"Вячеслав Курдицкий. Дыхание Харута (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

проделал все машинально. Счетчик простучал дробно и бесстрастно.



Глава одиннадцатая. Один

Мергенов открыл глаза.
Тьма и тишина окружали его со всех сторон. В животе было пусто: казалось,
оттуда вытащили все внутренности. Слегка поташнивало, голова кружилась и
тянула вниз - было такое впечатление, словно все существо переместилось в
голову, а тело стало маленьким, невесомым, ненужным.
Несколько минут он лежал неподвижно. Потом в прояснившемся сознании
выплыло все происшедшее, и он осторожно потрогал живот. Ох, как было
больно, когда Игорь Петрович, несмотря на его протесты, вынул-таки
проклятую палку! Сейчас тело вокруг раны немного зудело. И все. Боли не
ощущалось.
Лежать было неудобно. Мергенов переменил положение и случайно коснулся в
темноте фляги - она лежала у самого изголовья. Сразу появилась жажда. Он
сделал два крупных глотка и испуганно отдернул руку. В желудке словно
что-то взорвалось. Острые иголочки зашныряли по всему телу - как под
электрический ток попал. Однако все прошло моментально, стало приятно и
легко.
Мергенов напился всласть, положил флягу на место. Рука коснулась какого-то
плоского твердого предмета. На ощупь было похоже на плитку шоколада.
Мергенов понюхал и удивился: действительно шоколад! Откуда?
- Игорь Петрович? - негромко позвал он.
Никто не ответил, только в черно-сером треугольнике входа поблескивали
искорки звезд. Игорь Петрович, вероятно, спал, утомленный бурными
событиями дня.
Шоколад пах весьма заманчиво. Мергенов содрал хрустящую обертку и с
наслаждением стал есть. "Расскажу Дурсун о своих приключениях, - подумал
он, - с ума сойдет от зависти. Подумать только, какое открытие! Здорово,
что я напросился в попутчики к Игорю Петровичу. Хороший он человек!
Непонятно только, почему скрывал цель поисков... А в общем, почему же
непонятно? Очень понятно. И я так же поступал бы осторожно, если бы искал
радиоактивные руды".
Скатав фольгу в плотный комочек, Мергенов кинул ее в звездный треугольник
и снова потянулся к фляге. Он чувствовал себя неплохо.
Глухой тоскующий крик прозвучал в ночи. Прозвучал и оборвался, словно
кричащему внезапно зажали рот. В крике были отчаяние и мука, и горечь
одиночества, и ужас. Казалось, вся скорбь мира слилась воедино, чтобы
выплеснуться в этом безответном вопле. По спине Мергенова пробежали
мурашки, невыносимо заныли зубы, как бывает, когда проведешь ножом по
мокрому стеклу. Не помня себя от оглушающего страха, не соображая, что
делает, он на четвереньках выскочил из шалаша и во всю мочь заорал:
- Игорь Петрович!
Ночь поглотила отчаянный призыв. Темнота безмолствовала, но чудилось в ней
невнятное движение, осторожные, крадущиеся шаги, чье-то сдерживаемое
дыхание. Бесплотные призраки позли со всех сторон, окружали, чтобы
накинуться скопом и задушить в мягкой податливой массе.