"Юрий Куранов. Тепло родного очага (Роман-газета N 14 1987 г.) " - читать интересную книгу автора

дорогу. Между тем тропинка вышла на глубокий спуск и впереди высветилась
широкая лесная впадина. Многие сотни, а может быть, и тысячи лет назад здесь
было озеро. К нашим дням оно высохло, и дно его древнее уже успело довольно
гу. сто прорасти елками, ольхой и березой. В глубине таких впадин вдоль
некогда веселых берегов здесь и там бьют, продолжают бить из глубины земли
ключи, которые питали вымершее озеро влагой. Ключи такие удивительно чисты,
воды их до услаждения вкусны, а порою и целебны.
Тропинка раз-второй скользнула петлями, потом прямо вниз, потом опять
положила среди высоких трав петлю и решительно пошла в углубление. Тут
Евгения Михайловна остановилась. Она обернулась к нам румяным помолодевшим
лицом и осторожным полушепотом предупредила:
- Отсюда нужно спускаться молча. Ключ-то нежный, он сразу шаг
почувствует. Так-то он смирный, и, если подойти не шибко да молчаливо, он
весь прозрачный и не шелохнется. А если с шумом к нему кто бросается, сразу
закипит и может замутиться.
Чуть ли не на цыпочках, еле дыша в теплом и неподвижном воздухе леса,
мы начали спускаться к роднику. Вдали справа бурчал ручей, и далеко был
слышен его ровный, неторопливый голос. По кустикам неспешно, однако весело и
деловито прыгали простодушные и невесомые синицы.
Источник мы увидели издали, на самом окончании тропинки. Лежал плотно
вдавленный временем в землю, в кочкастое и травянистое дно давнего озера
какой-то как бы обугленный завременелостью сруб. Словно кто-то рыть здесь
собирался колодец и начал уже дело, три-четыре венца положил, но вода
поднялась, и рыть отпала необходимость. Скамеечка из жердочек была сколочена
невдалеке от тропинки. И кто-то оставил на скамейке байковое одеяло детское.
Когда-то одеяльце было, видимо, малиновым, но сделалось таким выцветшим, что
трудно было даже догадаться, какого же цвета появилось оно на свет,
произведенное на фабрике. Только, по узкому краешку нижней складки можно
было догадаться о его былой ма-линовости. На одеяльце, легко и осторожно
распластавшись, грелась небольшая зеленая ящерица. Она так и осталась
лежать, никак на нас не отреагировав, а может быть, отреагировав на нашу
осторожность, на легкость и уважительность нашей поступи.
Перед срубом, в самом окончании тропки лежала тоже дочерна завременелая
плаха. Вот к этой плахе мы и спустились, ничем не спугнув родника. Он лежал
перед нами настолько прозрачный, что не верилось, будто ложбинка эта с
золотистым, мельчайшего помола илом покрыта водой. Только водяные жуки, туда
и сюда рывками вдруг бросающиеся зачем-то в разные стороны, говорили, что
это все же вода. Ощущение от чистоты и опрятности источника было в чем-то
схоже с тем, которое испытал я некоторое, довольно давнее время назад от
взгляда и от всего лица Евгении Михайловны, когда она приветила меня в
ночной совхозной сторожке у телефона. Источник был и молчалив, и весь
незримо и неслышно разговорчив.
Он оставался весь нетронутым и тогда, когда наша пожилая проводница
ступила на доску перед срубом, вынула из дорожной сумки белую эмалированную
кружку и неслышно зачерпнула. Сделала несколько глотков, замерла,
прислонившись коленками к срубу, и потом, осторожно повернувшись к нам,
передала кружку, Евгения Михайловна, пока мы пили, пока мы упивались и
одухотворялись пахучими серебристыми глотками, набрала воды в большую бутыль
и в белый эмалированный бидончик.
И так же неслышно, почти невесомо Евгения Михайловна отошла в сторону,