочь любимому и товарищам.

— Не побегу! Я Даган! — заверила себя и, пригибаясь, понеслась меж кустов обратно, к месту боя. Прочь страх — позже отдастся ему, возможно, проплачет и даже пусть упадет в обморок. Позже. Сейчас она нужна Орри и друзьям, которые рискуют за нее, умирают из-за нее. Она не бросит их, будет достойна их защиты.

Хватит ей стыда бегства и предательства в прошлом.

Оррик не будет стыдиться своей трусливой супруги!

И пусть она умрет! Пусть хоть умрет с честью, не опозорив Оррика, как опозорила в свое время родителей.

— Отошли бы вы милорд, — скалился Миррон.

— Ты смерд, ты и отходи!

Хак — встретились клинки.

— В схватке случается умирать.

— Обещаю, что похороню тебя, достойно твоей жизни — как собаку!

— Галиган, кончай его! — рыкнул Орри, краем зрения заметив, что дурачок ведется на уловки Миррона и рискует головой.

— В лесу полно моих людей, мессир! Они уже взяли вашу ведьму и возможно уже владеют ею! — ощеряясь, крикнул ему мужчина.

Галиган взревел и пропустил выпад. Клинок вскрыл ткань колета и вспорол мышцу на груди. Герцог отпрянул, пошатнувшись от неожиданной боли.

Исвильда заметила трех мужчин спрятавшихся в кустах, и вложив стрелу, пустила ее в того, что был дальше, а ближнего встретила кинжалом в грудь.

С третьим пришлось труднее — он был силен как медведь и сбил ее с ног, но на счастье Исвильда удержала в руке арбалет и успела размахнуться. Оружие пришлось мужчине по виску, и тот рухнул, придавив ее. Пришлось поднатужиться, чтоб высвободиться из-под тела. Пошатываясь, после встречи казалось не с человеком, а глыбой, девушка подобрала упавшие стрелы и поплелась к кустам у дороги, где лучше всего было видно поле схватки. Увидела, что Миррон ранил Галиган и, вложив стрелу, без раздумий пустила ее в спину противника.

Вовремя — тот уже сделал выпад и клинок пошел в живот герцога.

Толчок в спину и Миррон рухнул, успев лезвием меча распороть Галиган лишь ткань на брючине.

Мужчина удивленно посмотрел на стрелу в спине упавшего противника, глянул в сторону кустов и, вовремя развернувшись, отклонил меч другого противника.

В это время ранили Лексинанта и одновременно Орри, зажав обоих с двух сторон.

В кого стрелять и как спасать? — мелькнуло у Исвильды. Но думать времени нет — она выпустила стрелу и дала Орри пару секунд передышки, чтоб прийти в себя от резкой боли в руке. Рана пустяк, но кровит сильно — плохо. И взмахнул мечом, выставляя его как защиту от меча нападающего. А над ухом свистнула еще одна стрела и попала в ногу одного из противников Лексинанта.

— Благодарю, миледи! — крикнул тот, отпихнув другого противника, и прикончил раненного Исвильдой, чтоб вновь вернуться к предыдущему.

— Не смей!! — испугался Орри, сообразив, о ком он и кто пускает стрелы. — Уходи!!

Фи-ить — еще одна стрела легла на курс — в спину оппонента Галиган. Увы, мимо.

Но сетовать и ругать себя за неуклюжесть некогда.

Следующая стрела достигла цели, впившись в лопатку парня, что почти сбил Гарта.

— Мне все больше нравиться твоя жена, Орри, — переводя дыхание, бросил он, воткнув меч в живот стонущего от боли раненного.

— Она замечательная! — заверил его Галиган, отбивая атаку верткого мужчины.

— Да уж, — бросил Лексинант, делая подсечку своему врагу.

Орри б поспорил и высказал все, что пришло на ум с испуга за нее, но времени не было да и силы тратить на это нельзя. Позже все скажет, громко, очень громко накричит на нее, и прижмет к себе, чтоб больше никогда не отпускать.

Фи-ить! — стрела чиркнула по уху Лексинанта.

— Осторожнее, миледи!

Исвильда чуть не взвыла, узрев, в кого пустила стрелу. Но на том месте стоял нападающий, а не Лебрент! Боже мой, отчего мужчины так быстро двигаются?! А стрел всего четыре осталось!

Господи помоги! — взмолилась и пустила стрелу в оппонента Галиган. Она воткнулась в затылок, пропоров череп насквозь. Герцог еле успел отскочить от падающего тела и тут же получил удар в спину от другого противника. Рухнул на мертвеца, еще не понимая, что получил не острием, а рукоятью и жив. А стрела Исвильды уже сняла его обидчика, попав ему в грудь. Мужчина упал на Галиган, оглушив того окончательно. Еще пара минут боя, и две стрелы, одна из которых ушла в «молоко», другая помогла Гарту, ранив нападающего на него, и бой закончился. Орри подсек обманным движением последнего из воинов и отсек ему голову.

Тяжело дыша развернулся к лесу, и позвал:

— Исвильда? — двинулся, еле переставляя ноги от усталости.

Девушка, решив, что тот смертельно ранен и сейчас рухнет, бросила арбалет и ринулась не разбирая дороги к нему навстречу.

Все слова Орри потерял, как только увидел бегущую к нему любимую. Выпустил меч из рук и встретил ее, обнял, закружил, млея от запаха ее волос, тепла ее дыхания, блаженного состояния — единения с ней, живой, желанной, родной до боли, до дрожи.

— Любовь моя…

Фи-ить!

Предательское жало впилось в руку Орри, пронзило ладонь, пригвоздив ее к спине девушки. Толкнуло в грудь то ли бедой, то ли стрелой.

Исвильда жалобно вскрикнула, зрачки стали огромными.

— Нет, — прошептал он одними губами, еще не веря, не желая понимать и принимать произошедшее. А боль в руке и в глазах любимой лишала надежды.

Лицо Исвильды дрогнуло от боли и сожаления. Ей так много хотелось успеть сказать Оррику, но слова булькали и не давались. Слезы бессилия брызнули сами и глаза высказали все, что не мог сказать язык: я люблю тебя! Я счастлива, что ты был у меня, что мы были вместе, сколько б не отмерил нам жизни Господь, смерть не отберет тебя у меня. Я буду помнить тебя, и беречь, даже с небес следовать за тобой. Спасибо, что ты есть, спасибо, Господи, за то, что ты подарил мне пару суток безмятежной жизни в объятьях любимого, что не забрал раньше неискушенной, не познавшей величайшего чуда — любви… и спасибо, что развод произошел вот так…

— Благодарю, — выдохнула последнее, что смогла, и потеряла сознания, оглушенная бессильным, полным отчаянья криком Оррика:

— Нееетт!!

Он рухнул на колени, баюкая ее как ребенка, и жмурился, сдерживая слезы бессилия перед горем.

Гарт бежал к нему, Лексинант рванул в чащу за вольным стрелком, чтобы изрубить его, а Галиган только выползал из-под убитого и силился понять, что произошло, отчего Оррик кричит, так что уши закладывает?

— За ним! — крикнул ему Гарт, указывая в сторону, куда промчался Лексинант. Галиган понял и, подхватив меч, рванул за товарищем, насколько хватало сил.

Свистнула стрела, ожгла герцога, чиркнув по щеке. Еще одна упала рядом с Орриком. Следом понеслись звуки драки. Галиган врезался в гущу придорожных кустов и вплел свой яростный крик в общую кантату возни.

Гарт помог подняться другу и перенести Исвильду подальше от поля боя, а потом принялся осматривать стрелу, прикидывая как бы ее половчее извлечь. Сначала, конечно из ладони Орри.

— Терпи, — бросил то ли ему, то ли девушке, которая слышать его не могла. Сломал оперенье и помог снять кисть Орри с древка. Даган поморщился и только. Глянул на рану жены и застонал, ужаснувшись: лопатка была пробита, и хоть стрела не вошла далеко — край наконечника был виден — было ясно, что рана болезненна и опасна.

— Я вытащу, — заверил Гарт, дрогнувшим голосом. Орри сжал зубы и крепче обнял Исвильду, приготовившись к извлечению стрелы.

Фогин потянул за древко.

Оррик застонал, услышав хрустящий звук, почувствовав, как напряглось тело девушки, желая избежать боли. Она протяжно и глухо вскрикнула, глаза распахнулись, чтоб сквозь туман попытаться разглядеть, кто мучает ее, и вновь закрылись. Тело обмякло, выпустив стрелу. Гарт побежал к лошади за полотном и фляжкой с вином в сумке, а Орри принялся укачивать Исвильду, мысленно шепча ей слова успокоения и утешения, винясь перед ней и признаваясь в любви. Ее безвольное тело и еле заметное дыхание, пробирало страхом потерять ее и лишало разума. Ему казалось, она умирает и это конец всему миру.

Господи! — взмолился, глядя в небо: Есть ли ты?! Какого черта ты делаешь?! Проснись и посмотри сюда!! Сделай же что-нибудь, ты, творец и кудесник! Где твоя справедливость?! Где?!!…

Гарт хлопнулся рядом на колено, и зубами разорвав полотно, смочил его вином. Приложил его к ране, сунув за колет.

— Нужно крепко перетянуть. Слышишь? Орри!

