"Вячеслав Курдицкий. Дыхание Харута (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

Эта фраза словно пробила брешь в ночи, брешь сквозь время. Было ощущение,
будто открыли чердачное окно, и солнце, осветив сваленный на чердаке хлам,
заставило подумать, что это - не совсем хлам, что многое здесь полезно и
нужно.
Игорь Петрович увидел себя в лаборатории помолодевшим на двадцать лет и
расстроенным неудачей: черный песок пустыни так и не удалось найти.
Пустыня упорно хранила свои клады.
Все нужно было начинать сначала. Именно об этом и думал, засидевшись за
полночь в лаборатории.
Он только что пережил тяжелую личную драму, но думал не о ней. По своей
неожиданности и нелепости она казалась чем-то несерьезным, глупой шуткой.
Он сидел над журналами проб и анализов, машинально переворачивал
исписанные листы. Вот неровные карандашные строчки, которые были написаны
во время первой послевоенной экспедиции в Каракумы. Видно, что писавший не
очень серьезно относился к своей работе и делал ее, как делают необходимую
формальность.
А вот записи второй экспедиции. Эти сделаны уже более аккуратно и
подробнее первых. Тот, кто писал, видно, понял цену скрупулезной фиксации
самых на первый взгляд непримечательных находок, наблюдений и выводов.
Так оно и было на самом деле. Когда ему пришлось отстаивать необходимость
дальнейших поисков против доброго десятка людей, имеющих ученые звания и
высказывающих непререкаемые истины, он убедился, что любая мелочь
экспедиционных наблюдений может оказаться решающей в споре. Впрочем, надо
было еще уметь ссылаться на авторитеты, даже на такие, которые ни с какой
стороны не имели отношения к спорному вопросу. Этого он не любил и не умел
делать.
"Тайна пустыни, - думал он. - А может быть, никакой тайны нет и вообще
никогда не было? Очень просто, слово "черный" ассоциируется со словом
"злой", и нет здесь никакой физической подоплеки. Каракумы - значит злые
пески. Вот и все".
Он придвинул микроскоп, поправил предметное стекло. На нем, залитый
коллодием, лежал тонкий слой каракумской пыли. Сложная система линз
превращала пыль в причудливый и странный мир, в котором среди обколотых,
выщербленных глыб кварца и полевого шпата попадались обломки ракушек,
тонкие пластинки известковых солей, сохранившие с одной стороны следы
перламутра, иглы из сернокислого стронция, бывшие когда-то скелетами
радиолярий. Все это свидетельствовало о том, что пустыня лежит на месте
древнего моря. Это могло заинтересовать геолога, палеонтолога, для физика
не было ничего.
Можно ли в таком случае признать беспочвенность дальнейших поисков? Нет,
хотя бы потому, что никто не смог установить, кому принадлежат трехпалые
отпечатки лап. И еще потому, что никто не мог объяснить причину странного
свечения в пустыне, которое видели все члены второй экспедиции. Сполохи?
Отблески далеких молний? В это не очень верили даже те, кто пытался
объяснить свечение простыми зарницами.
Во время второй экспедиции он познакомился со старым чабаном, который
бродил с колхозной отарой почти в самом центре Заунгузских Каракумов.
"Трава здесь, сынок, волшебная, - шутливо ответил на его вопрос чабан,
приятно удивленный, что русский ученый так хорошо говорит по-туркменски. -
За одно лето овцы вдвое набирают в весе".