Тот с трудом понял, что надо, через паузы, в которых утробный вой бессилия смешивался со стонами злости на всех и все, отодвинул Исвильду, придерживая ее на весу и помог, как смог Гарту, перетянуть рану, зафиксировав плечо.

— Может и выживет, — без особого оптимизма бросил тот. Оррика перекосило. Он бы сказал ему, да слова застряли в горле, и лишь взгляд выразил все, что думал и переживал: от боли до ненависти.

— Тебя тоже нужно перевязать, — сказал Гарт, стараясь больше не смотреть в глаза друга.

— К черту!! — рыкнул тот, скрипнув зубами.

— Надо, Орри. И убираться быстрей отсюда.

Даган удобнее обнял Исвильду здоровой рукой и нехотя протянул ему пронзенную ладонь, абсолютно не понимая, зачем тратить на пустяк время. Рука не болела, а вот душа зверела от боли. Но ее не перевязать, и яд отчаянья, сочившийся из ее пор, не остановить как кровь.

Пока Гарт перетягивал другу ладонь и пытался остановить кровь из раны на его плече, появились Галиган и Лексинант. В обнимку, еле переставляя ноги, дошли до друзей и рухнули на траву. Оба ранены и потрепаны, злы и недовольны.

— Один ушел, — бросил Галиган, тяжело дыша. Раж боя прошел, и боль от ран все сильнее давала о себе знать. Об Исвильде слова не спросил — видел лицо Орри и понял — лучше промолчать.

Лебрент же спросил:

— Как?

— Лопатка в осколки, — буркнул Гарт, присаживаясь над ним с полотном. — Что смог, сделал. Остальное…

— Господи Иисусе! — дошло до Галиган, что дело серьезней, чем он думал. Лицо стало мрачным, как у мужчин. Пока Гарт перетягивал раны Лексинанта, он все косился на Орри и Исвильду, но подойти не решился — больно. А так сидишь, смотришь и вроде не видишь и точно не знаешь.

— Она выздоровеет, — прошептал, заверяя сам себя. — Иначе было бы неправильно.

Орри молчал — челюсти давно свело наглухо, и не говорить не слышать ничего кроме дыхания Исвильды, стука ее сердца, ему не хотелось, Спугивать ненужными словами единственное, что дает ему надежду и держит от порыва вскочить на коня и дать дикий галоп до Боз, он не хотел. В тихом стуке ее сердца еще теплилась жизнь, а значит, есть шанс, и есть время и возможность, и Орри цеплялся за девушку, дышал в унисон, надеясь таким образом удержать ее рядом на этой черствой, грубой земле.

Месть потом. Она будет. Но сейчас лишь одно имеет значение — Исвильда.

Гарт покачал головой, закончив перевязку Лексинанта:

— Как ты поедешь?

— Как все, — заверил он.

— Раны глубокие.

— Не смертельно.

— Прижечь бы.

— Уезжать надо.

— Сейчас Галиган перевяжу и двинемся, — пообещал, перебираясь к герцогу. Его раны оказались пустячными — поверхностными, но кровоточивыми и болезненными. Мужчина скалился и шипел от прикосновения вина к открытой поверхности.

— Терпите, милорд.

— Нам нужен лекарь.

— Вам переживать не о чем — до свадьбы заживет, а рубец, что на щеке останется, женщинам понравится.

Галиган испуганно дернулся, прижал руку к распоротой щеке и скривился:

— Черт! Как я в таком виде венчаться буду.

— Не факт, что будешь, — глухо сказал Орри.

— Не понял? — еще больше расстроился мужчина, заподозрив неладное.

— Король согласился на ваш брак, только чтобы выманить тебя.

— Зачем? Что за ерунда? Я люблю Даниэллу, она меня!…

— Тише, дайте же перевязать вас! — Гарт толкнул обратно, готового вскочить Галиган.

— Может и любите…

— А король любит, когда в его королевстве порядок, — бросил Лексинант, с трудом поднимаясь.

— Одного я не знаю: зачем ему понадобилось выманивать Даган, — в упор посмотрел на него Орри. — Но тому должна быть веская причина.

Лебрент отвел взгляд, и ни слова не сказав, пошел ловить лошадей, пока те окончательно не разбрелись по лесу.

— Подожди, я помогу! — крикнул Гарт, торопясь закончить сеанс знахарства.

Галиган сник, всхлипнул, уставившись в небо:

— Значит, свадьбы может не быть?

— Да будет у вас свадьба! — рассердился на него Фогин. — Хоть как будет, помяните мое слово!

Он имел ввиду, что Галиган еще молод и успеет найти себе невесту, даже если откажется эта, а тот понял, что Гарт более чем уверен, что свадьба с Даниэль состоится, и приободрился.

— Конечно, состоится!… Мы же живы, что может остановить церемонию?…

— Ничего, — выдохнул Орри, завидуя оптимисту. Разочаровывать его не хотелось — пусть еще час, еще сутки он проживет в мечте. Их срок возмутительно мал, и очень жаль, что хоть некоторые из них не живут вечно, не укореняются в действительности.

Орри прижался щекой ко лбу Исвильды — его мечта отмерила им миг и была безжалостно разрушена предательской стрелой и им, что не смог защитить любимую.

— Оррик, с ней все будет хорошо, вот поверь! — начал уверять его Галиган, морщась от боли в ране и сожаления, что мучило сердце и щипало глаза невольными слезами сочувствия и понимания свалившегося на брата горя. — Исвильда говорила: главное верить. Она права. Верь и все будет хорошо. Верь, даже если нет сил и повода, и увидишь сам — вера победит любую беду! Я верю, что мы поженимся с Даниэль и мы поженимся, и точно знаю, с тобой и Исвильдой все будет хорошо, и это точно будет! Она выздоровеет! Вы будите счасливы, здоровы, живы — вместе!

Какое же ты дитя, — с грустью смотрел на него Орри, сожалея, что раньше не знал брата, не разговаривал с ним по-простому, сидя у костра или за кружкой пива, не играл с ним в кости, не гонял на лошадях, не встречал рассвет и не смотрел в небо, одно для всех, и все же, для каждого свое.

— Спасибо, — только и сказал благодарный за поддержку, пусть слепую, но веру, что невольно дала ему силы поверить самому. Оррик встал, осторожно подняв на руки Исвильду:

— Нужно найти лекаря.

— Идем, — кивнул Галиган, и, придерживая брата, пошел к лошадям.

Гарт уже помог сесть Лексинанту:

— Держись, — кинул ему поводья. Тот больным взглядом обвел потрепанную гвардию и хмыкнул:

— А ничего воинство… Ну, да живы будем.

— Рано помирать, — согласился Гарт, подводя коня к Оррику. — Дел много.

— Свадьба у меня, погулять надо. Без вас не стану. Вы будите самыми моими почетными гостями, — заверил герцог.

— Вы сказали милорд, — выставил палец Гарт. — Теперь на попятную пойти не получиться.

И протянул руки, чтоб перехватить Исвильду.

— Осторожно…

Но Оррику предупреждать не стоило — Гарт взял ее бережно, как младенца, и почти не дыша, подал другу, когда тот сел в седло.

— Давай ее ко мне, — предложил Галиган. — Ты ранен, руки не сдержат.

— У меня одна рука ранена, — процедил Орри вовсе не чувствуя себя раненым, а скорее омертвевшим, но не от ран телесных — от раны в душе.

Устроил Исвильду удобнее, чтоб не повредить больное плечо девушки, прижал крепко к груди, кутая в кинутый ему Гартом плащ. Ее безответность и безвольность сводили его с ума. Хоть бы очнулась, хоть бы на миг глаза открыла, — просил, вглядываясь в побелевшее лицо, бледные сухие губы. Вина бы…

— Возьми, — протянул фляжку Гарт, словно мысли его прочел, и вспрыгнул в седло. Оглядел усталых, израненных товарищей и вздохнул. — Выходит я один за всех? Ну, ничего, попляшем.

Орри смочил губы девушки вином и порадовался ее вздоху, пусть минутному, но трепету ресниц.

— А Мелинро? — вспомнил о пленнике Галиган, увидев, что тот шевелиться, пытаясь встать.

— Фу, ты! Совсем забыл!

Пришлось слезать с лошади и ловить еще одну.

Проверил путы мужчины и закинул его в седло поперек.

— Вот теперь все. Двинулись, — глухо постановил Лексинант, пустил лошадь вперед медленным шагом. — Если поторопимся, к вечеру доберемся до королевской территории. Там, на краю, деревенька. Можно будет переночевать нормально.

— Не получиться, — буркнул Гарт, ведя на поводу лошадь с пленником. — Миледи не доедет. Растрясет и конец.

Орри мазнул по нему больным взглядом и сильнее сжал зубы, чтоб сдержать стон бессилия и рык отчаянья.

— Мы доберемся, даже если будем ехать медленно! — с наивным оптимизмом заверил Галиган. — И миледи Исвильда еще станцует джигу на моей свадьбе!

Кто о чем, а жених о невесте! — канул головой Гарт, умиляясь герцогу.

Галиган же выпалил оптимистический лозунг и увял: как не храбрись, не держись за мечту, а усталость, боль, переживание за раненных товарищей и девушку, страх за нее, дают о себе знать, и гнут голову к холке лошади, мутят душу дурными мыслями о самом плачевном исходе.

Глава 21

Второй час пути в тишине. Мерный шаг лошадей и тоска, что сдавливает сердце. Исвильда так и не очнулась, и Орри мрачнел все больше. Лексинант то и дело припадал к холке лошади, скрученный болью.

Галиган тоже мучался от ран и решил отвлечь себя, а заодно товарищей — в хорошем разговоре и скорбь и боль отдаляются, а порой и вовсе забываются:

— Нам немного пути осталось, правда?

— Таким темпом сутки, — буркнул Гарт.

— Сутки мы выдержим, — заверил тот самоуверенно. — И не такое выдержали. Нас же много, мы вместе. Ничего нас не возьмет. Все доберемся, все живы останемся. Смерти наше братство не по зубам, бессильна она против нас.

Орри озабоченно покосился на него: горячка, что ли, началась?

— Да, да, — заметив взгляд брата, активнее начал вещать Галиган. — Ты зря за Исвильду переживаешь. Я вот уверен, с ней все будет хорошо. Она бессмертна как ты и Лексинант, Гарт, я. Она умереть не может, потому что с нами, одна из нас.

`Видать не долечила она его. Хотя от такого безумия избавлять не надо, блаженно оно', - отвернулся Орри.

— Я лично ничуть ранами не озабочен — пройдут. И у вас тоже. Мы же одно целое, вот как пальцы на руке. Подумаешь, один поранен, другой цел, и ладонь цела, значит, заживет больное.

— У вас жар, милорд? — побеспокоился Гарт.

— Я делюсь с вами тем, что знаю, чтоб вы поняли, нет причины для уныния.

— И у вас нет?

— Естественно.

— Даже учитывая то, что спешить вам не к кому?

— Нет, спешить как раз есть куда: Исвильде и Лексинанту нужна помощь лекаря, удобные постели, всем нам сытный ужин и хороший отдых. У меня скоро свадьба…

— Милорд, вам уже сказали — ваша свадьба всего лишь приманка.

— Не правда. Свадьба состоится. Даниэлла любит меня, я ее. Это правда.

— Милорд, вас как вашего отца выманили из замка, только и всего, — заметил Лексинант, не зная как реагировать на странные фразы Галиган.

— К чему это делать и кому? — качнул тот головой.

— Королю, — бросил Орри.

— Ерунда, брат. Нет причины нас выманивать свадьбой…

— Боз — да, а вас иначе и не выманишь, — бросил Лексинант.

— Да зачем же? — снисходительно улыбнулся герцог. — Вы заблуждаетесь, мессир Лебрент.

Тот с минуту молчал и бросил:

— Подвалы.

Галиган отмахнулся:

— Вот уж причина!… - и смолк, сообразив. Побледнел от ужаса.

— А что в подвалах? — поинтересовался Орри.

— Боз устроил там пыточную и тюрьму. Он кидал туда неугодных, чтоб больше никогда и никто не смог с ними встретиться. Если не выманить Боз внезапно, так чтобы тот не заподозрил подвоха, он бы уничтожил все улики и освободил свою тюрьму. Пришлось устраивать сцену со свадьбой.

— Так ты человек Гая! — дошло до Оррика.

Галиган побледнел, а Гарт удивился:

— Что еще мы не знаем друг о друге?

— Что же теперь? — озаботило Галиган, который стал мрачнее Оррика, понимая что король обвинит его в каких-то преступлениях наравне с отцом. Даниэлла стала призрачной, недосягаемой, а будущее показалось грубым как плаха и опасным, как лезвие топора палача.

— Понятия не имею.

— Его арестуют, — понял Гарт.

— Скорей всего.

— Зачем же мы тогда едем?

— Галиган не арестуют, он ни в чем не виноват и доказать то легко, — бросил Орри, видя, что брат совсем скис и расстроился. — Исвильда лечила его, и возможно Боз боялся, что она проговориться не о его болезни, о которой нетрудно догадаться, а скрывать тяжелее, а о том, как его содержат. Галиган был не менее бесправен в своем замке, как любой из слуг. Возможно свадьба все же состоится.

Столь благодарного взгляда от Галиган Орри не видел.

Лексинант кивнул:

— Подручные Миррона сторожили его, как и вход в подвал, по приказу Даган. И тому есть свидетель, — покосился на Мелинро, что с кляпом во рту, трясся на лошади позади компании. — Он же участник преступлений, исполнитель злодейских планов Боз. Стоит попасть ему в руки королевского правосудия, и он выложит все. Так что вы правы, милорд, ваша невеста еще не потеряна для вас, хоть и призрачна.

— В любом случае, все будет решать король, а мы подтвердим ему, что милорд достойный человек, — вставил и свое веское слово Гарт. У Галиган от дружной поддержки своих товарищей слезы на глаза навернулись. Разве он мог подумать когда-нибудь, что обретет столь верных друзей, которые готовы свидетельствовать о нем самому королю, защищать все как один?

— Встреча с вами, самое лучшее, что есть в моей жизни, — заверил он и чуть смутившись, добавил. — Кроме встречи с Даниэллой.

Гарт хмыкнул:

— Мы и не собирались соперничать с дамой, милорд, — и покосился на друга и его жену. Исвильда по-прежнему не открывала глаза, и это уже тревожило не только Оррика. — Есть предложение: примерно в часе пути, справа, деревенька. Остановимся. Я сбегаю, принесу еду и вино, полотно. Может, лекаря найду.

— Не помешала бы, — согласился Лексинант, с сочувствием покосившись на Орри и его драгоценную ношу.

Оррик вздохнул, крепче прижав к себе Исвильду. Ему казалось, она ускользает от него, и оттого на сердце было невыносимо тяжело.

Открой свои чудесные глаза, милая. Прошу тебя, — молил он, вглядываясь в бледное лицо. Но ничего не менялось, и Орри готов был завыть в небо от бессилия.

— Вы были в Палестине Оррик? Конечно, были. Мне тоже довелось, — принялся уже Лексинант отвлекать и успокаивать мужчину. У Галиган слова и силы кончились, а Гарт, с хмурой физиономией и приговором во взгляде, мог лишь ухудшить ситуацию, честно выдав другу, что шансов выжить у его жены совсем ничего. — Был у меня друг, парень сорви-голова, отчаянный… Он и сейчас жив, только жизнь так распорядилась, что раскидала нас по разным странам. Он домой не вернулся… Но речь не о том. Довелось ему попасть под стрелы и получить рану, как у вашей жены, мессир. Долго он мучился, надо сказать, а организм-то у мужчин покрепче женского… Н-да… Но выжил, и вполне сносно рубился после. Правда получил еще и одну способность — безошибочно предсказывать погоду. Как только заболит плечо, сразу определяет, дождь ли будет, снегопад или жара начнется. Да-а, как-то он объяснял что перед дождем кость ноет, а перед снегопадом ломит, и вот по тому как болит, он и знает, что с погодой станется…

— А что будет с отцом? — невпопад спросил Галиган. Видно дошло, что ситуация серьезна.

— А что может быть? Наверняка уже в темнице. Допрашивают, обстоятельства дел выпытывают.

— Меня ждут, — хмуро бросил Орри. Лексинант отвел взгляд: успокаивать его нечем.

— Тебя-то чего? — насторожился Гарт.

— Я Боз на замок Де Ли навел, — бросил сквозь зубы. Галиган минутная немота накрыла, а у Гарта лицо скривилось, словно и у него старая рана к непогоде заныла.

— Бог мой!… Так какого ж ты черта прямо в лапы стражников едешь?!… Нет, постой, ты причем?!

— Причем тут Боз и та история? — поддакнул Галиган. — Говорят, зачинщиком был Куртунуа, глаз на наследницу… ну, на Исвильду, положил. Уж если кого арестовывать, так его.

— Даган виртуоз по части распространения слухов, уж такую паутину сплел, что в нее все кто ему хоть словом хоть взглядом неуважение выказал, попали. Куртунуа серьезно с ним повздорил еще лет пять назад. А дело-то пустяк, но Боз ссору запомнил, и припомнил. Как ему получилось Андриса к Де Ли заманить, ума не приложу. Хотя тот доверчив и до дам охоч. Может, на этом Боз сыграл.

— Какая разница? Вопрос в другом: если вздумалось королю то дело распутать, то с чего ради, и отчего к Боз нитка потянулась, а Куртунуа миновала? — хмуро спросил Гарт. — Как бы действительно Орри крайним не сделали. Только ничего у них не получиться, ни при делах он…

— Оставь, Гарт. Я виновен.

— В чем? В том, что отцу о долге перед Лемзи проговорился? Вот уж вина! Тогда тебя и за то, что от меня ничего не скрывал, казнить надо!

— Ты, это ты, а Боз совсем другое. Я знал, на что он способен, да понятия не имел, что тот уже успел к Де Ли съездить да Исвильду себе в жены приметить.

— Ничего себе! — удивился Галиган и присвистнул. — Вот оно в чем дело! А я понять не мог, что это с отцом. Отец, — качнул головой уверенный, что обвиняют Боз не зря. Помнил он то время, когда Даган, словно помешанный, бредил какой-то красавицей. То мрачнел, то веселился, то вдруг выписал бардов и принялся сочинять баллады. "С ума на старости лет сошел", — сплетничали в замке. А потом все сошло на нет, и лицо Боз приобрело вечно мрачное выражение. Он стал зол и угрюм более, чем до приступа странной лихорадки, рычал на любую оплошность слуг, забил двух крестьян, повесил мельника…

Исвильда могла стать моей мачехой? — растерянно глянул на девушку герцог: невозможные дела.

И дошло остальное, медленно, но с ужасающей правдоподобностью.

Боз Даган, его отец, преступник каких мало, перемалывающий судьбы и жизни людей как мельник зерно. Король, который прознав о мерзкой натуре герцога, решил призвать его к ответу, а заодно тех, кого тот использовал. И теперь Галиган придется оправдываться в том, что он не совершал, отмываться от той грязи, в которой отец вывалял его. Даниэлла естественно откажет, свадьба не состоится. Оррик попадет в тюрьму по обвинению в сговоре с Боз, косвенном участии в нападении на семейство Де Ли. А единственно выжившая наследница этого славного рода вынуждена была скитаться, жить как простолюдинка, а сейчас умирает на руках мужа, которого считают замешенным в ее бедах.

У Галиган лицо стало серым, когда он понял что происходит и почему. И одно взять в толк не мог — чем он больше раздавлен: участью Исвильды, отца, брата, или собственной?

— Мы попали в жернова, — прошептал, с испугом и мольбой покосившись на брата: скажи, что это не так?

Взгляд Орри был больным и тоскливым, но не своя судьба волновала его и не будущее Галиган — Исвильда. Только о ней он думал, только о ней переживал. Все остальное казалось пустым и незначительным, не стоящим ни слов, ни внимания.

— Не стоит беспокоиться раньше времени, мессир, — попытался успокоить Галиган Лексинант.

— Я помолвлен с Даниэль!

— Естественно, именно поэтому ни единого подозрения ни у вас, ни у вашего отца не возникло. Но помолвку разорвать проще, чем получить развод.

— Уходили бы вы. Самое время, — протянул Гарт.

Галиган промолчал.

Он пытался решить, что делать, здраво оценив положение: он в опале, свадьба отменена, замок и земли Даган под арестом, Боз в тюрьме, потом на плахе. Его друг Исвильда при смерти, брат под угрозой ареста и казни. И все из-за Боз, из-за отца!

Спасать его? Нет, отец заслужил кары за все что натворил. И как бы кощунственно это не выглядело, даже пальцем шевелить ради Боз у Галиган не возникало желание.

Спасать себя? Кинуться в ноги королю, унизиться, оправдываясь в том, в чем не виноват, предать братство, в которое его приняли равным, и выторговать тем прощение и руку Даниэллы?

Чтоб потом всю жизнь стыдиться своего поступка и окунуть в позор милую Даниэль? Нет, этот путь не для него.

Если она настолько чиста, настолько умна и честна, как ему показалось, она поймет, что так поступить он не мог и простит его. А что прощение короля по сравнению с прощением любимой? А сохраненная честь и гордость, уважение друзей, оплатят ему сторицей любые потери.

Возможно глупость, но даже за Даниэль он не желал терять себя и обретенных товарищей. Их мнение, их отношение к нему было для герцога важнее всего остального.

Галиган гордо вскинул голову и с надменным прищуром бросил, как это делает Орри:

— Плевать!

— А вы и впрямь безумец, милорд, — с понимающей улыбкой глянув на мужчину, сказал Лексинант.

— Зачем мы вообще едем к королю, если ясно, ничего хорошего нас там не ждет? — качнул головой Гарт.

— Исвильда, — сказали хором Орри и Лексинант.

— Король поможет ей, защитит и обеспечит, — пояснил Галиган.

— А я думал за справедливостью, — буркнул Гарт.

— Вряд ли она еще живет на этой грешной земле, — с тоской протянул Оррик, вглядываясь в лицо любимой, которая по-прежнему ни вздохом, ни трепетом ресниц не выдавала свое присутствие здесь, с ним. Она словно уже ушла, забыв свое тело.

Но думать о том было невыносимо и Даган вслушивался в стук сердца, уже не зная ее ли бьется или его.

Глава 22

Суд был закрытым. В залу, где проходил процесс, ввели Боз и поставили перед главным судьей — королем. Тот сидел на троне и внимательно смотрел на герцога Даган. Он пытался понять, откуда в столь привлекательном внешне человеке столько подлости и низости. И не находил ответа.

Послушаем, что он скажет, — кивнул бальи.

Тот вышел из-за стола и подошел к подсудимому, протянул библию:

— Клянитесь говорить государю вашему, наместнику Божьему на земле, правду.

— Клянусь, — водрузил ладонь на книгу.

— Милорд Даган вы знаете, в чем вас обвиняют?

— Это мне не ведомо.

— Может быть, вы хотите в чем-нибудь признаться своему государю?

— Лишь в верности.

— Может быть, вы чувствуете какую-нибудь вину и желаете покаяться перед судьями, Господом и вашим государем?

— Мне не в чем каяться.

— Значит, вы не считаете себя в чем-либо виновным?

— Нет.

Взгляд Боз был суров и непреклонен, и Гай понял, что тот не признается даже перед ликом Создателя.

— Достаточно, — прервал бальи Мэло король. — Изложите суть дела герцогу Даган.

Мэло с почтением поклонился королю и спросил:

— Изволите ли вызвать главного обвинителя?

— Начните с вопросов по делу.

Гай не желал торопить события и открывать все факты Боз. Ему хотелось понять, до какой степени тот изворотлив, насколько коварен и до чего опустится, выторговывая собственную жизнь. Дело было ясным и, чтоб вынести вердикт, королю не нужно было слушать обвиняемого, но он хотел вершить правосудие по справедливости и он его свершит.

Мэло вновь поклонился королю и повернулся к герцогу:

— Итак, изволите ли вы отвечать своему господину?

— Да. Спрашивайте, — Боз понимал, обвинений против него немало, но сдаваться не собирался. Улик у короля по всякому нет, а любовь к гипотетической справедливости подвела в свое время ни одного правителя. Этот юнец не исключение. Решил поиграть в наместника Божьего — пожалуйста. Но не с Боз. Болтовню к делу не пришьешь.

— Известны ли вам славные Де Ли?

Ах, вот в чем дело. Прекрасно, что он подстраховался и успел приказать Миррону убрать невесть откуда взявшегося мальчишку с клинком Гелигранта. Ничего на эту тему король не накопает.

— Я слышал о Гелигранте Де Ли. Говорят, он был прекрасным воином и верным вассалом его величества.

— Вы были с ним знакомы?

— Немного. Вскользь. Мой незаконнорожденный сын Оррик решил жениться на дочери Гелигранта. Я объяснял парню невозможность затеи, но на того словно затмение нашло — он настаивал и преследовал наследницу Де Ли. Мне пришлось вмешаться и объясняться с Гелигрантом.

— Чем закончилось дело?

— А собственно, ничем. Разве что пришлось устроить хорошую трепку сыну. Де Ли были возмущены ухаживаниями Оррика, наследница, девушка слишком юная, чтоб думать о замужестве, испугана напористостью моего сына. Мне пришлось настаивать на его домашнем аресте в замке Верфул, пока тот не откажется от своих притязаний. Мы сошлись на том что я отдаю ему родовую вотчину и он перестает преследовать девушку, что знать его не желает.

— Он согласился?

— Да. Оррик разумен и понял, что лучше иметь замок, чем хлопоты с юной девушкой и ее родней.

— А знаете ли вы, что случилось с Де Ли?

Боз изобразил грусть:

— Увы, на их замок напали разбойники. Говорят с ними был граф Куртунуа, но, по чести говоря, ваше величество, я в то не верю. Граф Куртунуа человек благородный и не стал бы бесчестить себя подобным преступлением, да и при вашем дворе он часто бывает. Значит, молва, как обычно преувеличивает. Народ любит плести небылицы.

— А не вы ли пригласили графа в замок Де Ли?

— Я? Бог с вами! Разве я хозяин владений Де Ли? Какое же право было бы у меня вызывать, кого бы то не было к ним?

— Разве меж вами не было ссоры? И вы не писали ему, что серьезно заболели и желаете покаяться перед ним, и просили не отказывать умирающему в последней просьбе? И не намекали, что, дабы уладить недоразумения и загладить пустую ссору, сговорились с Гелигрантом, милостиво приютившему вас, и сосватали его дочь, красавицу Исвильду, богатую наследницу, славному графу?

— Что за нелепость? — почти искренне удивился Даган.

— А разве не вы расписали достоинства юной Исвильды Де Ли и богатое приданное, что дают за нее?

— Ничего подобного! — возмутился Боз.

— И суть вашей ссоры с графом не наследные земли Куртунуа?

— Это было, — согласился Даган. — Но суд решил наш спор в мою пользу. Граф был неправ, претендуя на земли, доставшиеся мне по брачному контракту с Хельгой Куртунуа, что доводилась ему сестрой. Андриас сильно задолжал ростовщикам и решил неправым делом поправить свои дела. Мы повздорили, было. Но после все уладилось. Достаточно вызвать его сюда и расспросить, чтоб вы ваше величество убедились в правоте моих слов.

— Мы так и сделаем, — кивнул Гай, приказывая позвать графа. На лице Боз не дрогнула ни одна мышца. Он был уверен, что Андриас не признается в своем проступке, побоится гнева государя и опалы, впрочем — плахи. А что еще положено преступнику?

Нет, Куртунуа дурак, но не глупец и не станет подставлять шею топору.

Тем более, все улики — против него, а против Боз у него ничего кроме слов.

Кому они нужны и кому важны?

Тем более на два «а» Куртунуа, у Даган десять «б».

В залу ввели прихрамывающего хмурого мужчину. Он с ненавистью глянул на Боз и сел на любезно предложенное ему место с позволения короля. Мэло привел его к присяге и после пары незначительных вопросов перешел к делу:

— Расскажите высочайшему суду и своему государю, какова была причина вашей распри с герцогом Даган.

— В свое время земли Куртунуа были поделены меж братьями — моим отцом и отцом миледи Хельги. После смерти дяди все его имущество странным образом перешло к Даган. Мой отец судился с ним. Но когда я был в Палестине, с ним произошел несчастный случай и процесс выиграл Даган за неимением других претендующих сторон. Я не знал о том, и не смог изменить решение бальи. Свои земли мне пришлось заложить, но по возвращении домой я узнаю что владения моего отца так же перешли Даган…

— Я не понимаю, о чем он говорит, государь! Вы лжете, граф! Я по закону забрал лишь то, что принадлежало моей несчастной жене!

— Это не так. Он выкупил мои расписки, лишив меня родового замка путем лжи и обмана. Моя попытка выкупить земли ни к чему не привела. Я предлагал мирное решение вопроса, давал отступное. Почти год он тянул и вот прислал мне письмо.

— Оно сохранилось?

— Увы. Я могу лишь дословно пересказать его содержание. Даган взывая к милосердию вызвал меня к Де Ли, где находился по болезни, внезапно настигшей его. Так как двигаться ему возможности не было и он ждал своей кончины, я был приглашен в замок Де Ли, чтоб решить наши проблемы, примириться и… получить в знак компенсации и благорасположения Даган, руку Исвильды Де Ли вместе с недурным приданным. Я не смог отказать умирающему, к тому же, признаюсь, я нуждался, и был рад подобному благоприятному повороту дел. Получить наконец свои земли имело для меня огромное значение и я готов был примириться с умирающим, тем более после столь лесного предложения стать мужем миледи Де Ли. Я посчитал, что был неправ по отношению к герцогу и поспешил на его зов.

Мужчина смолк, помрачнев, сжал кулаки.

— Что было дальше, граф?

Андриас молчал, разглядывая свои колени.

— Не заставляйте вашего государя ждать! Отвечайте на вопрос! — приказал Мэло.

— Дальше?… Дальше был кошмар, — глухо сказал Куртунуа и тяжело уставился на Даган. — Думаете я стану молчать? — и встал, гордо расправил плечи и посмотрел на короля. — Я виновен ваше величество. Три года назад, когда вы спросили меня был ли я в замке Де Ли, я солгал, заявив что не был. Вы по великодушию своему поверили мне и милостью своей оставили при дворе. Я оказался в западне собственной низости. Промолчав, я отдал Даган свои земли, оставил его преступление безнаказанным и… попрал свою честь. Стоило мне заикнуться о повторной тяжбе с Даган, и мой проступок бы открылся.

— Значит, вы были там?

— Да. В темноте ко мне присоединились люди Даган, сказав, что едут к своему господину, и я не заподозрил подвоха, хоть и несколько удивился их количеству. Но утром следующего дня, как только ворота замка Де Ли были гостеприимно распахнуты перед нами, их оказалось еще больше. Они сходу напали на стражу, подожгли амбар, начали убивать слуг. Я был серьезно ранен и увы, мог лишь смотреть на варварство что они творили. Мне было ясно, что они никого не оставят в живых, но не понятна причина столь вопиющего зверства… Гелигрант принял меня за предателя и кричал мое имя, чтоб слышали все и знали, кто виновник злодеяния. Я не мог говорить, государь, как не мог помочь Гелигранту. Мне довелось видеть как он погиб, защищая свой дом и детей. Как умер сражаясь как мужчина юный Максимильян Де Ли, как погибла леди Де Ли, прикрывая дочь. Миледи удалось бежать, но вряд ли она далеко ушла, учитывая погоню за ней. Я слышал как, вернувшись, разбойники хвастались, что обесчестили ее и убили, видел, как они поджигают строения и добивают раненых. Замок пылал почти сутки… Меня вытащил старый слуга Де Ли и служанка, что чудом остались живы, и бросили, чтоб я смотрел как пылает замок и жил после с позором. Мне привелось уйти и довелось выжить, хоть о том я не помышлял. После мне хотелось отомстить Даган, но не хватало ни сил, ни средств и пришлось смириться. И в этом я так же, виновен.

— Кому-нибудь вы говорили о том, что произошло?

— Я исповедовался священнику своего друга, что приютил меня и выхаживал. Смерть была слишком близка, и тяжкий грех лежащий на моей душе требовал очищения.

Все посмотрели на Даган — тот был спокоен и недвижим.

— Что скажите в свое оправдание милорд Даган?

— Говорят, когда есть в чем оправдываться, а мне не в чем, государь. Куртунуа открыл всем суть своих злодеяний, порочного низкого характера. Трус и подлец коим он выказал себя только что, естественным образом желает переложить тяжесть своих грехов на чужие плечи. Отчего б не мои, учитывая, что у нас была ссора. Если вы хотите, чтоб я отвечал за его преступление — воля ваша, ваше величество. Но не просите меня проявлять столь же вопиющую низость как Куртунуа, оправдываясь в том, в чем я невиновен.

— Значит вы утверждаете, что не имеете отношения к тому, что произошло в замке Де Ли?

— Посудите сами, мессир Мэло, то, что сотворили люди Куртунуа — ужасающее преступление, для совершения которого нужен веский повод. Я же имел честь быть знаком с Гелигрантом Де Ли вскользь. Мы виделись лишь раз, и меж нами не было несогласия…. Хотя, — герцог задумался, потирая подбородок, и качнул головой. — Нет, это невозможно.

— Поясните милорд Даган.

— Да нет же, говорю вам.

— Я требую, чтобы вы отвечали!

— Мне всего лишь пришла в голову мысль. Видите ли, учитывая произошедшее, нужно искать человека, что был одинаково зол на меня, на Де Ли и на… графа Куртунуа.

— И что это за человек?

— Мне стыдно признаться, государь, но… мне пришло в голову, что это мог быть мой внебрачный сын Оррик. Он был безумен от страсти к дочери Гелигранта, и когда я разговаривал Де Ли, тот неоднозначно дал понять, что выбрал жениха своей дочери — Куртунуа. Я не преминул сообщить безумцу, насколько тщетны его надежды и был естественно жесток с ним. Но разве вы, государь, не поступили бы иначе?..

— Вы считаете, что ваш сын, Оррик Даган, мог устроить нападение на семейство Де Ли?

— Мне стыдно как отцу за воспитание столь недостойного чада, но по закону чести я вынужден признать — да, Оррик мог свершить преступление. Он был наемником, семь лет боев в чужих землях извратили и без того вздорный характер. Намек же на пренебрежение к нему, как к незаконнорожденному — уже воспринялся как несмываемое оскорбление. Оррик и раньше был упрямым и мстительным, поэтому я держал своих наследников подальше от него. Здесь же сошлись его обиды, неудовлетворенная страсть и непомерные амбиции… Да, он был способен на подобное преступление.

— Стало быть, вы свидетельствуете против сына?

— У меня нет выхода, государь, ибо злодеяние что он совершил требует справедливого возмездия.

— Граф Куртунуа, возможно ли такое?

— Не знаю, государь, — неуверенно повел плечами мужчина. — Я знавал Орри Даган, хоть и не близко, и он казался мне человеком чести, воином смелым и благородным, несмотря на его происхождение. Но семя Даган… Кто знает, государь?

— Как же страсть, которую он якобы питал к наследнице Де Ли? Возможно ли совершить преступление по отношению к даме, что является предметом его притязаний?

— Государь! — влез Даган. — Я хочу заметить, что Оррик был весьма раздражен пренебрежением со стороны означенной девицы, и как истинный ревнивец, понимая невозможность брака с ней, мог решиться на злодейство. Сдается мне, не только страсть сыграла дурную роль в этом деле, но и порочные наклонности Оррика. Он всегда был непомерно жаден и не побрезговал силой вырвать у моего умирающего отца дарственную на замок Верфул. Видно и в том случае он желал не только руки миледи Де Ли, но и ее богатое приданное.

— А если ему не дают ни того, ни другого, то пусть не достанется никому?

Даган склонил голову, выказывая раскаяние и смущение:

— Мой позор, ваше величество, велите за то меня и казнить. Я воспитал дурного сына.

Гай прикрыл глаза, испытывающе глядя на герцога. Он ждал, что у того хоть ресница дрогнет — ведь сына отдает палачу, не гусенка. Нет, тщетно ожидать признаний, сожалений и мук совести от закоренелого злодея.

Минута другая тишины в зале и ее разорвал приказ короля:

— Позовите обвинителя и закончим дело Де Ли. Мне все ясно. А пока, чтоб герцог Даган не скучал, огласите ему список предъявленных обвинений и результаты осмотра подвалов его замка…

Глава 23

Орри осторожно уложил девушку на лапник, приготовленный Гартом и укрыл плащом. Раненная рука совсем онемела и еле слушалась, но он того не замечал.

— Найди лекаря Гарт, — попросил глухо. Фогин хмуро посмотрел на бледное, с бисеринками пота на лбу лицо девушки, потом в измученные больные от переживания глаза друга и лишь вздохнул:

— Я постараюсь, — и, буркнув Галиган. — Присмотри.

Вновь оседлал лошадь и двинул в чащу.

Лексинант проводил его бодрой улыбкой и, застонав, осел у сосны, зажав рану в боку.

— Плохо? — забеспокоился Галиган, потянувшись за вином.

— Нет, — стиснул тот зубы. — Дай фляжку Орри, пусть жену напоит. Может в себя придет.

Галиган так и сделал.

Как только влага коснулась губ Исвильды, она открыла глаза. Взгляд еще не нашел мужа и девушка с беспокойством зашептала призывая его:

— Орри…

Мужчина тут же сунул фляжку обратно Галиган и приподнял жену, бережно прижал к груди, склоняясь над ней:

— Я здесь, — заверил, нежно оттирая испарину с ее лица. — Все хорошо, я рядом.

— Орри, — прошептала, успокаиваясь.

— Я здесь, малыш, здесь, — коснулся поцелуем лба. И еле слышно застонал — горячий!

— Ты ранен? — услышав его стон, встревожилась девушка.

— Нет. Я в норме.

— Остальные?… Галиган?…

— Тоже.

— Я здесь, Исвильда. Со мной все хорошо, и с Гартом. Лексинант немного ранен, но и он в порядке, — поспешил заверить ее герцог.

Благодарю тебя, Господи, — порадовалась девушка и заплакала, не сдержав слез боли и отчаянья: отчего же она такая невезучая? Вроде живи и радуйся — Орри с ней и все плохое позади, а она возьми да угоди под стрелу.

— Что ты, милая?

— Больно, — призналась, скрывая главное: страх умереть. И так жалко было ей уходить сейчас, когда жизнь, казалось, налаживается, когда преодолев столько препятствий и трудностей нашла свое счастье и любовь.

Больно! — резануло по уху Орри. Конечно, больно, рана-то нешуточная. И как помочь? Черт! — скрипнул зубами в отчаянии.

— Мак, — бросил Лексинант.

— Точно, — вскочил Галиган. Хотел рвануть в лес на поиски, но взгляд упал на измученных товарищей, и герцог затоптался в нерешительности: как можно их оставить? Мало ли кто недобрый явиться, а они беззащитны: Лексинант серьезно ранен, а на руках у Орри умирающая жена и он скорее погибнет, чем ее выпустит.

— Гарт наверняка принесет опийную настойку, — заверил, решив не уходить.

— Поищи, — процедил Оррик, приказывая. Для него муки Исвильды была невыносимей своих, значительнее любых опастностей.

— Нет, — отрезал Галиган. — Я вас не оставлю.

— Сходи в лес и поищи мак! — начал злиться Даган.

— Нет, я сказал, — парировал твердо герцог.

— Щенок! — процедил мужчина и мог бы — придушил.

— Злись сколько угодно, но я вас не оставлю. Глупо бегать по незнакомым местам в поисках мака. Другие могут оказаться ловчее и заглянуть сюда, — покосился на Мелинро, что, скрючившись в путах, лежал на хвое и с ненавистью поглядывал на мужчин.

— Он прав Орри, — бросил Лебрент. — Один из людей Боз все же ушел, и нет гарантии, что он не явиться хотя бы за дружком.

Даган сам это понимал, но что любая опасность, когда любимой плохо? И хоть разорвись — брось все да сходи сам, но Исвильду и на секунду из рук выпустить страшно.

— Потерпи, — попросил ее виновато.

— Да, я… да… не беспокойся, — вцепилась здоровой рукой ему в колет на груди, боясь, что Орри уйдет. Она готова век терпеть — только б он не бросил ее. — Я люблю тебя…

Господи, ну зачем она тебе?! — чуть не взвыл в небо мужчина: разве мало тебе ангелов?! Оставь хоть одного на этой земле!

— Обещай, что будешь беречь себя, — прошептала девушка.

— Буду, — заверил сипло, а по спине мурашки: прощается?

— Присмотри за Галиган…

Мужчина глянул на брата и вздохнул:

— Присмотрю.

— У вас все будет хорошо, и у нас, — склоняясь над ней, заверил Галиган. И светло улыбнулся. — Верь мне. Помнишь, ты сама говорила — главное вера. Ты же знаешь, я почти пророк и знаю что говорю — ты еще подаришь мужу сильных сыновей, порадуешь меня племянниками.

Девушка улыбнулась, представив сына Оррика: как было бы здорово родить ему мальчика.

— А девочку?

— И дочь. Обязательно. Много сыновей и дочерей. Ведь впереди целая жизнь, счастливая и светлая, — и посмотрел в глаза брата. Что ты городишь? — говорил его взгляд. — Любимые не умирают, — прошептал в ответ Галиган. И тон был настолько уверенным и спокойным, что Орри не стал спорить: пусть хоть один безумец будет счастлив в своем безумии.

И прижался лбом ко лбу Исвильды:

— Верь ему, он знает, что говорит.

— Я верю, потому что ты рядом… мне уже не страшно… совсем, совсем…

А взгляд уже туманился, но не от боли и отчаянья — от радости. На душе было светло и тихо, а тело стало легким, словно перышко.

— Поцелуй меня, — попросила еле слышно, и Орри накрыл ее губы, коснувшись их нежно, как лепесток, оторвавшийся от цветка.

Галиган улыбался, хитро щурясь — он и на минуту не сомневался — у брата и Исвильды все будет хорошо. Они созданы друг для друга и ни Бог, ни Дьявол, ни смерть, ни человек не смогут разъединить их.

Блажен, кто верует, — посмотрел на несчастных влюбленных Лебрент и вздохнул: жаль, что одной веры порой мало. Путь в поднебесную влюбленных тернист, обратный болезненен, а пребывание в ней недолговременно. Но говорят, любовь еще бродит по земле, не спеша покинуть ее вслед за Богом, и кто знает, может, именно этой паре повезло встретить ее?

Тогда Галиган прав — любимые не умирают.

Тогда они бессмерты, как сама любовь…

Потому что даже за грань мира ли, жизни, смерти, влюбленные уходят вдвоем.

— Вот увидишь, первым у них будет мальчик, — доверительно прошептал Галиган, присаживаясь рядом с Лексинантом. Тот недоуменно покосился на него и закашлялся, согнулся от боли, не в силах доходчиво высказать герцогу, что он думает на сей счет. А отдышавшись не стал напоминать ненормальному, что Исвильда в любой момент может скончаться, а Оррик рискует головой, как истинный самоубица — влюбленный, бредет на плаху.

— Ты не безумный — ты блаженный, — сказал тихо. Но Галиган не услышал — он смотрел в небо и думал о том, какая прекрасная жизнь ждет его впереди: друзья, что будут рядом — уж он о них позаботиться, брат и его прекрасная жена, и Даниэлла.

Она не отвернется от него, она все правильно поймет…

Мечты не встречали препятствий, устремляясь к небесам, их обители.

Путь домой всегда короткий и легкий…

Галиган оказался прав — Гарт принес настой мака для Исвильды. А еще сыр, хлеб и доброе вино. Но лекаря он так и не нашел.

Раздал провиант товарищам и затоптался рядом с Орриком, поглядывая на девушку, что после настойки лучше выглядеть не стала.

— Нужно двигаться. До королевской территории от силы пара часов пути, а там лекаря наверняка сыщут, — сказал Орри. Гарт с замкнутым лицом протянул ему ломоть хлеба и сыра, и, получив отказ, еще более помрачнел. Ясно, что у друга кусок в горло не лезет, но он ранен и нуждается в пище и отдыхе. Однако, начхав на раны, обнял жену, будто укрыл собой от смерти, и ни о чем кроме Исвильды не думает.

`Ох, Орри. Глупо лезть в пасть к черту. Пока докажешь что к козням и преступлениям Боз отношения не имеешь, тебя сотню раз и обезглавить и вздернуть успеют', - вздохнул Гарт. Конечно, он понимал, отчего друг рискует, но так же понимал, что его надежды помочь Исвильде тщетны. Девушку уже лихорадка маяла: волосы от пота слиплись, лицо снега белее, а в глазах туман. Того и гляди, представиться.

Понятно, Орри ее не бросит, как любой из оставшихся товарищей, но ведь можно на них ее оставить и уйти, переждать плохие времена.

— Какая нужда голову в петлю совать? — качнул головой расстроенный донельзя за несчастного друга, которого то в огонь, то в воду судьба бросает, и никак покоя да радости не дает. — Уезжал бы ты, Оррик. А Исвильду мы довезем, с рук на руки лекарю сдадим, приглядим, надобность будет, и поухаживать сможем.

— Верно, — кивнул Лексинант.

— Нет, — отрезал упрямец. Одна мысль выпустить Исвильду из рук, казалась ему кощунственной. Он был уверен, что держит не ее тело — душу, и пока она в его объятьях, ей не улететь на небеса.

— Я бы тоже не ушел, — сказал Галиган, поглядев на брата — он единственный из компании правильно понял Оррика. — Опасаться же опалы не стоит — у нас есть свидетель, который подтвердить злодеяния…отца, и невиновность Орри. Как мы все сможем встать на его защиту перед королем.

— Ты сам, возможно окажешься в темнице, кто тебе поверит? — спросил Лексинант, внимательно поглядывая на герцога.

— Но вам-то поверят.

Отряхнул руки от крошек и пошел к лошадям:

— Отдохнули малость и хватит. Орри прав — нужно спешить. Настойка действует несколько часов.

Закинул Мелинро поперек седла, как тюк с тряпьем и, услышав свист, увидел, как у того расшились зрачки. Хрип и мужчина поник.

Орри переложил Исвильду на лапник и встал рядом. Закрывая ее своим телом и мечом. Галиган оглядывался, силясь понять, откуда прилетела стрела.

Гарт вскочил почти одновременно с Лебрентом и оба обнажив мечи, повернулись в разные стороны, готовясь отразить нападение, но его не было. Минуты текли, мужчины ждали и понимали, что сил противостоять хорошей атаке у них не хватит.

Но видно Бог, наконец, обратил внимание на них и сотворил свое чудо, дав им передышку.

Гарт рванул в кусты и увидел вдали за деревьями мелькнувший силуэт. Оставить? Нельзя, потому что нет гарантии, что не будет нового нападения, и стрела не настигнет теперь кого-то из друзей. Нагнать? Рискованно. Наемник может оказаться не один. Но если нет, его можно взять в плен и предоставить королевскому правосудию вместо убитого Мелинро.

И Гарт побежал за мужчиной.

Настигнуть его удалось, а вот взять живым, нет. Когда в твое горло впивается нож — выбора не бывает, и разум и тело работают на одно — выжить и победить. Гарт победил, с большим трудом осилив противника, и долго еще лежал в траве, приходя в себя. А потом побрел к друзьям. Те по его виду поняли, что произошло и начали взбираться на лошадей.

— Жаль, что теперь у нас ни одного свидетеля, — виновато глянув на Оррика, сказал Гарт.

— Кому в голову придет, засвидетельствовать честь и преданность? Если она есть, то ее ни с чем не спутаешь. А если нет, любые свидетельства пусты, — бросил Галиган.

— Расскажи это королю, — посоветовал Фогин.

— Так и сделаю, не сомневайся, — заверил, направляя коня в чащу.

Глава 25

Исвильда смотрела на Оррика не желая отдаваться забытью. Оно может оказаться вечностью, и как перед дальней дорогой нужно хорошо подкрепиться и настроиться, еще раз взглянуть на милые сердцу вещи, услышать и увидеть дорогих тебе людей, так и девушке хотелось запомнить как можно лучше и четче минуты в единении с тем, кто стал ей дороже жизни. Близким как ее родные, но грозил стать далеким, как звезды на небе.

Она плакала не в силах сдержать предательские слезы сожаления и печали. Так больно прощаться с ним, так больно уходить только коснувшись его души.

Оррик заметил, что девушка плачет, и старался не смотреть на нее, не думать о причине слез, иначе сам как мальчишка готов был расплакаться.

Что жизнь человеческая? Миг, вспышка, но, сколько радости и боли, горя и счастья, любви и ненависти, умещается в это мгновение. И жаль, что не замеченное другими, а порой и самим собой. Вернуть бы хоть день, хоть час…

Куда он рвался, ради чего жил, о чем думал, за что цеплялся в неведении своем прожигая отмерянные Господом года, дни, часы? Собрать бы их вместе и отдать Исвильде — ни на секунду он бы не пожалел о том, не вспомнил о радости побед в бою, о стремлении обогатиться, о плече товарища, о замке, даже о долге и чести. Ничего ему не надо, только б жила она и осталось бы с ним, умер бы или жил, тот день, когда он впервые увидел сестру Лемзи — милую наивную девочку с бирюзовыми глазами, в которых сошлись небо и море, его трон и его могила. И до отчаянья больно, что и то и другое уместилось в несколько беспокойных дней, а не долгих счастливых лет. И радостно что хоть так, но было, и горько, что прошло.

— Ты будешь жить, — заявил так, словно уже совершил сделку с Господом или с Дьяволом.

— А ты? — насторожилась Исвильда.

Он промолчал: сказать нечего. Ему все равно, что с ним будет.

— Мы останемся вместе, ты не бросишь меня, не разведешься… Галиган обещал… — прошептала засыпая, против своей воли.

Галиган, — поморщился Орри: что он может обещать, что он может знать?

Кони дробно печатали копытами дерн. Всадники стремились вперед, к своей судьбе определенной ими собственной волей, а не кем-то иным. Галиган не спешил в темницу, как Орри не стремился на плаху, но ни тот ни другой не думали о том, что их ждет, как не думал Гарт и Лебрент — они желали помочь Исвильде, успеть до того, как несчастное сердечко перестанет стучать. Они шли в битву с самым опасным противником — смертью, и никто не знал. Кто победит, но каждый надеялся на лучшее, кто вопреки всем доводам рассудка, собственным глазам и жизненному опыту, кто просто, потому что иначе не мог, кто оттого что долг и вера смешались в одно и давали силы.

Извилистая тропка то уходила влево, то шла прямо, то резко убегала вправо и становилась все более четкой. Значит, цель близка и друзья достигли королевских владений.

И вдруг, вылетев из-за поворота, они столкнулись с встречным отрядом всадников.

Кто и зачем, думать было некогда ни тем, ни другим. В лобовых столкновениях все решают секунды и тратить их на выяснения титулов и причин проезда по дороге, не позволительная роскошь, тем более в отряде началась суматоха: кто-то обнажил мечи и выдал упреждающий крик ярости, кто-то спешивался, кто пытался повернуть коня, кто-то схватился за арбалет и грозил засыпать стрелами, встреченных.

Взгляды друзей оценили опасность и поняли, что видно суждено всем погибнуть. Лицо Галиган закаменело: прощай, Даниэлла. Рука вытащила клинок и приготовилась рубить до последнего вздоха бренного тела.

Лебрент криво усмехнулся, а Гарт посмотрел на Орри:

`Прости если что'.

`И ты меня'.

— Прорвемся! — крикнул Галиган, и не сбавляя хода, устремился вперед, прорубая путь себе и друзьям. Гарт за ним, прикрывая со спины.

Лебрент резко натянул поводья, и его вздыбившаяся лошадь столкнулась с лошадью другого всадника. Мужчины полетели на землю, не удержавшись в седле. Поднялись, и скрестили клинки.

Оррик попытался притормозить, чтобы избежать лобового столкновения.

Резкая остановка приподняла коня на дыбы, потревожив Исвильду. Девушка посмотрела на Орри и, заметив, как окаменело его лицо, встревожилась.

— Что?

— Ничего, милая, — ответил глухо, посмотрев в ее глаза.

Печаль, сожаление и вина сжились в них с нежностью и любовью. Они прощались с ней, и Исвильда это поняла. Но разве могла позволить это? Лучше умереть — но с ним, чем жить без него.

— Мы вместе — ты и я, я и ты!

Рывок из последних сил, вопреки ране и боли, и руки девушки обвили шею Орри, сжали — не оторвать, а впрочем, он и не хотел. Одна рука легла на рукоять меча, вторая придержала Исвильду. Бежать некуда — их окружали плотным кольцом. И не спасти и не спастись. Прости, милая, — сжал зубы Орри.

Жаль, что не будет «завтра» и спасибо, что было «вчера»…

Первая стрела ранила лошадь Гарт, и он полетел на землю. Следом спрыгнул на землю Орри — его конь так же получил ранение и зашелся в нервной пляске, грозя скинуть седаков.

— Уходи!! — крикнул ему Лебрент, с трудом сдерживая натиск противника. Четверо на одного раненного — ясно силы неравны и кто — кого тоже понятно. Но сдаваться Лексинант не привык и рубил неприятеля, пока выпад слева не успокоил его. Клинок вошел под ребра, и остановил славного вояку, не дав ему завершить последний в его жизни удар. Меч выпал из его рук сам, став неимоверно тяжелым. Боль смешалась с небытием и мужчина рухнул лицом в землю, умерев в падении…

— Прекратить!! — закричал кто-то, видно надеясь предотвратить схватку. Бесполезно: мужчины глухи в пылу боя и потери, что уже были с обеих сторон, ничего кроме ярости и желания реванша не возбуждали, а значит мирного решения быть не могло.

Галиган насадил на меч первого, кто попался ему, потом второго, оттолкнул третьего, рубанул по груди четвертого, и кубарем полетел вниз, получив кулаком в лицо.

Гарт пытался прикрыть и его и друга, без ума раздавая удары налево и направо… Он понимал — это его последний бой хотел спасти хоть кого-то из братьев, а лучше Орри.

Оррик уварачивался от клинков, закрывая собой Исвильду, и раздавал удары, прикрывал, как мог Гарта. Взгляд с тоской смотрел на брата, которого уже зажали, и было ясно — не отобьется. Он шагнул к нему в слепой надежде помочь и споткнулся, получив стрелу в плечо. Жало вошло почти по оперенье, лишая и сил и надежды. Вторая стрела воткнулась в ногу и подогнула колени.

— Нет!! — как будто очень далеко, в другой стране или в прошлой жизни, кричал Гарт, стремясь на помощь другу.

Хак, — и лезвие меча рубануло по его груди, прерывая путь к цели и саму жизнь.

Орри посмотрел в глаза падающего друга и тихо прошептал:

— Мы еще встретимся.

— Обещаю, — как эхо, бледным отзвуком коснулось уха невнятное прощание. И тут же вздрогнула Исвильда и застонал Орри — одна из стрел пронзила его руку и вошла в грудь девушки со спины. Наконечник застрял в груди Орри навсегда соединив его с любимой, сильнее обручального кольца и венчальной песни.

— Орри, — прошептала Исвильда, глядя ему в глаза. Слезы невольные свидетели несчастья скользили по щекам, омывая последние минуты существования этого лица.

Она так много хотела ему сказать, так много сделать для него, но не успела. Не смогла, неуклюжая, глупая…

Он до слез и стона жалел, что не смог ее спасти и вывести из боя, укрыть от грязи и грубости мира, в котором умирала любовь, не успев родиться.

— Прости, — прошептал он.

— Нет… благодарю! — сорвалось с губ вместе с кровью. — И за жизнь и за смерть… благодарю…

— Что же вы делаете?! — возмущался кто-то где-то далеко. За глухой стеной тумана, который укрыл влюбленных, надежно защитив от всех бед и сохранив и соединив их в одно.

Орри смотрел на Исвильду, Исвильда на него и ничто больше не волновало их — они были вместе, и пусть не в жизни, но хоть в смерти их не разъединили.

Губы влюбленных в последнем поцелуе обменялись кровью и последним вдохом.

Пара упала под ноги воинов, застыв в объятьях навечно.

В этот момент погиб и Галиган, сраженный сразу тремя ударами мечей.

Все произошло так быстро, что никто не понял, как это случилось, за что, почему?…

— Что же вы натворили, что? — выдохнул белый от ужаса сэр Хамонд. — Безумцы! О Господи!

Если б не этот чертов поворот, если б не глупый по своей юности герцог Галиган, ринувшийся в гущу стражников с обнаженным мечом, если б не павшая лошадь сэра Хамонда, что придавила и оглушила его, если б не потерянный от страха мальчишкой оруженосцем штандарт короля…Если б!

Взгляд мужчины шарил вокруг и натыкался на тела своих убитых людей, четверых погибших в пустой, глупой схватке смельчаков и юной девушки, что предпочла смерть в объятьях любимого жизни без него. Чувствительное сердца сэра Хамонда дрогнуло, и рыдания сдавили горло начальника королевской стражи:

— Глупцы! Что же вы натворили?!

Стражники стояли возле убитых супругов и только сейчас начали понимать, что сделали. Раж боя пропал и уступил месту стыду, сожалению и горечи.

К месту преступления рысью приближался отряд всадников во главе с королем. Один из свиты, мужчина с угрюмым лицом и черной повязкой на глазу соскочил с лошади на ходу и с криком растолкав стражников рухнул на колени возле Исвильды и Оррика.

В образовавшемся молчании были слышны глухие стоны. Мужчину мутило от горя и он, сжав кулаки, дико закричал в небо, вымещая свое несогласие с Господом и всей душой, ненавидя в этот момент его справедливость.

Гай с серым от гнева и ужаса лицом слез с лошади и подошел к мужчине. Положил руку на плечо сжав в сочувствии.

— За что? — обернулся тот. — За что?!!…

У короля не было ответа, да и что не скажи герцогу Лемзи Де Ли все было бы бессмысленным.

— Что здесь произошло? — уставился на Хамонда, требуя ответа, но тот смог лишь развести руками, не зная, что сказать.

Воины короля сорвались, как неопытные мальчишки и натворили беды. Испугались? Десять — четверых? Случайность, глупость — оправданием не служило, как ничто другое не смогло бы послужить. Смерть есть смерть и какой бы повод не был у нее ступить на землю, шаги ее неотвратимы, а дела непоправимы.

— Вы разжалованы, сэр Хамонд. Я более не желаю вас видеть, — заверил король и старый вояка согласно склонил голову: это наказание — милость, а я заслужил плахи. Он сквозь слезы взирал на прекрасное, юное лицо девушки, что и мертвая смотрела в глаза своего любимого как живая на живого, и тот словно видел ее и отвечал взаимностью, поправ все законы бытия.

— Влюбленные не умирают, — прошептал Гай, пораженный до глубины души этой нелепой и страшной в своей неожиданности смертью Оррика Даган, с которым не раз шел в бой, которого уважал и знал как человека чести, и совсем наивной девочкой, чудом выжившей при резне в замке Де Ли. Судьба свела их в тот момент, когда, казалось бы, живи и живи, радуйся и будь счастлив: Боз Даган в темнице, Лезми вернулся из Палестины, а он, Гай, милостью своей решил отблагодарить Орри, наградив его титулом графа и богатыми землями, женив на сестре Лемзе. Как хотел он, как желал погибший Гелигрант.

— Она ведь выжила… зачем? — прошептал Лемзи, со слезами на глазах глядя на погибшую сестру, прекрасную как в тот день, когда он с Орри приехал навестить семью, и все такую же юную и невинную, трогательную и беззащитную, как в детстве, как будто годы и трудности пощадили ее.

Как он горевал, узнав о смерти семьи, о нападении на свой родной дом?!

Как радовался, узнав через донесения Лебрента — посыльного Гая, о том, что Исвильда жива, замужем и под охраной Оррика! Как ждал встречи с любимой сестрой и дорогим другом, который не раз спасал его в бою, прикрывая от жал стрел и клинковоторый не раз спас его в бою. ом!го а живании на свой родной дом?! жизнью и в тот день, когда он с Орри приехал навестить се! Он мечтал отплатить ему, зная, что тот неравнодушен к Исвильде, благословить и жить рядом с ними, радуясь их радости, качая на коленях их детей. Возможно, ради этого он выжил в плену сарацин, смог бежать, пройти пол Европы.

Но видно смерть не перехитришь, а у Господа закончились чудеса…

Рука короля сжала плечо верного вассала:

— Они будут похоронены как самые знатные сеньоры.

— Вместе.

Так хотел отец, так хотели они…

— Вместе, — заверил король. У него бы не хватило мужества разъединить влюбленных что потрясли своей жизнью жизнь и убили своей смертью смерть. — Говорят, если любишь, как любили друг друга они, то разлуки не будет. — Доблестному сэру Даган и его прекрасной жене, как и его друзьям, что не бросили их ни в жизни, ни в смерти, будет поставлен памятник. Пусть все знают: верность и любовь еще живы и никто никогда не сможет их убить. Пока бьется хоть одно человеческое сердце, пока воздуха хватает в груди, мы будем верить и любить.

Лемзи тяжело поднялся и склонив голову тихо прошептал с горечью и болью глядя в лица убитых влюбленных:

— Возможно в другой жизни, в будущем где грязи и зла будем много меньше, им повезет быть счастливыми… Слышишь, Господь?!! — закричал в холодное равнодушное к печали и радости людей небо. — Сделай же это!! Сотвори хоть раз воистину великое чудо!!… Если ты есть, если… любил и терял… хоть раз.

Гай с недоверием посмотрел в небо и поморщился: вряд ли Господь слышит Лемзи.

А чудес и вовсе, не бывает. Ангелы, дети чистой, безгрешной любви, приносят их на землю, а люди убивают их не давая родиться. И так будет всегда, пока любовь не вернется в этот мир и не поселится в сердцах, вытеснив алчность, жестокость и эгоизм.

Он посмотрел на убитого Галиган и Лебрента, качнул головой не понимая как это могло случиться и отчего было дано погибнуть смельчакам, рухнуть на землю на самом взлете своей славной жизни, а таким как Боз Даган суждено было прожить долгую жизнь и беспрепятственно сеять зло и множить горе.

— Наверное, оттого, что и там, на небесах, такие без надобности Господу нашему, — прошептал, словно открыл великую тайну для себя. — Значит, не все еще потеряно и Боз победил лишь в этой жизни, но сражение не закончено. И одних впереди ждет вечность, а других бездна забвения. Что ж, это справедливо.

Лемзи с ненавистью глянул на короля: как легко и просто рассуждать живым над мертвыми, которым ничего уже не достанется: ни любви, ни справедливости, ни воздаяния за свершенные поступки. Ничего кроме могильного холода и мглы веков, что сотрет память о их жизни, страданиях, стремлениях, любви, равной которой Лемзи не встречал.

Эпилог

Куртунуа лишили титула и звания рыцаря.

Боз Даган прилюдно казнили, повесив как последнего воришку.

Лемзи Де Ли получил милостью короля земли герцога Даган и руку Даниэллы.

Исвильда и Оррик были захоронены им в склепе замка Верфул, куда положили и их друзей. Даниэлла разбила вокруг усыпальницы цветник и каждый год, в день смерти супругов и своего возлюбленного, на их гробницах появлялись ярко красные розы — одна для четы Даган и две для несчастного Галиган.

Лемзи понимал, что тем самым Даниэль признается ему в любви и дает понять, что умерла вместе с ним. Де Ли молчал, смиряя гордость и ревность, а может и зависть к тому, кого искренне любили всей душой и сердцем. Он надеялся, что это всего лишь блажь, и пройдет рано или поздно. Даниэль обратит внимание на него, полюбит не менее сильно… но, чудес не бывает.

9 августа — 4 сентября 2006 г.